Etudes ex abrupto Об оптимизме, реализме и пессимизме

Помимо прочего, причисляя себя скорее к представителям второй и последней категории в названии данного «исследования без подготовки», тема эта меня заинтересовала еще и тем, что, не только простой жизнерадостный обыватель, но, как оказалось, и многие выдающиеся умы разных профессий всячески стремились к розовощекому оптимизму в своих жизни и творчестве, нежели к мрачному пессимизму, и всячески восхваляли и превозносили именно первое, а не второе. Мое тяготение во всем видеть «тлен» и слышать «скрежет зубовный», а не счастье и радостный смех, явно не оправдалось.

Поначалу я очень расстроился, поскольку мрачность и уныние сами по себе не очень приятные спутники жизни, а тут еще и оказалось, что это своего рода bellum omnium contra omnes – «война против всех», так как мой приобретенный пессимизм еще и не подкреплен поддержкой со стороны седобородых мудрецов прошлого. Один Шопенгауэр готов был меня утешить, да и тот, в своих pessimistischen Meisterwerken, то и дело отвлекался на всякие почти оптимистические пасторальные элегии, то есть предавал наш с ним премудрый пессимизм. Ницше был противен своими фашистскими заскоками с его idee fixe - «Uebermensch», и я начал понимать, почему его так любил Адольф Гитлер, а Экклезиаст давно наскучил своими заунывными литаниями «Ничто не вечно под солнцем», «Все суета сует и погоня за ветром», «Пройдет и это» и вечными наставления «Как жизнь прожить». Ну, а всякие там Марк Твены, Бернарды Шоу и Оскары Уайльды всячески поносили пессимизм, язвительно высмеивая его так, что мне захотелось встать на его защиту.

Вот и остался я почти один. Впрочем, как говорят мои любимые англичане - I couldn’t care less. «Я тем уже хорош, что это я». Надеюсь, что при всем моем неисправимом пессимизме, мое ненавязчивое чувство юмора, все же, будет иногда вытаскивать меня за волосы из гнилого болота уныния и безысходности, как барон Мюнхгаузен себя за косичку. И поэтому хочу попросить многоуважаемого читателя, случайно забредшего ко мне «на огонек», не судить меня своими строгими мерками, и тем более, не стараться переубедить меня, что всегда неумно, ибо всякий судящий другого и говорящий ему, что тот не прав, примеряет на последнего свои знания и опыт, которые у последнего, наверняка, отсутствуют, а, следовательно, тем самым совершает ошибку. Я, конечно, могу с вами согласиться, но это уже будут не мои мысли, а ваши. Что было бы весьма прискорбно для истины, хотя и приятно для вас.

Итак, ad rem - приступим! Для начала, уж, коль мне вздумалось рассуждать на тему «Оптимизм и пессимизм», я бы классифицировал первый на две категории. Первая – оптимизм врожденный, незрелый, вызванный недостатком знаний, восторженно-дурачковатый. Представителей данной категории – хоть отбавляй. Это дети и подростки, а также взрослые, среди которых большинство женщин и мужчин неинтеллектуальных профессий.

Второй – оптимизм приобретенный, зрелый, замешанный на горестной правде жизни и личном житейском опыте. Оптимизм «знающий, что есть плохо и, следовательно, ценящий то немногое, что есть хорошо». Среди представителей второй категории большинство - люди в возрасте, много испытавшие на своем веку, размышляющие и философски настроенные. Но среди них же встречаются и молодые люди, как правило, серьезные и начитанные, то есть довольно несчастные по общепринятым меркам.
Большинство обитателей земного шара, независимо от расовой и религиозной принадлежности, относятся к первой категории, знают об этом и неимоверно гордятся тем, что они оптимисты. Но встречаются и такие, в чьих нациях число оптимистов – абсолютное большинство. Среди них – на первом месте, американцы, для которых лозунг «I’m fine!” давно стал кредо всей жизни.

По совести сказать, почти всякий восторженный оптимист, который попадается на моем жизненном пути, разглагольствующий на всякие темы, напоминает мне малообразованного дурачка, который имеет весьма неточное представление о том, что говорит. А уж если такой начинает рассуждать с пеной у рта – что встречается сплошь и рядом, - то назвать такого оптимиста, кроме как «дурак круглый», у меня язык не поворачивается, (что тут же мне добавляет желчной меланхолии, неизменно ведущей к предательскому пессимизму). Такому оптимистичному словохоту хочется сказать «А знаешь ли ты, что ничего не знаешь?». Как я? Так сказать, «Отсутствие познания есть причина беспричинной радости, а великия познания есть великия скорби», или по-русски, «Дуракам легко живется».

