Шолом - Алейхем

Далеко за полночь в отдельном кабинете модного ресторана "Слон" кутила компания молодёжи. Чокаясь, смеясь, болтая, они веселились, жадно впитывая атмосферу свободы, только открывшейся перед ними.
 
То была компания товарищей, только что выпущенных из гимназии. "Uuvenes dum summus" - в десятый раз затянул весёлый брюнет с розовыми щеками и живым взглядом...
 
Среди молодежи невесел был только Гершка Рабинович. На участливые расспросы товарища, Гершка заявил, что не может веселиться, впитывая радость всеми фибрами души:
– А я... не могу... Не имею права. Между мной и радостью - стена. У меня свое memento mori, я еврей.
 
И Гриша Попов захотел стать Гершкой Рабиновичем. На время. Всего на год.
 
- Послушай, я знаю тебя и знаю многих молодых евреев. Все вы вечно твердите, что евреи - несчастнейшая нация. И тому подобное. Не понимаю. Вернее сказать, понять могу, но прочувствовать не сумею... Понимаешь? А я хочу почувствовать. Хочу побывать в твоей шкуре хоть недолго... Год побыть евреем и самому ощутить вкус еврейства. Уразумел? Мы сейчас при товарищах заключим договор: дадим друг другу слово, что всё, что ни случится за этот год, мы вычеркнем из своей жизни...
 
Так начинается замечательный роман Шолом-Алейхема «Кровавая шутка». Два друга, окончивших гимназию, - еврей из местечка и русский дворянин из знатной семьи - решили проделать рискованную шутку: обменяться документами и пожить под чужим именем в незнакомой среде. Для одного из них, русского Попова, ставшего на год Рабиновичем и попавшего в семью Шапиро, розыгрыш оборачивается совсем не безобидно. Такова, вкратце, фабула этого романа. Шолом-Алейхем начал писать «Кровавую шутку» в 1911 году, когда узнал о пресловутом "деле Бейлиса", а закончил в январе 1913-го, еще до того, как Менахем-Мендл Бейлис, ложно обвиненный в "ритуальном убийстве" христианского мальчика, был оправдан судом присяжних. Судебный процесс по «делу Бейлиса» привлек внимание не только российской, но и европейской общественности начала ХХ-го века, и, «Кровавая шутка» являлась своеобразной реакцией писателя на эти события.
 
Еврейский быт, типы обитателей в "черте оседлости" и выбившихся из нее, атмосфера бесправия, забитости, нужды и вечного, неизбывного страха - все это найдет читатель в "Кровавой шутке". Шолом-Алейхем не сгущает краски, ничего не выпячивает, не ищет эффектов, рисует жизнь такой, какой она была. Роман наполнен подробностями жизни и быта, событиями вековой давности. Но мир не становится добрее и благодушнее. Возможно, именно в силу этого очевидного обстоятельства мы каждый раз открываем для себя нового Шолом-Алейхема. Осознавая, что истоки творчества Шолом-Алейхема глубоко национальны и религиозны, проникнуть в мир его книг и его героев, «самому ощутить вкус еврейства» и понять что такое «еврейское счастье», невозможно без соприкосновения с еврейскими традициями, культурой, историей народа. Здесь-то на помощь нам приходит необычный музей - киевский музей Шолом-Алейхема. С него мы и начинаем нашу сегодняшнюю экскурсию в поисках «еврейского счастья».
 
Музей был открыт к 150-летию писателя 2-го марта 2009-го года на улице Большой Васильковской (бывшей Красноармейской), 5, на месте дома, где свыше ста лет назад жил и работал Шолом-Алейхем. Музей, по своей сути, особенный: это первый государственный музей в Украине, экспозиция которого посвящена не только творчеству известного еврейского писателя, поэта, драматурга, публициста, но и материальной и духовной культуре восточноевропейского еврейства. И, если в надежде понять, что такое «еврейское счастье», вас увлекут страницы еврейской истории и культуры, то именно здесь, в музее, вам радушно скажут: «Шолом!» и пригласят прослушать курс лекций. Здесь вы увидите фотоматериалы, посвященные еврейской архитектуре Украины и уникальному искусству еврейских камнерезов, подробнее узнаете о «деле Бейлиса». Вас ожидает встреча с малоизвестными фотоснимками и книгами, иллюстрациями к произведениям писателя, предметы еврейской традиции и быта времен Шолом-Алейхема и, конечно же, удивительный рассказ о жизни и творчестве Шолом-Алейхема.
 
Шолом-Алейхем (настоящее имя Шолом Рабинович) родился 2 марта 1859 года в городе Переяславе на Украине. В 1876 году окончил Переяславское уездное училище. Начал печататься с 1879-го. С начала 1880-х годов бывал в Киеве, в 1887-м поселился здесь и жил (с перерывами) до конца 1905 года, когда разразившийся в Киеве еврейский погром вынудил писателя навсегда покинуть любимый им город. Умер писатель в Нью-Йорке 13 мая 1916 года.
 
