Офелия Кракодиловна

Часть детства неразрывно связана с обучением в школе. Школа сейчас воспринимается как что-то насильственно навязанное детям. В советское время поступить в школу было радостью и гордостью для ребенка 7лет. Почему семи спросите вы? Да просто в школу поступали с семи лет и только в 66-67 годах прошлого столетия появилось новое течение в педагогике утверждающее, что чем раньше ребенок пойдет в школу, тем более развитым и начитанным он будет. Конечно, для мальчишек имелся и другой резон. До призыва в армию оставался целый год по окончании школы и можно было попробовать продолжить обучение в высшей школе ещё раз. Да и в случае поступления в ВУЗ юноши освобождались от прохождения службы в армии. Это были основные причины приверженности родителей к идее шестилеток, а ещё вводилась новая усложненная программа среднего образования, которая соответствовала уровню развития советского общества и включала новые разделы математики, физики и химии. Впрочем, в тот год, когда я отправилась в школу мне было не дано размышлять на новые темы в образовании. В новой школьной форме кружевная к с огромными белыми бантами на концах моих длинных косичек вместе с мамой и бабушкой я отправилась в дальнюю жизненную дорогу длиной в 10 лет. Я с гордостью несла букет огромных ярко-красных астр и свой новенький портфель. Мне казалось, что даже люди, которые просто стояли на балконах в зданиях по дороге в школу приветствовали меня. Хотя они просто улыбались осеннему солнцу и теплому утру. Булыжная мостовая отбивала торжественный марш сотен каблучков и подошв в честь Первого сентября. Старенькая бабо Нушик уже вынесла свой тазик с наливными осенними персиками и суетливо крестила каждого школьника, благословляя его будущее: «Дзер кьянкин матах! Лав соворек, вор мард дарнак!(Жертва за ради вашей жизни! Хорошо учитесь, чтобы настоящими людьми стать!)». Школа наша была не единственно на районе, но одной из первых из русскоязычных школ. Основана была ещё в далеком 1938 году. Поэтому она была как бы архитектурным продолжением всего нашего здания «Каучуки шенк», только была отделана черно-серым туфом. По тем временам здание было оборудовано так, как и все другие школы. Начальная школа располагалась на первых двух этажах, первые классы вообще держались на «особом» контроле в левом крыле первого этажа. У нас у первоклассников тогда была возможность бегать на переменках в большом коридоре и проводить разные мероприятия отдельно от старшеклассников. После второго класса нас перевели на второй этаж, где мы познакомились и с многими другими учителями кроме нашей классной и учительницы танцев. Оборудование классов было такое же, как в первом классе- обшарпанные чёрные парты, соединенные общей скамейкой, учительский стол, чем-то похожий на домашний кухонный и шаткий иногда столярный стул, причем редко, когда он был с мягким сидением. Но нашей классной руководительнице Жасмене Мхитаровне (не каждый первоклассник выговорит) повезло. Ей, как начинающему педагогу выделили мягкий. Ну и доску нам тоже дали соответствующую – маленькую и привинченную к стене пониже - специально для нас.
Первый класс закончился грандиозным праздником. Сейчас он называется «Прощанье с букварем», а в наше время он назывался «Праздник Букваря». Конечно разница не большая, но вот то как мы участвовали в нем и составляет эту большую разницу. Все старались сделать незабываемое шоу и для родителей, и для детей, и, конечно, для всех школьных учителей. А мне досталась очень знаменитая роль на этом празднике я вообще - то играла новый персонаж в школьной жизни, «Родную речь». А вот «Букварем» был самый красивый и способный мальчик из нашего класса – Хачатрян Армен или Арменчик, как его ласково называли все девчонки между собой. Прекрасному нашему выступлению предшествовали многочасовые тренировки и повторы тренировок дома. Картонные «Букварь» и «Родная речь» уже так натерли нам шея, что в мыслях было только скорейшее окончание этого представления. Но мы с Арменчиком всё терпели. Эх, детское тщеславие делало нас такими раболепными! Весь класс представлял разные буквы, а некоторые просто промолчали, простояв в шеренге «букв» почти час. Выступление сопровождалось и плясками, и танцами, и чтением стихотворений. Почетной была сама финишная прямая нашего марафона – вручение благодарностей и почетных грамот. Далее был фуршет. Бедные наши любвеобильные родители выложились по полной программе. На наших столиках стояли фрукты, конфеты и на тарелочке у каждого сидел с виноградинкой в клюве цыпленок –бисквитное пироженное, которые испекла мама моего одноклассника «не джентльмена». Пир был вкусным и запоминающимся. После него уставшие и довольные мы фотографировались с родителями и классной (фотограф тщательно был выбран родительским комитетом) и в памятных альбомах мы остались счастливыми первоклассниками к концу первого учебного года.
