Пончик и Непляй. Гека.

(часть пятая)

И вновь наступила весна!
Наши с Непляем тетрадки открывались всё реже, а тройки в дневнике появлялись всё чаще.
С улицы домой нас было не загнать: то на море, то на балку, то играть в футбол…
Мы с Сашкой знали одно секретное место, где растут дикие пионы.
Сначала нужно было выйти на окраину города, потом пройти между военными складами.
Старшие мальчишки говорили, что в этих складах до сих пор хранились какие-то боеприпасы.
Затем, пройдя склады, нужно было миновать противотанковый ров.
В этом рву, поросшем травой, мы пытались найти оставшиеся после войны гильзы и оружие.
Но так ничего и не нашли…
Дальше, за рвом, начинались колхозные поля.
А вот мы и на месте!
- Цветы для мамки? – спросил Сашка.
- А кому ж? Конечно, мамке!
- И я мамке - шибко она пионы любит!..

Шапки пионов были видны издалека.
Их нежный аромат висел в воздухе сладким розовым облачком.
Я наклонился, чтобы сорвать первый распустившийся цветок.
Вдруг из самой сердцевины розового куста что-то полетело мне навстречу!
Я в испуге отпрянул и чуть не упал…
Оказалось, это был зайчишка! Он испугался не меньше моего.
Выписывая каракули, заяц улепётывал от нас что есть сил…
-Э-ге-гей! – закричали мы с Непляем, наблюдая, как заяц добежал до ближайших кустов акации и исчез.
Мы с Сашкой нарвали по букету и, довольные, вернулись домой.

На город стремительно опускалась крымская ночь…
Я на цыпочках вышел в сени, откинул крючок и со скрипом отворил дверь…
- Ты куда? – сонно спросила мамка.
- До ветру, - сказал я.
В соседнем дворе залаяла собака и вскоре умолкла…
В окнах Маринки ещё горел свет.
Я крадучись подошёл к дому… и обомлел!
На крыльце лежал точно такой же розовый букет!
- А ещё друг, называется! – пробурчал я себе под нос.
Я положил свои цветы рядышком и скорее побежал домой…

На школьной перемене я подошёл к Непляю.
- Ну что, понравились мамке цветы? – спросил я ехидно.
- Ага, понравились! – сказал Непляй, и глазом не моргнув.
Он, когда врёт, даже не моргает.
- Ага, и моей мамке понравились…
- У тебя сколько сегодня уроков?
- У меня – четыре.
- И у меня четыре, - обрадовался Сашка. - Айда вместе домой? У меня мамка картошку на маргарине пожарила.
И мы отправились к Непляю…

До летних каникул оставались считанные дни. Учиться совсем не хотелось.
Какая там учёба, если на улице – такая погода!
Мы с Сашкой шли мимо цветущих каштанов и распустившейся сирени, и на душе моей было светло и радостно…
Вдруг Непляй толкнул меня в бок:
- Пончик, глянь-ка туда!
Невдалеке, по каштановой аллее, шла Маринка. Рядом, размахивая маринкиным портфелем, шёл долговязый мальчишка из старшего класса.
- Давай этого «гуся» отметелим, а? – предложил Сашка.
А потом и процедил сквозь зубы:
- Я этой дуре ещё и цветы дарил…
- Видел я твои цветочки, Непляй!
- Как? – Сашку озарила догадка. - И ты тоже?!.. Пончик, ты – тоже? А-ха-ха!..
Непляй начал тыкать в меня пальцем и орать на всю улицу:
- Пончик, мы с тобой – дураки с мыльного завода!
Почему именно с мыльного, я так не понял…

Сашка смеялся так заразительно, что я тоже расхохотался!
Мы стояли посередине улицы, схватившись за животы, и покатывались со смеху!
Наконец, успокоившись, Сашка сказал:
- Пончик, давай поклянёмся друг другу, что к Маринке больше – ни ногой!
- Давай!