Такой оптимист преспокойно спит под полкой полной тяжелых книг и никогда не задумывается над тем, что в один непрекрасный день эта полка сорвется и придавит его всей тяжестью знаний, заключенных в этих книгах. Оптимизм такого оптимиста – в его невежестве.

Абсолютный оптимизм для меня – в первую очередь, попросту нехватка знания. В любой области. А как можно оставаться оптимистом, познав этот мир? Sciencia est potentia? Возможно. Но еще и великая печаль. Познав путем ли размышлений, что необязательно всегда далеко от истины, или познав на личном жизненном опыте?

Как может оставаться оптимистом человек, побывавший на войне и видавший смерть, страдание, что жизнь – копейка? Видевший, как героизм превращается в глупость, патриотизм – в собственнические интересы, освобождение – в оккупацию? Возможно стать фаталистом, циником или реалистом, но оставаться безоговорочным оптимистом? Здесь я согласен с Ремарком и его «потерянным поколением». «Война – последняя гнусность. И нет здесь никакой радости». И здесь, чем проще умоустройство, или примитивно – образование, тем быстрее возвращение в оптимизм.

Как может оставаться оптимистом неглупый человек, помучившийся в жизни со своим умом, и понявший, наконец, что мир этот, на самом деле, принадлежит дуракам, финансистам и фиглярам, а не умницам и творцам добрых дел?

Как можно оставаться голубоглазым оптимистом, поняв однажды, что итог всего смерть и забвение? Что все твои труды на земле этой либо совершенно напрасны, либо недолговечны?

Как можно оставаться оптимистом порядочному и честному человеку? И это в любое время, поскольку все времена, на самом деле, всегда достаточно плохи, чтобы в человеке не умирало желание лучшего, и наше время не худшее из всех? Ведь он, хороший, порядочный и честный, преисполненный самых лучших оптимистичных начал, побившись лбом о твердые стены, возводимые еще более оптимистичными дурными, непорядочными и нечестными людьми, в конце устает и сдается, становясь и оставаясь до самой смерти либо пессимистичным хорошим, порядочным и честным человеком, либо превращаясь в оптимистичного дурного, непорядочного и нечестного человека?

Как можно оставаться розовощеким оптимистом, видя, что жизнь для черствых и жестоких, а не для добрых и честных? Как можно оставаться оптимистом, когда карьера для хитрых и со связями, а не для умных и трудолюбивых? Как можно оставаться оптимистом, когда любовь и та для тех, кто половчее и умеет зарабатывать деньги, то есть хитрых и изворотливых, а не для искренних и умеющих любить бескорыстно?

Я уверен, что добродетель, будь то честность, ум или трудолюбие обязательно должны вознаграждаться. Не обязательно материально. Морально, если хотите. Иначе, для чего они? Для чего быть честным, если твои дети голодны? Для чего ум, если от него горе? Для чего добродетель, если над ней смеются?

В христианстве, самом пессимистичном вероучении после буддизма с его бесконечной чередой мучительных реинкарнаций, где каждая последующая жизнь не что иное, как очередное страдание, и которую прервать – мечта каждого истинного буддиста, многократно сказано «Будете страдать», «Страдаешь – значит, очищаешься», «Страдания посылаются тем, кого любит Бог». Страдай и возрадуйся! Страдай и возблагодари! Чем больше страданий – тем больше любви! Чем чище, честнее и порядочнее – тем больше страдания… и оптимизма? Страдание, страдание, страдание. Оптимизм, оптимизм, оптимизм. Ведь даже самоубиенному магометанину после смерти обещаны райские кущи с прекрасными гуриями, а чистому и праведному христианину всего лишь «сидеть по левую руку от царя царей». И все? А дальше? А где же рай? Где награда, кроме «Пребудете со мной»? А что дальше?

Весь Ветхий и Новый Завет пронизаны каким-то успокаивающем монашеским пессимизмом. То есть, сейчас и здесь все плохо, «тлен и смрад» и «греховная природа человеческая», который «родится во грехе и умирает в нем», а между тем только и делает, что грешит, даже когда старается изо всех сил не грешить, «ибо грешник, не потому что грешишь, а грешишь, потому что грешник». И точка. Приговор. Безысходность. «Человек есть грех». «Из праха пришел, в прах и уйдешь». «Все, что хорошее – от Бога, все, что дурное – от человеков». Господи, да ведь сплошной пессимизм! И тонюсенький такой лучик оптимизма, который с трудом пробивается, как сквозь толстые гряды туч «Настрадаешься, и тогда, может быть, войдешь в Царствие Небесное». МОЖЕТ БЫТЬ! А может и не быть.