Со второго класса в педагогическом составе учителей нашего класса появились новые лица, которые привнесли в жизнь новые воспоминания. Хорошие или плохие я не знаю. Но раз они есть в памяти, значит так тому и быть. Нас перевели на второй этаж, в обстановке практически ничего не изменилось. Но вот место для игр стало значительно меньше. Да и физическая культура – новый предмет уже представлял из себя совершенно непохожее на наши дикие игры занятие, «Ручеек» и «Догонялки» совершенно исчезли из нашей обыденности. И у нас появился всем полюбившийся и любивший нас всех Роберт Грачевич. Меня он называл «кнопкой». И это никогда меня не коробило, хоть и называл остальных «грациями». Я замирала в ожидании очередного поощрения от него, когда он после упражнений в строе подходил ко мне, нажимал своим корявым пальцем на край носа и смеясь весело говорил: «Молодец, Кнопка!» Он тренировался с мальчишками, показывая им приемы самбо, и мальчишки во главе с Арменчиком не отходили от него. Ещё долгие годы после окончания школы мы всегда вспоминали его – нашего первого доброго физрука, этакого школьного «папу», который много чему нас научил – быть дружными, смелыми, быстрыми и главное честными. Светлая память ему!
Другой незаурядной личностью была преподавательница предмета «Рисование» - Элеонора Арташесовна. Очаровательная молодая женщина, у которой хватало терпения на наши каляки –маляки и которая действительно многих из нас научила худо-бедно рисовать, видеть мир в ярки красках. А ещё, она писала чудесные книги, фантастические книги. Когда я нашла в отцовской библиотеке книжку «Дерево дракона» и прочитала имя автора, то я была просто поражена её талантом писателя-фантаста. Она учила видеть нас в радуге-другие миры, в дожде новые краски и многому другому научила. Творчество впервые соприкоснулось с нами в её лице. Мы были счастливы учиться у неё, - ни один урок не был повторением другого и по этой причине все приносили и альбомы, и карандаши, и акварельные краски на её уроки. Ни разу она не поставила нам плохих оценок. Главной её фразой была: «Дети видят мир по - другому и их надо учить рисовать его! Передавать всеми красками чистой души!»
Благодаря ей я и сегодня интересуюсь искусством, посещаю выставки и любуюсь творчеством многих прекрасных армянских художников.