… А потом мы побежали догонять Маринку.
- Тили-тили-тесто, жених и невеста! – закричал Сашка.
- По полу валялись, крепко целовались! – добавил я.
Маринка повернула к нам своё красивое личико, и на нём было такое выражение, будто Маринка нечаянно проглотила муху.
- Дурачки!
И показала нам с Непляем язык.
Долговязый хотел нас догнать, но замешкался и поэтому не догнал…
После этого случая наша любовь к Маринке остыла. И чтобы поставить окончательную точку, мы с Непляем придумали жестокую месть…

В соседях у Непляя жил мужик неопределённого возраста, по прозвищу «Гека».
Как его звали по настоящему и сколько ему лет – никто не знал.
Геку все жалели, потому что он сильно заикался.
- Гека, как твои дела? – спрашивал кто-нибудь.
- Ге-ге-ге, - начинал заикаться Гека.
Был он похож на Иванушку-дурачка из сказки: наивное доброе лицо и улыбка во весь рот.
Гека, видимо, никогда не причёсывался, потому что волосы, цвета соломы, постоянно торчали в разные стороны.
Был Гека маленький, щуплый и очень подвижный, как мальчишка.
- На-ко, покушай, - скажет какая-нибудь сердобольная бабушка и угостит Геку яичком.
Гека в ответ засмеётся, бабке поклонится и перекрестится.
А ещё Геку постоянно видели возле нашего храма…
Вот какой был Гека!
Взрослые говорили про него: «Юродивый, Богом поцелованный».

Жил Гека ещё и тем, что разгружал в нашем Гастрономе продукты.
Продавцы жалели Геку, давали ему то консервы, то кисель, то хлебушек.
- Говорят, фашисты во время войны Геку пытали, вот он таким и стал, - сказал Сашка.
- Откуда знаешь?
- Мамка сказывала.
- Хотели у него про партизан выпытать, которые в катакомбах прятались…
- И шо?
- Ни шо… Не сказал Гека ничего… Только заикой стал.
- Вот гады – эти фашисты! – я сплюнул так же, как это делал Непляй.

Мы с Сашкой придумали план, как отомстить Маринке.
Я принёс из дома красивую коробочку из-под мамкиных духов.
Непляй поймал в саду жирную скользкую жабу.
Мы посадили жабу в коробку и перевязали ленточкой.
- Гека, отнеси коробочку во-оон той девчонке! А как только отдашь – сразу уходи… Понял?
Гека понимающе кивнул, улыбнулся и направился к Маринке – она в это время чертила на дороге «классики».
Мы с Непляем спрятались за кустами сирени и осторожно оттуда выглядывали…
Гека отдал Маринке коробку, но сразу не ушёл, как мы договаривались, а остался рядом.
- Уходи, дурак! – шептал Сашка.
Но Гека его не слышал и, кажется, не собирался уходить.
Видимо, ему было интересно – что лежит в коробке…
Он смотрел, как Маринка развязывает ленточку, как заглядывает внутрь …
- Ой, мамочки! – вдруг истошно закричала Маринка, увидев жабу.
Она брезгливо отбросила коробку в сторону и опрометью бросилась в дом.
Гека удивлённо и непонимающе посмотрел на нас с Непляем.
Радостная улыбка медленно сошла с его наивного, светлого лица.
Он наклонился, поднял с пыльной дороги жабу, погладил, и, держа её в руках, пошёл прочь.
Мы кинулись следом:
- Гека, подожди!.. Гека!
Но Гека отмахнулся от нас, как от назойливых мух.
Мы с Сашкой приуныли.
Мне кажется, он испытывал такие же чувства, как и я…
Сегодня мы обидели хорошую девочку и хорошего, доброго человека - Геку.
А эта толстая пупырчатая жаба и вовсе была ни в чём перед нами не виновата…

Так, втроём, мы и дошли до дома Геки – он впереди, а мы с Сашкой - чуть поодаль.
Гека присел на лавочку возле дома и, наконец, сжалился - махнул нам рукой.
Мы с Сашкой повиновались и присели рядом.
- Не-не-не об-б-бижайте т-т-тварь б-б-божью, - выговорил он, наконец.
Кого Гека имел ввиду – Маринку или жабу - мы не поняли. Да и какая, в общем, разница?
Мы с Сашкой одновременно вздохнули и кивнули в ответ.
Тогда Гека улыбнулся, погладил Сашку по голове и опустил жабу в траву.
Жаба немного подумала, не решаясь сделать первый прыжок, а потом спряталась где-то в тени сада…
Маринка с нами не разговаривала почти неделю.
И только сегодня, наконец-то простила – улыбнулась нам с Непляем и сказала «привет»…

Дом, в котором я живу, стоит на Приморской улице.
Наискосок от нас живёт Франц Иосифович Ковальский.
Мне он никогда не нравился, потому что был сильно похож Гитлера.
Правда, Гитлера я видел только на картинках, но сходство было удивительное!
Волосы дяденьки Франца всегда зачёсаны на пробор, а над верхней губой чернеют маленькие усики.
Был Франц Иосифович «жадным сквалыгой» - так говорила про него мамка.
Остальные соседи тоже сторонились Франца Ковальского.
Мы с Непляем иногда делали какие-нибудь гадости: то персики в саду оборвём, то грязи на крыльцо накидаем. Хотя Дяденька Франц и не сделал нам ничего плохого…

