Мы - ножницы

Нет ничего лучше на свете, когда ты можешь сказать, что у тебя есть половина. Мы – большие портновские ножницы – рождены жить и работать в паре. Мы гордо говорим «мы», и, если получится так, что наши половинки разъединятся, ни одна из них не сможет называться ножницами. У нашего имени даже единственного числа нет. Веский повод не ссориться, не правда ли? Мы нужны, пока мы вместе, мы живем, пока мы вместе; поэтому в каждой из наших пар царят мир и взаимопонимание.
 
Ножницы – очень нужная вещь. Нам много лет, прабабушка нашей хозяйки была портнихой. Однажды, когда она была совсем молоденькой девушкой, ей купили нас. Мы тогда были новенькими, звонкими и блестящими, зеленая краска на наших колечках еще не потрескалась, а лезвия были острыми-острыми. Девушка не сразу научилась с нами управляться: мы не помещались в маленькой ладошке, оттягивали руку, пару раз падали со стола ей на ногу, и она плакала. А, поплакав, вытирала слезы, вновь брала нас в руки и продолжала кроить. Скоро она стала хорошей портнихой, к ней приходило много людей, мы перерезали много отрезов ткани, и хозяюшка очень нас полюбила. Какие чудеса помогали мы ей творить! Она так набила руку, что могла разрезать нами тончайшее кружево, попробуйте-ка! Мы пользовались в доме безграничным уважением, хозяйка сшила для нас чехол из шерсти, в котором мы проводили минуты покоя, а ее муж постоянно подтачивал наши лезвия.
 
Сейчас к ножницам совсем другое отношение. Нас можно купить в любом магазине. Нас больше не передают по наследству, как было в старину. Мы перешли от портнихи к ее дочери, только дочь не стала шить, и мы просто валялись на печке в своем полирующем бока шерстяном чехле. Если нужно было что-то отрезать, нас доставали, а потом опять забрасывали на печку. Чего мы только не резали! Войлок, ситец, шпагат, пруты для веников… Нами стригли малышей и крошили табак на махорку. А мы мечтали о кружеве и невесомых нитках. Наши лезвия просили заточки. Когда семья переезжала из старого домика в квартиру, нас и вовсе чуть не забыли. Хозяйка вспомнила о нас в последний момент.
 
Переезд мы вспоминаем с удовольствием: мы снова оказались нужны. И пусть нам больше не доверяли красивых тканей, зато нами резаны все обои, поклеенные в новом жилье, и мы же нарезали линолеум, и еще много чего сделали. Даже гвозди распрямляли и кусали медную проволоку. Видимо, за эти самые заслуги нас очень полюбил глава семьи и мы переселились в гараж. Это была самая худшая из наших жизней. Мы почернели и пропахли бензином. Наш уютный чехол потерялся еще при переезде, и мы вынуждены были теперь стоять кверху кольцами в банке из-под тушенки, наполненной отвертками. Утешало в этой ситуации лишь то, что у нас теперь была компания. И какая! Болтливые отвертки наперебой выспрашивали у нас подробности прошлой жизни, мы ведь виделись им практически стариками. Вот что мы вам скажем: легко почувствовать себя стариком, стоит только поверить в то, что всё в прошлом. А, пока у тебя в жизни маячит хоть какая-то перспектива стать полезным, - ты еще не старик. Это мы в гараже поняли.
 
А потом хозяин принес нас домой, положил в свой ящик рабочего стола и мы стали знакомиться с новыми соседями. В столе уже жили несколько авторучек, офицерская линейка, портсигар, пахнущий так же, как махорка, которую мы резали лет 30 назад, только приятнее, семейство канцелярских кнопок в коробочке, и прочая мелюзга. Они рассказали нам, что мы теперь – личные ножницы главы семьи, он принес нас из гаража, потому что доволен нашей работой. Мы, конечно немного загордились. До нашего появления авторитетом было большое старинное пресс-папье, но оно проживало на столе, и нечасто общалось с жителями ящика. Так что нам все были рады. Работа у нас теперь была важная: бумажная работа. Особенно мы любили открывать конверты с письмами, ведь письмо – это всегда радость. Мы снова приобрели металлический блеск, и наши облупившиеся крашеные ручки стали лосниться от частых прикосновений.
 