И наконец у нас появился новый предмет, который назывался «Пение». Мы сначала представляли, что на уроке мы будем распевать любимые песни и даже танцевать. Родители пребывали в предвкушении наших исполнений песен советской эстрады со сцены школьного актового зала. Классная руководительница наконец-то получила лишний час отдыха, была очень довольна, - ибо пребывала в ожидании потомства. Но реальность оказалась совершенно иной. Звали учительницу пения Офелия Левоновна. Это была знойная дама с огромной сумкой через плечо. Ходила она в засаленных темных платьях, обдавая встречных-поперечных густым ароматом докторской колбасы, подсолнечного масла и дешёвого парфюма «Белая сирень» советского производства. Благодаря этим внешним признакам, она очень быстро была переименована нами в Офелию Кракодиловну. Дважды в неделю мы переживали огромный стресс на уроках этой учительницы. Урок начинался с того, что она втискивалась в узкую дверь и громко топая своими толстыми колоноподобными ногами направлялась к столу. В руках у неё, как правило, был журнал, который сходу швырялся на стол. Скрипя всеми ножками, громко чавкал учительский стул, отодвигаемый от стола где- то на расстояние в метр и на него со всей неумолимостью бухалось бренное тело утонченной натуры. Рядом с журналом на стол очень осторожно, как хрустальная чаша опускалась сумка с непременным ворчанием, «опять на столе грязно» опускалась хозяйственная сумка фирмы «Набитовсем» огромных размеров. Затем раздавалась команда «Встать!», мы, хлопая крышками парт вставали и слышали ответ «Здравствуйте, садитесь!» слитно и нечленораздельно. Грязным ногтем с облезлым ярко красным маникюром Офелия Кракодиловна поддевала коленкоровую обложку журнала и почти всегда безошибочно открывала его на странице с предметом «Пение». Зная, что большинство учащихся младших классов присутствовали на уроках она с презрением то ли, командовала, то ли спрашивала: «Отсутствуют?!». Из разных мест класса в ответ ей изредка раздавались фамилии отсутствующих, но это не играло никакой роли. Она в то время прицеливалась к той или иной песне и затем вопрошала. «Кто сегодня будет отвечать? Песня Тачанка, народная». Надо сказать, что все песни у нее были или народные, или революционные. В процессе вопроса-ответа или выхода учащегося к доске её мясистые руки раскрывали сумку. Оттуда вырывался аромат чесночной колбасы и жареных пончиков. Руки истерично доставали большой свёрток замасленной бумаги и наша Офелия Кракодиловна, даже не взглянув на вышедшего к доске мученика-певца, быстро доставала свой обед. Кивала своим хвостом на голове и начинала трапезу. Иногда она, наверное, в соответствии с назревшим на тот момент аппетитом могла назвать фамилию отвечающего у доски, чаще всего это была Арутюнян Лиля, у которой был очень хороший слух и приятный звонкий голосок. Но чаще чем Лиля у доски оказывалась Тамила, у которой отсутствовал музыкальный слух, но всегда присутствовало желание поучить «пятерку» и показать остальным в классе, что её пение хоть кто-то ценит. Тут начиналось самое интересное:
-Эх тачанка, да растачанка наша гордость и краса
Конармейская тачанка! Чавк –хр-чавк! Хммах чавк!
Все четыре колеса! Тамила не попадала ни в одну ноту и чавканье нашей наставницы было таким громким, что практически это был непередаваемый дует! Половина класса затыкала уши, увидев это раздавалась громкая отрыжка и новая команда «Руки от ушей неучи!» Шоу продолжалось. Прерывалось оно только когда съедался бутерброд и громко объявив: «Садись Тамила пять!» К доске вызывалась очередная жертва желудка нашей учительницы пения. «Костанян Артур! К доске!» и снова шуршание масленой бумаги. Толстенький Артур выходил и помявшись слегка, несмело картавя начинал петь:
-Наш паловоз впейёд лети! В ЧАВу-Хрр -АММ ! разрывало наши барабанные перепонки.
-Ты чего так тихо поешь?!-отрыгнув, громко вопрошала у пухлого «Тйитдацать тйи» Артурика знаток народных и революционных песен. «Садысь два!» И так как завтрако-обед ещё был не доеден к доске вызывался очередной исполнитель. Пока не приходил тот момент, когда Офелия Левоновна быстро вытирала руки об свою юбку и торжественно переходила к теоретической части нотной грамоты. Она рисовала на доске пять уходящих вниз к краю доски линий. Затем, начинала объяснять:
-Это вам известная нотная линейка напишИм на нэй наши ноты э. До, ре, ми фасоль..
Тут раздавался громкий крик Элика :
-Вай, лоби, лоби! И класс взрывался гоготом и хохотом.
-Нигадзяй! Дай дневник! Садысь два! Затем двойки ставились Арутюнян Юре(«за пение петухом»), Бояджян Нине («у тебя сопли текут») практически всем. Избегали двоек только дети учителей.