И в то же время уныние – грех! То есть, нагнали пессимизма, что было мочи, и тот час «Не унывай!». Похоже на тиски.

Большинство остаются оптимистами просто, потому что не знают реальной жизни. Не подозревают ее. Живут, как в стеклянном коконе. И так, словно у них в запасе, как минимум, несколько жизней.

Оптимист не знает и не хочет знать, что его любимый стейк – это бесчеловечно выращенный кабанчик, заколотый варварским способом, живший беспросветно и умерший в муках. Кошачья шкурка на шубке прагматичными китайцами выдаваемая за песца, на самом деле, была бесчеловечно содрана с живой кошечки, а средство для потенции, получено из желчного пузыря живого, но подыхающего в страшных муках гималайского медведя, а тушь для ресниц при апробирования многократно вкалывалась в глаз живого кролика. Реалист это мрачно осознает, пессимист же понимает, что будет так же или еще хуже. Что недалек тот день, когда шкурки будут сдирать с живых людей. Что в истории, впрочем, уже было.

Оптимист голубоглазо верит, что войны, в которых участвовала его страна, благородны, и нужны для героизма, всемирной справедливости и лучшей жизни братских народов. Реалист понимает, что эти войны со справедливостью ничего общего не имели, а принесли смерть и горе. Пессимист же уверен, что таких и еще худших войн будет много, на которых будет убито немало героических дураков, умирающих с дурацкими словами о долге и родине на окровавленных губах.

Пессимист для меня ab ovo usque ad mala – это человек знающий истинное положение вещей. Человек, больше не питающий иллюзий в отношении «оптимистичных» человеческих понятий, как «любовь», «дружба», «долг» и другие.

«Любовь возможна и в пожилом возрасте» - радуются оптимисты. «Любви не существует. Есть гормональный взрыв, обусловленный возрастом, физиологией и некоторыми другими факторами» – говорят реалисты. «Любви нет, никогда не было и быть не может, исходя из тех же факторов. Любовь придумали оптимисты» - утверждают пессимисты.

Мы все ходим по улицам, дышим воздухом, едим пищу. И реалист знает, что мы ходим по земле сотни раз пропитанной ядовитым бензином, свинцом, известью. Дышим ядовитым воздухом с содержанием того же свинца, двуокиси углерода, цинком. Едим пищу, зараженную всей периодической таблицей, ежедневно накапливая в себе десятки смертоносных ядов. Реалист знает, что любой химик, делающий анализ на пробе грунта, воды или пищи, на момент анализа, перестает улыбаться и быть оптимистом, если он человек с адекватной человеческой реакцией. А пессимист, более того, понимает, ЧТО ЛУЧШЕ НЕ БУДЕТ, А БУДЕТ ХУЖЕ. А вы думаете по-другому?

Я, честно признаться, не понимаю, как вообще можно надеяться на благополучный исход всего в этом мире, если все мы – и оптимисты, и реалисты, и пессимисты знаем: мы все будем болеть. Нас, в лучшем случае, отправят на пенсию. В обычном – уволят «по собственному желанию». Женщины обязательно подурнеют, мужчины сопьются или одряхлеют. Наши дети разлетятся, семьи распадутся, потихоньку будут умирать наши родные и близкие, а затем и мы все умрем. Наши дела, стихи и проза забудутся через неделю или через десять лет. Дерево наше спилят или оно засохнет через 30 лет. Дом придет в негодность через 40 лет. В конечном итоге Земля не сможет нас прокормить, или сносить наше варварское отношение, рано или поздно пресная вода закончится, Солнце погаснет, Земля треснет пополам. Итог всего – ЗАБВЕНИЕ. Фатум. И это закон природы. Так, какой и на что здесь может быть оптимизм? Оптимизм до ближайшего сытного ужина и телесериала?

Реалист понимает, что всякая человеческая коммуникация имеет начало, середину и конец. Любовь, дружба, товарищество, родительство. Все. Оптимист знает, что все имеет многообещающее начало. Пессимист знает, что все всегда имеет ничего не обещающий конец. И кто из них прав?

Правда, раз уж оптимизм мы разделили на две категории, то и с пессимизмом следует сделать, как минимум, то же самое. Отделить пессимизм крайний, «видящий» только наихудшее во всяком действии от пессимизма умеренного и тяготеющего к крайне правому реализму, то есть пессимизм, «надеющийся» на более-менее благоприятный исход, но замечающий все отрицательные стороны.

А это мы сделаем в следующий раз, ибо даже вечным пессимистам нужны оптимистичные паузы…