Лето - только всей семьей !!!

Однажды, в пору своего горького одиночества я попала на один семейный праздник. Был накрыт большой стол, рядом бегали дети, женщины сновали туда-сюда на кухню, мужчины, разомлев от обильной трапезы, обсуждали общие дела. Я ошеломленно сидела с ними за одним столом, поддерживала беседу и вспоминала о давно минувших днях детства, когда моя большая семья собиралась вместе и устраивала праздники.

Праздники рождались по случаю и спонтанно, просто потому, что подворачивался случай увидеться, вкусить семейные яства, поговорить, посмеяться, побалагурить.

А летом мы собирались, укладывали вещи и уезжали к родственникам в Среднюю Азию. Это тоже была традиция, да еще какая! Все начиналось еще в купе. Это же просто какое-то священнодейство, не меньше! Женщины убирали в купе, застилали постели, а дед, взяв огромную кружку, в своей оранжевой пижаме в полоску, стоя в коридоре вагона, ждал кипятка. Расстилалось большое полотенце и на него выкладывались вареная курица, щедро засыпанная перцем, пирожки с капустой, делался обильный овощной салат, заваривался черный байховый чай. И эти разговоры… Я слушала, пока меня, как самую молодую и бестолковую не отправляли на вторую полку купе. Я залезала с огромным яблоком и читала, читала…Засыпала под укачивание вагона, в лицо дух теплый ветер, а утром все дружно меня отмывали от сажи, залетавшей в окно по ходу движения.

А эти азиатские станции! Аромат алма-атинских яблок, кумыс, малосольные огурчики, особый колорит так сказать. Не обыкновенный аромат южных ночей! Боже мой, как таинственны эти тихие ночные станции! А пустыня, которую пересекает поезд, а эти скалы, в которых когда-то была прорублено железнодорожное полотно, поэтому поезд, долго-долго заходя в тоннель, обрекал нас сидеть в полной темноте.

Потом был Ташкент! Я, в первый раз выйдя на перрон, задрала голову наверх и увидела выложенные на потолке вокзала сложные мозаичные орнаменты, что вызвало у меня тихий и радостный возглас. Моя мама, решительно дернув меня за руку пошла к стоянке такси за всем нашим «цыганским табором». Обычно мы останавливались у родственников в переулке Невском. Может и есть сейчас такой, не знаю, прошло много лет. Это был большой двор, соединявший два больших особняка и дивный, старый сад. Вишня, алыча, слива, абрикосы – все росло тут же, а виноград образовывал некую арку между двумя домами. Накрывался стол, и за него садились две большие семьи – сибиряков и узбеков. Родственников было много, среди них были греки, узбеки, русские. Варился плов, тушилась баклажанная икра, покупались местные лепешки с кунжутом, разрезались ароматные дыни и арбузы. Мы, ребятня, отсылались за отдельный стол, но за нами шел доброжелательный и строгий догляд. Наши детские шалости обсуждались, давались комментарии, а хозяйка владений, строгая тетя Лида, в конце концов, потеряв терпение от нашей беготни по крышам сараев, оглашала всех своим трубным голосом, призывая и взрослых, и расшумевшихся ребятишек к порядку.

Нам обычно стелили во дворе. Так хотела моя мама, поскольку ее детство прошло в Азии, и она помнила несравненную прелесть этих глубоких и нежных ночей. Я закрывала глаза, где-то рядом ворковали голубки, казалось, через секунду открывала их и видела свежее, ароматное утро. Везде фруктовые деревья, родители с тетей Лидой пьют чай, обсуждая предстоящие визиты к другим представителям нашей «диаспоры».

Мы все время кого-то навещали, где-то ночевали, нас могли подолгу не отпускать, но самым любимым местом у всех моих дорогих был узбекский базар. Бабушка, царственно ходила по рядам, торговалась с бойкими продавцами, поблескивая глазами, покупала персики, виноград, баклажаны и совершенно дивные дыни. Мне было немного неловко, я до сих пор не умею торговаться, но мама объясняла мне, что так положено, это культура такая.

Не обходило и без курьезов, которые, как правило, были связаны со мной! То я объедалась с ребятней зеленым, не спелым виноградом, а потом мучилась, умирая от рези в животе. То, однажды в гостях прямо за столом меня стошнило, ибо хозяева дома, стремясь нам угодить, слепили так называемые сибирские пельмени, положив туда изрядное количество лука и специй, а я лук, как и большинство детей переносить не могла. То, меня запертую в пустом доме за шалости, спасали местные мальчишки, организовав целый военный лагерь. Взрослые, сидя за очередным пасьянсом в саду, долго наблюдали, приглушенно смеясь за этими маневрами, потом все-таки вмешались и освободили предводителя команчей (то есть меня) из темницы на волю.

Вечерами мужчины пили пиво, общались, а женщины варили вишневое и персиковое варенье. Шел дивный аромат, большие тазы накрывались марлей и снова приходил теплый, азиатский вечер.
Обязательно покупался отрез ткани с национальным орнаментом, иногда чего-то новомодное раскраивалось и шилось здесь же, вызывая всплеск активности у мужского клуба любителей пива и пасьянса. Кстати, иногда доставалось и лото. По саду неслось: «Одиннадцать-барабанные палочки, двадцать-бычачий глаз». «Ужас какой-то» - прыскали мы и убирались в свои детские городушки из больших, картонных ящиков.

Потом были проводы и долгая обратная дорога, которая тоже превращалась в праздник. По вагону тянулся аромат дынь, винограда, яблок. Дед заваривал чай, мама с бабулей крошили неизменный салат, а я, лежа на второй полке, читала «Узбекские сказки», подаренные кем-то из взрослых.

Где это теперь? Ушло безвозвратно вместе с этими колоритными, милыми сердцу людьми. Но я знаю точно, что в моей семье всегда есть и будут эти посиделки за большим, накрытым столом, поездки, превращающиеся в настоящий праздник и та самая теплота, которую могут дать только близкие люди.