Однажды днем, когда глава семьи был на службе, а мы дремали в прохладном ящике, ящик стола открылся, и в образовавшейся щели показались две хитрые мордахи. Дети хозяина, мальчик и девочка, залезли к отцу в стол, пока мама хлопотала на кухне, схватили нас и побежали во двор. Признаться, от возмущения и неожиданности мы опомнились, когда нас уже обступила толпа ребятни. Дело даже не в том, что мы слишком важные для того, чтоб играть с детьми: просто нас детям не дают. Ножницы для детей опасны, особенно такие большие, мы, портновские. Мы этого не хотим, но тем не менее, мы можем причинить ребенку вред, поэтому конечно, мы здорово перепугались, когда попали в руки к детям. А нам уже подсовывали ветку дерева на пробу: перережем ли? Мы перерезали. Малышня ахнула. Принесли ветку потолще: мы тоже перерезали. Разошедшаяся малышня стала носиться по двору в поисках чего-нибудь порезать. Мы, признаться, тоже вошли в азарт, давно мы так не веселились! Дети «подстригли» нами все нижние ветки дворовых деревьев, пообрезали объявления со столбов, хотели подкоротить усы местной кошке, но кошка просто так не далась. Сын хозяина, выкравший нас из стола, задумал отрезать хвостик веревки, на которой висело соседкино белье, но не рассчитал, и отрезал вместо хвостика саму веревку, после чего все белье шумно, пузырясь, осело на землю. Детвора разбежалась, а виновника шутки соседка привела домой за ухо. Нас отправили в ящик, а мальчика наказали. Он к нам долго еще не подходил, а жаль: нам тогда было очень весело, мы помолодели лет на 50.
 
Все же, когда дети подросли, они стали пользоваться нашим мастерством направо и налево. Постоянно одалживая нас для своих школьный и  игрушечных дел, они часто нас забывали или теряли, и тогда глава семьи очень злился. «В этом доме есть ножницы?!!» раздавался по квартире его бас, и все кидались нас искать. А мы лежим себе тихонько под диваном, где нас оставили, и посмеиваемся над суетой. Мы не испытываем паники, когда нас теряют: мы же не чайная ложка, коих в сервизе 6 штук, мы – единственный экземпляр. Нас не бросят искать, пока не найдут. К тому же лежать под диваном нам не страшно, нас ведь двое… Можно поговорить, пофилософствовать. Мы ведь уже в том возрасте, когда тянет на размышления и воспоминания. И лежим себе спокойно, пока не протянется за нами заботливая хозяйская рука. Несколько раз хозяйка забывала нас в свернутых неподшитых полотенцах. Один раз мы провалились за кресло. Пару раз угодили в ящик с игрушками. Особенно смешно, когда нас теряют, накрыв сверху бумагами. Все суетятся, ищут, а мы – вот они, рядом! Нас просто не видно.
 
Что ни говори, иногда мы все-таки вспоминали молодость и девушку-портниху, когда хозяйка брала нас, чтоб пришить пуговицу, или подрубить края у штор. Какая же была мастерица прабабка! Так умела с нами обращаться, самую тонкую работу нами делала! Мы ей помогали даже там, где новомодные маникюрные не подлезут  (они и нужны – только ноготки детишкам стричь, разве ж это ножницы? Смех один).
 
А потом дети выросли и у них появились свои дети. И однажды новая хозяйка, дочь предыдущей, подшивала пеленки для малышей, а мы лежали рядом и присматривали за ними. Молодая мать очень устала, ее сморило под стук машинки и она уснула прямо за швейными принадлежностями. Пока она спала, проснулась старшая малышка, выползла из кроватки, подошла к маме, и, убедившись, что та спит, стала искать себе развлечение. Как ни старались мы слиться со скатертью, малышка все же заметила нас и схватила маленькими ручками. Пощелкав нами, она подумала о чем-то своем, и решительно направилась в другую комнату, где мама только утром повесила новые белоснежные кружевные шторы. Через какое-то время материнское чутье пробудило хозяйку, и она появилась в дверях комнаты, схватившись за сердце: у окна стояла ее двухлетняя дочь с портновскими ножницами в руках; терпеливо, как умела, она вырезала из шторы цветы и складировала их в карман ползунков. Мама бросилась к дочке, выхватила нас и бросила подальше на диван, а сама стала осматривать ее пальчики в поисках царапин, но это она зря: мы были очень аккуратны. Мы лежали на диване, блаженные от счастья, поглядывая на малышку с нежностью: благодаря ей, крохе, старые ножницы вновь резали кружево.
 
Теперь кроха – школьница. А мы – ее лучшие друзья. Подросшая малышка открыла в себе портновский талант, и теперь мы снова режем ткани, кружево и ленты. Мы очень бережны с нею, ни разу ее не порезали, ни разу не испортили шитья, ни разу не упали на ногу. А она сшила нам новый шерстяной чехол. Мы живем теперь в шкафчике с иголками, пуговицами и нитками, и нас опять регулярно затачивают. Мы снова творим наряды, пока что куклам, но это неважно: когда над нами склоняется сосредоточенное лицо тринадцатилетней хозяйки, так похожее на лицо ее прабабушки, когда с привычным звуком хрустит под лезвиями тугая материя, когда у тебя есть шерстяной чехол и своё место на полке – неважно, для кого ты работаешь, кто твой хозяин и сколько тебе лет. Мы снова нужны, значит, мы пока не старики.