А сегодня мамка закричала прямо с порога:
- Гриша, Гриша! Глянь, шо у Ковальских творится!
Папка в это время читал газету «Знамя Труда».
Он отложил газету в сторону и спокойно спросил:
- Шо случилось, Галя?.. Пожар?
- Не-ее!..У Ковальского жена с тюрьмы вернулася… Глянь, шо вытворяет!
Отец неохотно поднялся и вышел на крыльцо; я выбежал следом.
Дом Ковальских был добротным, с небольшой мансардой и ухоженным садом.
На окнах дома были красивые резные наличники, а высокое крыльцо украшали витые железные перила.
Сначала я увидал дядьку Франца - он стоял возле лестницы и смотрел вверх.
Лестница была приставлена к стене дома, а на верхней ступеньке её сидела чернявая тётка.
На голове тётки была надета косынка; цветастая юбка на сильном ветру развивалась, как будто флаг.
Тётка держала в руках то ли сапог, то ли коробку – издалека я не мог разглядеть.
В это время Ковальский что-то тихо говорил своей жене.
Только чернявая не обращала на его слова никакого внимания.
Она доставала из сапога какие-то бумажки, раскидывала веером и кричала на всю округу:
- Шо б вам всем провалиться!... Шо б вы все сдохли, гады!
- Ну-ка зайди в дом, - сказал папка.
Я заупрямился, но отец открыл дверь и силком втолкнул меня в сени.

- Какие денжищи, Гриша! – говорила потом мамка. – Мы такие отродясь не видали.
- Эта тётка, что ли, деньгами кидалась? – удивился я.
- Теперь это не деньги, а обыкновенные бумажки, - сказал отец. – После денежной реформы ассигнации превратились в бумагу.
- А что такое реформа?
- Это, сынок, перемена…
- Перемена - как в школе?
- Нет, реформа – это перемена в жизни.
- Да уж! – воскликнула мамка. – Копили Ковальские деньги, копили, а потом Панну в тюрьму упекли, а Франц один-одинёшенек остался. Пока Панна сидела, реформа и приключилась…

Я побежал к Непляю.
- Сашка, тебе деньги нужны? Много денег?!
- Пончик, ты что – белены объелся? Деньги всем нужны…
Мы с Непляем успели собрать те ассигнации, которые ветер не успел припрятать.
Что с ними делать, мы придумать не смогли и отдали девчонкам – пускай играют!
Чернявую тётку, Панну Ковальскую, я больше никогда не видел – как будто в воду канула.
А Франц Ковальский так и жил в одиночестве, пока не помер…

- Смотри, Пончик, что у меня есть!
Непляй развернул бумажный кулёк и показал его содержимое.
- Это что?
Внутри был какой-то порошок красного цвета.
Я понюхал, но никакого запаха не почувствовал.
- Петька сказал – это красный фосфор. Он сказал, если взорвать - салют будет.
- А где взрывать будем?
- Петька сказал - лучше под колёсами велосипеда, так безопаснее!
- А у меня велик сломался…
- Не бзди, Пончик, что-нибудь придумаем! – пообещал Сашка.
То, что Сашка придумает, я не сомневался ни минуты…

Прошло два дня, я совершенно забыл про красный фосфор.
Как вдруг прибежал запыхавшийся Непляй и затараторил:
- Пончик, скорее собирайся, пока он не уехал!
- Кто?
- Дядька мой, Василь!
- Куда уехал?
- Вот ты балда, Пончик… Собирайся, по дороге расскажу!
- Я щас!
И на всякий случай, прихватил с собой кусок хлеба, смазанный растительным маслом, а сверху посыпанный крупной солью.
- Ты куда это собрался? – строго спросила мамка. – Смотри мне, не долго – по хозяйству поможешь.
- Я быстро! – заверил я мать и выскочил за дверь…
Возле сашкиного дома стоял велосипед.
- Это дядьки Василя велик, - сказал Сашка. – Петюня сказал, что пакет с порошком надо положить под колёса и проехать по нему.
- Ты что, Непляй, дурак? Разве дядька даст велосипед, чтоб взрывать?
- Да не-ее… Я у дядьки попрошу как будто покататься, а мы в сторонку отъедем и взорвём!
Сашка предложил мне первому прокатиться, потому что я хорошо катался на велике, а Сашка пока не очень.

