Малиновое.

Малинник – мое заповедное царство. Входом в него служат высоченные мальвы – желтые, розовые, красные. Торжественные стражи на воротах в сказочный сад. Густые, труднопроходимые заросли малины стоят выше головы так, что видно серебристую изнанку листьев. Бидончик, привязанный на боку поясом от старого халата, болтается, ненужный. Ни одной ягоды в него не попадет. Я собираю драгоценные сладкие зернистые бусины в пригоршню, и отправляю в рот, как только наберется полная ладонь. Чтобы тек по подбородку липкий сок, чтобы рот наполнился заповедной сладостью. А как еще ее можно есть?

Что ни делай – тонкая, но прочная нить воспоминаний все равно приведет тебя в далекое детство. Один малинник – в заброшенном прабабушкином дворе, заросшем аптечной ромашкой, которая оставляет в воздухе горьковатый запах. В дальнем углу двора – беленая известью хатка, в которую мы уже никогда не зайдем. Но чувства потери я не ощущаю. В детстве есть замечательный период, когда уход – это такой же естественный порядок вещей, как серебристые листья, как терпкие травяные запахи, как далекий голос, что зовет тебя с соседнего крыльца.

Второй малинник усмирен присмотром, растет аккуратными рядами. Зато находится он в самом-самом дальнем дворе – за кухню, за дровяной сарай, за скучные капустные грядки, по крутому спуску, когда в сандалетках застревает и крошится высушенная июльским зноем земля.

И опять – кожа рук зудит и краснеет от долгого розыска в листьях, зато мучения сполна вознаграждены новыми сокровищами. Я, шестилетняя, стою в своем заповедном царстве – звонком, щемящем, золотистом, шершавом, малиновом. Наполненная до краев сладостью ягод, которыми невозможно наесться.

И так – по сей день. Хотя самые спелые ягоды отдаю теперь другой шестилетней девочке, приобщая ее к щемящей тайне своего счастливого детства…