Стояла ранняя весна...

… Стояла ранняя весна. Весело чирикали воробьи, орали в кустах мартовские коты. Семен Семенович Гавкунков возвращался с работы домой.

Еще издали он отметил оживление во дворе и увидел стоящую возле подъезда «Скорую помощь». Малолетний хулиган Мрякин, высунув язык и громко сопя от напряжения, выписывал на асфальте непривычное слово «УРЯЯЯ!!!». Старушки на лавочке у подъезда что-то дружно обсуждали под предводительством непререкаемого авторитета по всем вопросам Куськиной Глафиры Харитоновны, по прозвищу «Трандычиха». Приблизившись, Семен Семенович поинтересовался причиной данного ажиотажа. «Дык Соседов-то того, кажись, кони двинул!»- заговорщицки сообщила Трандычиха и, подбоченившись, добавила: «Туды ему и дорога!»

Соседова во дворе не любили. Семен Семенович же люто его ненавидел. Основной причиной конфликта был древний «Запорожец» Соседова, который тот упорно парковал возле подъезда. Машина, как бельмо, торчала под окнами Семен Семеныча. В знак протеста он даже поставил рядом свой личный старенький велосипед, намертво приковав его к ограде цепью с амбарным замком - чтобы не сперли ненароком. И вот теперь, теперь…

Радость теплой волной разлилась в груди Семен Семеныча. Взлетев, как на крыльях, на свой этаж, он ураганом ворвался в квартиру с воплем: «Жена! Накрывай на стол!» Удивленная Эсфирь Львовна появилась в дверях кухни, на ходу вытирая руки: «Что случилось-то, Сеня?» «Соседов накрылся!» - удовлетворенно сообщил Гавкунков и, протиснувшись мимо остолбеневшей жены, вытащил из холодильника початую бутылку водки, плеснул из нее прямо в чайную чашку и опрокинул одним махом: «Закуску готовь, говорю!» Радость распирала. Семен Семеныч распахнул балконную дверь. Свежий весенний воздух ударил в лицо, наполнил легкие. «Ура!!!» - что было мочи заорал Гавкунков с балкона. «Ты б постыдился, Сеня…» - тихо сказала за спиной Эсфирь Львовна,- «Горе у людей! В одном доме столько лет…» «У кого горе, а у меня – праздник!» - не унимался Семен Семеныч,- «День победы у меня! День! Моей! Личной! Победы! Понятно?! Имею право!» Жена молча пожала плечами и удалилась в свою комнату. Семен Семеныч допил водку, прокричал еще раз десять с балкона «ура!» и тоже отправился спать.

… Следующие несколько дней пронеслись, как один миг, в атмосфере всеобщего воодушевления и ликования. Даже малолетний хулиган Мрякин на время отвлекся от любимого граффити и галопом носился по двору, передавая из уст в уста последние новости. Дебаты на лавочке шли практически круглосуточно. Заводила, как обычно, Трандычиха: «Наконец-то, наконец мы вышвырнем этот несносный «Запорожец» и вернем наш уголок двора в свою законную собственность!» И даже всхлипнула от умиления: «Помню, я в детстве еще на нем в «классики» играла… И мама моя играла, и бабушка!»

«Давно пора!» - мрачно вторила ведунья в 13-м поколении, широко известная в узких кругах как «Магнезия»,- «К тому же, Соседов-то – бендеровец, он из тех краев родом, я вам точно говорю!»«Бандеровец…» - машинально хотел поправить Семен Семеныч,- «Бендеры – это город в Молдавии!» Однако вовремя спохватился: «Да ну ее, эту оглашенную! Еще подсыплет под порог какую-нить дрянь…» Но Магнезия не унималась: «Мне мама рассказывала, как во время войны бендеровцы на Урале зверствовали, всю нашу семью под корень вырезали, сволочи! Маме в то время, правда, всего полтора месяца было, но она все помнит…»

«Да что вы?!» - ужаснулась Лялечка, местная секс-бомба сорока с лишним лет, слегка подвявшая, но все еще уверенная в собственной неотразимости,- «Неужто бендеровец? И как только мы его столько лет терпели? Теперь уж точно ура, ура, ура!» Все головы, как по команде, повернулись в сторону Магнезии и Лялечки. Трандычиха нахмурилась: определенно, Магнезия «перетягивала одеяло» на себя. Но отдавать пальму первенства так просто она не собиралась, поэтому привычно начала: «А вот у нас в Ленинграде…»

Тут уж не выдержал даже Гавкунков: «Позвольте, уважаемая, у вас, кажется, блокада была…» Поняв, что сморозила глупость, Трандычиха на минуту замолкла. Однако тут же нашлась: «Да, была, ну и что?! Они, гады, подо льдом на Ладоге просочились, и уж так зверствовали, так зверствовали…» Вышедший на крыльцо покурить сын Соседова сплюнул, бросил окурок и, резко развернувшись, исчез в подъезде. «Знает кошка, чье мясо съела!» - победно заявила Лялечка и, вполне оправдывая звание «блондинки», добавила: «У хороших жен, небось, мужья не умирают, смотреть лучше надо было!»

… Наступила пятница, день похорон. С самого утра во дворе даже воздух, казалось, звенел от напряжения. К обеду родные покойного управились на кладбище, никого во дворе на поминки не пригласили…

Первое, что увидел Гавкунков, подходя к дому – пустой уголок двора у подъезда. «Запорожца» не было! Только жался к оградке сиротливо его велосипед…

Не успел Семен Семеныч зайти в квартиру, как в двери позвонили. На пороге маячил Краткий – председатель правления кооператива и, по совместительству, непосредственный начальник Гавкункова. «Мы тут на похороны собирали»,- в голосе Краткого звенел металл,- «Я за тебя деньги сдал!» И увидев, что подчиненный собирается что-то сказать, решительно закончил: «Ты не переживай, я у тебя из зарплаты вычту!» Возразить Семен Семенычу было нечего… Однако Краткий все не уходил: «Да, кстати… Прибери из-под окон свою рухлядь - моему «мерсу» парковаться мешает!»

… Из подъезда, воровато оглядываясь, вышел малолетний хулиган Мрякин. Не обнаружив на месте привычного «объекта», он, крадучись, приблизился к велосипеду и написал на его раме неприличное слово. На лавочке Трандычиха в тысячный раз рассказывала о построении коммунизма в отдельно взятом Ленинграде еще в 80-х годах прошлого века. Жизнь возвращалась в свою колею…

… Гавкунков спустился во двор. Стояла ранняя весна. Все так же весело чирикали воробьи, орали в кустах мартовские коты. «Слыхал, этот с завтрашнего дня квартплату поднял!» - проворчала сзади Трандычиха,- «Он, вишь, гараж строить себе намылился, а мы плати…»

…Дома Семен Семеныч по привычке полез в холодильник. Водки не было. Гавкунков с треском захлопнул балконную дверь и недобрым словом помянул покойного Соседова: «Вот гад! Такой праздник испортил…»