Подобные уроки происходили долгое время почти всю четверть. Пока на одной из переменок «могучая кучка», состоящая из моих содетсадовцев, обсудив двойки по пению вынесла вердикт – «Наказать!» Сказано – сделано. Итак, мы занялись усиленной подготовкой к бойкоту урока по пению. Это потребовало от нас небольших усилий. Я с девочками в соседнем классе набрали меловой пыли, мальчики расшатали слега и так дышащий на ладан учительский стул. Элик и Коля принесли коробок с большими кнопками. И вскоре «час Х» настал.
В тот день ещё на перемене наша «могучая кучка» приступила к организации публичного наказания. Каренчик густо посыпал меловой пылью учительский стол, Коля с Эликом выложили на стуле круг с точкой посередине кнопками лезвиями вверх, предварительно настолько его расшатав, что стоял он благодаря одному винтику. Рубик намазал порог и ручку дверную маслом (чтобы обязательно поскользнулась!) Прозвенел звонок, дверь широко распахнулась и тело нашей Офелии Кракодиловны протиснулось внутрь. Она бережно несла на плече свою бесценную сумку. Едва она сделала первый шаг, захлопали крышки парт, весь класс встал и тупо загудел «Мъмммммммм».
- Это ещё что за мычание?! Рявкнула Офелия Кракодиловна И грузным твердым шагом рванула к столу. Она осторожно, не глядя на стол и сверкая грозным взглядом на всех нас, положила свое сокровище на стол. И услышав продолжающееся «мъмъмъмъм» со всей одури шлёпнула журналом об стол. Облако меловой пыли взметнулось и заляпало жирное лицо. Стол от удара пошатнулся. А наша мучительница шлепнулась на стул, который и так держался еле-еле в своем теле. Раздался грохот, а затем и визг «Вай мортумен!Вай режут!Анаствацнер! (безбожники!)» Офелия Крокодиловна, демонстрируя нам свой толстый зад, украшенный кнопками в виде мишени из тира, пыталась встать на ноги из позы на четвереньках и ретироваться. Выхватив со стола свою драгоценную поклажу, она двинулась к двери со всего размаха, вытянувшись всем телом и не удержавшись за ручку, вывалилась в коридор. Гомерический хохот и свист сопроводили её кульбит. Не оглядываясь на нас, она ринулась по коридору. На шум из соседнего класса вышел директор. Увидев блестящую металлом мишень на нашей незабвенной учительнице, наш Георгий Матвеевич пробасил себе под нос: « Эс эл имиква модан! Хайтаркутюн! (Вот вам и современная мода! Какой позор!)» и закрыл дверь в наш класс, твердо и спокойно сказав нам:
-Не шумите! Уроки в школе.
Вскоре прозвенел звонок, мы успели почитать домашнее задание по литературе ещё до него с замдиректором «Гестапо» Светланой Николаевной, пришедшей на смену учительнице пения. По правде говоря, наша «могучая кучка» ожидала разбора полетов с родителями в кабинете директора школы. Даже наша сознательная Жасмена Мхитаровна молчала на классных часах. Весь месяц прошел в этом тревожном ожидании. Но разборов не случилось. А вот Офелию Кракодиловну мы больше не видели. Её сменила молоденькая Эля Владимировна. Которая научила нас и нотной грамоте и настоящим пионерским песня. Почему пионерским, да просто детских песен тогда не было, а если и были, то они не входили в идеологическую программу школы.
Сейчас я понимаю, насколько понимали нас наши учителя и, как старались не омрачать наше детство, стремились уважать в нас человека и воспитывать правильно. Конечно же, был и педсовет и разбирали педагогическую деятельность Офелии Левоновны, но наше детское отторжение учителя не подвергалось гонению и отвержению. И в том была большая заслуга нашего директора школы Георгия Матвеевича Кутояна. Он в каждом из нас видел человека, личность, имеющую право на свое мнение.
Конечно, в старших классах нам встречались учителя, которые делили нас по материальному признаку, которые могли видеть в нас тех или иных врагов-гимназисток (такое тоже было), не всегда были справедливы в своих оценках,в ыделяли любимчиков. Но никогда нам больше не встречались такие учителя-недоразумения, как Офелия Кракодиловна.