Если бы...

Если бы мне показали мои похороны, я бы ни за что не повесился…

Людей собралось много – я даже удивился. При этом среди них были те, кого я так и не смог вспомнить. Все ели, много пили, о чем-то вполголоса говорили. Никто не плакал. Только украдкой всхлипывала моя жена. Она заметно осунулась и даже как будто стала ниже ростом. Мне очень хотелось обнять ее, пожалеть, но я уже не мог. Дочь с сыном ругались из-за моей собаки. Было решено, что после похорон мать переедет к дочери, а вот старый пес был никому не нужен. Бедное животное третий день тоскливо, по-щенячьи скулило и путалось под ногами. Его все отпихивали, ругались…

Я бесцельно бродил по комнатам. На подоконниках завяли помидоры, на них никто не обращал внимания. Через недельку их бы высадить в парник, но, видимо, никому, кроме меня они не были нужны. На журнальном столике так и лежала раскрытой недочитанная мною книга. Осталось страниц десять – почему я не дочитал? Ведь было интересно, чем все закончится…

Гроб мне сделали красивый и, наверно, удобный. Вокруг поставили венки и цветы. Но мое тело, точнее лицо, мне не нравилось. В гробу я выглядел старше своих лет, да и вообще как-то не был на себя похож. Люди подходили попрощаться, целовали мертвый лоб, многие делали это брезгливо…

Третий день шел нудный холодный дождь. Дороги размыло так, что до сельского кладбища ни одна машина не могла проехать. Поэтому гроб повезли на тракторной телеге, там же ехали пожилые родственники и друзья. Я подумал, что если бы хоронили не меня, а кого-то из тех, кто ехал с моим гробом, то я бы на похороны вообще не пошел. В такую погоду очень просто простудиться и даже умереть…

Я не смотрел, как копали могилу, но понимал, как трудно сейчас рыть яму в глиняной почве. Глина прилипает к тяжелой лопате, вода стекает вниз…
Похоронили быстро. Все промокли и замерзли. Всем хотелось домой. Трактор уехал, и людям пришлось идти пешком к автобусам, которые ждали на асфальтовой дороге. У жены сдали нервы, и она разрыдалась: по-детски отчаянно, но в то же время с бабским привыванием. Глядя на нее, заплакали и другие женщины. Дочь шла рядом с матерью, пыталась ее успокоить, говорила что-то несвязное и обрывистое. Я заметил, что ее губы искусаны до крови…

Сын шел рядом со стариком, которого я так и не узнал.
- Ты можешь зарезать десять человек, а потом подохнуть от пьянки, и тебя отпоют, - говорил старик. – Но если ты самоубийца, то тебе даже свечку не поставят.
- Почему ж так не справедливо? – удивился сын.
- Ну, вот так положено, - вздохнул старик.
Сын отошел в сторонку, чтобы завязать шнурок на ботинке, наклонился и замер. Я давно не видел, как он плачет. Толпа уже ушла далеко вперед, а он все сидел в этой неудобной позе, пока к нему не подошел мой пес.
- Ладно, псина, со мной будешь жить, - сказал сын и наконец поднялся. Я заметил, что в его волосах появилась седина…

Если бы мне показали мои похороны, я бы ни за что не повесился…