Незабудка моя синеликая

Из воспоминаний мужа.
«Мы жили на окраине города, переулок так и назывался — 1-й Загородный. За огородами, там, где раньше были карьеры, образовалась саженка. А перед домом росли вишни. Он был деревянный, построенный дедом Иваном еще до революции, мужчиной статным с голубыми глазами и черными усами. Он и в старости оставался высоким и крепким, правда, немного сутулиться начал после семидесяти лет. А бабка Мария, дед звал ее Манька, была маленькой худой и сморщенной, как печеное яблоко, хотя в молодости слыла красавицей. Она до сих пор любила наряжаться.

Наша семья жила в доме деда. Когда отец женился, дед отгородил ему часть постройки и сделал отдельный вход. Моя мать и баба Мария чего-то не поделили и практически не общались, поэтому у деда был один двор, а у нас другой. Хозяйство тоже вели по отдельности.

Мы, дети, в разборки между мамой и бабушкой не встревали и ходили играть во двор деда. Время от времени баба Мария нас подкармливала пирожками или блинами. Хохотала с нами и гладила по голове, когда мы ей помогали по хозяйству. Перегородки в доме были тонкие, и поэтому тайны друг друга знали все.

Мою старшую сестру Лилю сосватали, когда мне исполнилось девять лет. Семья стала готовиться к свадьбе. Тут уже было не до взаимных претензий между свекровью и снохой. Обе женщины самозабвенно трудились, готовясь к мероприятию, даже разговаривать стали.

Намаялась старушка за день, вечером поясница разболелась. Она опечалилась: «Что ее проклятущую прямо перед свадьбой скрутило!». Но на торжество не пойти не могла, внучку как-никак отдавала замуж. Кряхтя, достала бабка из сундука наряд к завтрашнему дню: красную атласную кофточку, сатиновую синюю юбку и цветастый белый платок. Накинула его на плечи. Ойкнула, но повернулась перед зеркалом и моргнула деду. Я в это время сидел за столом и писал поздравительное письмо сестре под контролем деда.

Перо заедало, скрипело, и я даже поставил пару клякс. Макал его в бутылочку с чернилами, принесенную из дому. Когда закончил писать, дед подул на чернила, положил письмо в сторонку и по-деловому серьезно сказал: «Вот и от тебя завтра Лильке поздравление будет!». И я довольный побежал домой, забыв ручку и чернила на столе.

Дед поставил бутылочку с чернилами на подоконник рядом с кроватью. Там же стояло еще пару бутылочек: со скипидаром, льняным маслом и настойкой из мухомора. Спать легли пораньше, с утра ведь надо управиться с хозяйством и готовиться к гостям. Через минут пятнадцать из-за перегородки послышалось похрапывание деда.

Только бабка Мария ворочалась с боку на бок. Уже луна заглянула в окно, а она все не могла уснуть. Очень поясница разболелась. Так она промаялась часа два, а потом решила полечиться. Чтобы не вставать и не будить деда, протянула руку и взяла с подоконника бутылочку со скипидаром, растерла себе спину. Дед мирно храпел и даже ухом не повел на ее действия.

«Ценная вещь — скипидар, полезная как в хозяйстве, так и для здоровья, — думала бабка Мария. — Как натрешь больное место, к утру, все как рукой снимет. Говорят, полезный для кожи, омолаживает и прогревает». Вспомнив про кожу, заодно провела рукой со скипидаром по лицу: пусть омолаживается. После лечебной процедуры уснула — или скипидар сразу подействовал, или сила внушения, а может, усталость сморила.

По утрам нас будил петух, за ним мычала корова. Вот и в этот день, день свадьбы моей сестры, первым пропел петух.

А потом раздался грохот опрокинутого стула или еще чего-то и крик деда: «Сгинь, сгинь нечистый! Уже петух прокричал! Свят! Свят! Свят!». Очевидно, дед крестился. От крика, а главное, от эмоций в голосе деда мы вскочили и бросились к нему на выручку.

На пороге все остановились в ступоре. Дед в подштанниках крестился и пятился в угол с иконами. А бабка с черно-фиолетовым лицом на него наступала и вычитывала: «Ты чего, старый? Из ума выжил, что ли?». Поясница у нее явно не болела. Потом, когда уже признали бабу Марию в новоявленном негре и разобрались, в чем дело, я схлопотал за оставленные чернила.

Оказывается, старушка в темноте взяла не ту бутылочку. Вместо скипидара растерлась чернилами и лицо ими же намазала. «Как ни странно, но от спины помогло, — потом смеялся отец. — Вон как резво наезжала на деда!».

Не буду описывать, чем и как отмывалась бабка, чтобы предстать перед гостями в подобающем виде. Практически отмылась, но синевой отливала. Некоторые гости спрашивали у деда: «Что это у Марии с лицом?». Но дед не терялся, и гордо отвечал: «Она у меня голубых кровей. Вот и отливает синевой. Незабудка моя синеликая!».

Бабка на свадьбе сначала сидела за столом смирно. А после нескольких тостов о своей особенности забыла и стала по-прежнему веселой. Это историю все со временем забыли, а я вот до сих пор помню, как мы были ошарашены синим бабушкиным лицом.