Мой дядя

Мой дядя.. нет, пожалуй, начну не так, а то сразу приходит на ум: "Мой дядя самых честных правил..." Короче, у моей мамы есть родной брат - естественно, что он приходится мне дядей, и с этим фактом надо просто смириться. Нет, не подумайте плохо, я ничего не имею против него, но раньше он всегда мне казался несколько странным, и вы, я уверен, согласитесь со мной, когда я расскажу вам о нём хотя бы вот такой случай.

Помню, был мой день рождения - мне исполнилось тогда тринадцать - подарки там всякие, свечи, тосты и когда, как обычно, все уже были навеселе, он встал и, так серьезно взглянув на меня, стал говорить:
- Знаете, когда я буду очень стар и в моем возрасте мечтать будет вульгарно и пошло, я бы хотел исполнить только одно желание: это после моих похорон - когда вы сядете вот также за большой стол помянуть меня - заявиться к вам и произнести речь. Я начал бы ее так: "Родные мои, близкие друзья, сегодня вы проводили в последний путь самого счастливого человека. Да-да, без всякого преувеличения. Счастливого - потому, что для меня на этой грешной земле закончилось настолько всё благополучно, что дай бог вам каждому! Я никогда не ждал от жизни подарков, не требовал к себе особого отношения ни от друзей, ни от общества, ни от природы, жил так, чтобы между мной и жизнью никогда ничего не стояло, воспринимал ее абсолютно буквально. Когда она была сложной, я принимал ее сложность, когда была простой - ее простоту, если непонятной - то... а кто мне скажет, что до конца понял эту дуреху - жизнь?.. Я рад и бесконечно благодарен ей, за то, что она дала мне кров над головой, и когда был голоден, то обязательно под ногами находил затерянный ею пятак. Мне удивительно везло: я умер от старости, а не от инфаркта или инсульта, меня не задавила машина, не переехал трамвай, не упал на голову кирпич, не вонзился хулиганский нож; я доволен жизнью, и прежде всего потому, что могло быть со мной всё наоборот. Я сохранил и уношу с собой упоительное наслаждение этой жизнью, очарование её красотой, запахом, цветом, вкусом вопреки всем бедам, которые неизбежно посещали меня, но я неустанно твердил себе: быть несчастливым в этой жизни - стыдно до неприличия..."

Он говорил и говорил, и я начинал уже испытывать легкое головокружение от его слов, у меня проплывали перед глазами обрывки картин, словно меня давила машина, переезжал трамвай или я шел с нищей котомкой за плечами по пыльной дороге навстречу разбойнику, и еще чёрт знает что...

Закончив свою речь, дядя пристально посмотрел на меня и добавил:
- Всё, что я сейчас говорил, я сказал только для тебя, мой любимый Алешка! - и привычно потрепал мою вихрастую голову.
Я, как всякий воспитанный отпрыск, благодарно кивал головой, хотя тогда ничего не понял из его слов.

Прошли годы - я повзрослел, дядя заметно постарел, и мне приходилось еще не раз слышать от него то, что, возможно, я не узнал бы никогда, но это уже не казалось мне таким странным, как прежде. И я верю, что когда настанет мой день и за столом соберутся меня помянуть, то я непременно явлюсь и скажу: "Сегодня вы проводили самого счастливого человека на свете, который всегда помнил, что быть несчастливым в этой жизни - стыдно до неприличия..."