Мы отъехали немного в сторону от непляевского дома.
Сашка положил на землю пакет с порошком и слегка присыпал землёй.
-Ну, давай, Пончик, ехай! – нетерпеливо сказал Сашка.
- Погоди, хлеб доем…
Кушать я начинал всегда с горбушки – так вкуснее…
- Хочешь откусить?
- Не хочу! Пончик, ехай давай!
Я доел хлеб. Мне было нисколечко не страшно.
Я разогнался и направил велосипед в то место, где лежал пакет с взрывчаткой.
Вот он, совсем близко!..
Вдруг перед моими глазами мелькнула молния, и я полетел в чёрноту…

- Кровиночка ты моя!
Я услышал, как причитает мамка, и открыл глаза…
Оказалось, я лежу на спине, а ноги горят так, словно их ошпарили кипятком.
Рядом стоит Непляй, его мамка, и ещё какой-то дядька – наверное, тот самый Василь.
- А шо, салют был? – спросил я слабым голосом.
- Ещё как был, – тихо ответил Непляй.
Сашкина мамка, с размаху, дала Непляю такой подзатыльник, что даже у меня зазвенело в ушах.
А может, в ушах звенело не от этого?..
- Ну, вы, хлопцы, даёте! – сказал дядька Василь. – Слава Богу, все целы!
Был дядька огенно-рыжим, будто огонь из печки…
Мамка помогла мне подняться; ощупала руки, ноги, голову – всё ли в порядке?
Я огляделся вокруг: рядом, присыпанный землёй, валялся велосипед. Там, где лежал взрывоопасный пакет, в земле осталась небольшая ямка.
Покрышку велосипеда взрывом разорвало на части.
- Знаешь, Пончик, мы, наверно, порошка слишком много насыпали, – сказал Непляй. – Я думал, ты уже покойник.
- Щас ты у меня будешь покойник! – сказала мамка Непляя и схватила Сашку за шиворот.
Но Сашка как-то вырвался и побежал в сторону балки…
- Стой, паразит! – сашкина мамка подняла подол платья и припустила за сыном вдогонку.
Я сначала молча смотрел, как они бегут, а потом засмеялся – уж больно смешно бежала сашкина мамка!
- Смешно тебе? – спросила моя мать. – Я чуть от страха не умерла, когда прибежал Сашка и сказал, что ты взорвался… А тебе смешно, да?..
Она схватила меня за руку и, причитая, потащила домой.
Мне мамку стало жалко…

С Сашкой мы не виделись, кажется, целый год.
А если верить календарю, то всего неделю.
Наконец, мне разрешили выйти на улицу…
Я вышел на крыльцо и, услышав шум, задрал голову вверх: кто-то из соседей запустил в небо стайку голубей.
Они кружили над нашим домом так легко и беззаботно, что у меня защемило сердце…
- Привет, Пончик, - услышал я знакомый голос.
Я обернулся и увидел Непляя.

Он стоял, прислонившись к забору, и скалился во весь рот.
- Шо, простили?!. И меня!.. Айда на балку?
- Айда!
Мы с Непляем отправились туда, где пахло йодом и горячим песком; где зрели дикие абрикосы и громко пели цикады; где мы были свободными, будто ветер…
Непляй рассказал, что его выпорол отец; что Сашка дал обещание никогда больше не играть с огнём; что родителям пришлось покупать новую покрышку для велосипеда.
- Знаешь, Мишаня, как я испугался?! Думал, ты помер… Веришь, нет?
- Верю!
И Сашка с облегчением вздохнул…

Мы миновали балку, небольшой лесок и вышли к морю.
Берег его был почти пустынным – пляжный сезон ещё только начинался.
- Ух ты! – воскликнул Сашка. – Смотри!
Я проследил за его взглядом и увидел Воздушного Змея.
Змей дёргался на ниточке в руках у маленького мальчика и был очень похож на живого.
У Змея была зелёная треугольная голова и длинный, развивающийся на ветру, хвост.
Казалось, что мальчишка не удержит ниточку, и Змей вот-вот улетит.
И правда, после порыва ветра, Змей вырвался из рук и полетел в сторону моря.
Он летел, помахивая зелёным хвостом, к той скале, что виднелась на горизонте.
- Эх, жалко, - сказал Сашка.
А я так и не понял, кого ему жалко – то ли Змея, то ли мальчика, упустившего из руки тонкую нить.