Еврейские погромы 1905-1906 годов стали всероссийским явлением. К этому времени Шолом-Алейхем был уже известным писателем, а значит, по русской традиции, – общественной фигурой. Он выступил составителем сборника «Хилф» «в пользу пострадавших от кишиневского погрома». Именно так представил Шолом-Алейхем сборник Льву Толстому, приглашая его к участию. Толстой дал в сборник три уже опубликованные сказки и начал писать новый рассказ, но не успел его окончить к выходу сборника. Многие литературоведы и историки высказывают мнение о том, что этим рассказом, написанным по просьбе Шолом-Алейхема, был известный всем нам из школьной программы рассказ о природе насилия и человеческой жестокости - рассказ «После бала». К сожалению, о предыстории этого рассказа, страшном кишиневском погроме и деятельности Шолом-Алейхема, на уроках литературы, как правило, ничего не говорилось. Между тем, переписка Толстого и Шолом-Алейхема по поводу погрома и помощи его жертвам сама по себе составляет особый интерес. Переписка характеризует Шолом-Алейхема как общественного деятеля, активно использовавшего печать с целью незамедлительного реагирования на судьбоносные события для всех евреев.
 
Произведения Шолом-Алейхема переведены на десятки языков мира. Он, наряду с Марком Твеном, Антоном Павловичем Чеховым и Бернардом Шоу, признан ЮНЕСКО одним из величайших в мировой литературе писателей-юмористов. Многие литературоведы отмечают в его произведениях стремление показать еврейскую жизнь как «еврейскую комедию», а не как трагедию рассеяния народа. Умеет он сделать из трагедии условия для использования новых возможностей и созидания! Может, именно в широте возможностей жизни и кроется то самое «еврейское счастье»?
 
Кстати, «Еврейское счастье»* - название любопытнейшего немого фильма, поставленного в 1925 году режиссером Алексеем Грановским по мотивам рассказов Шолом-Алейхема. В ролях заняты актеры Еврейского камерного театра, в главной роли Менахема-Мендла снялся Соломон Михоэлс. Автор титров – Исаак Бабель. Скудными средствами, доступными в то время кинематографу, удалось сделать настоящее кино. Впрочем, в музее Шолом-Алейхема богатая фильмотека. Было бы у вас желание и время, а уж сотрудники музея непременно предложат для просмотра фрагменты фильмов по произведениям Шолом-Алейхема.
 
Вопрос о музее-квартире Шолом-Алейхема в Киеве обсуждался много лет назад, когда Украина ещё не была независимой. Расположить музей предполагалось в доме №5 по Красноармейской улице. Теперь этого дома нет. 3 февраля 2009 года снесен и другой дом - по Большой Васильковской, 35 (бывшая Красноармейская). Это был последний киевский адрес, откуда Шолом-Алейхем в декабре 1905 года писал Льву Толстому о киевском погроме. И после пережитого ужаса решил покинуть Киев навсегда. На сегодня в любимом городе писателя сохранился лишь один дом, где Шолом-Алейхему довелось проживать - по улице Саксаганского, 27.
 
Киев, как сейчас модно говорить, стал знаковым городом для писателя. Здесь он в 1887 году напечатал в газете «Юдишес фолксблат» рассказ для детей «Ножик», определивший в последующем характерную особенность творчества Шолом-Алейхема - смех сквозь слезы. Во многих произведениях писателя вместо Киева фигурирует название Егупец. Именно в Егупец привозит на рынок свой товар Тевье-молочник, в Егупце пытается «торговать воздухом» вечный неудачник Менахем-Мендл. Игра писателя с названиями, в принципе, понятна. «Егупец» – это, собственно говоря, Египет, в котором древние евреи жили в рабстве. Положение их потомков в дореволюционном Киеве было немногим лучше: большая часть иудеев не имела права жительства в городе и ютилась здесь нелегально, под страхом полицейской расправы. В молодые годы испытал на себе этот страх и сам писатель.
 
Он испытал все превратности еврейской судьбы, изведал всё, что довелось изведать евреям на протяжении истории. Он учился и в хедере старой Касриловки, и в русской гимназии; перескочил из Средневековья в современность; был домашним учителем и казенным раввином; предпринимателем; торговал сахаром, играл на егупецкой бирже, служил страховым агентом, знал и богатство, и бедность. Покровительствовал литераторам и испытал на себе, что значит нуждаться в покровительстве и не находить его. Щедро издавал произведения авторов менее значительных и не мог найти издателей для своих книг. Его возносили, его низвергали. Его пьесы отвергали продюсеры; его изводили редакторы газет, утверждавшие: они, мол, лучше знают, что нужно читателю. А он не переставал писать. Писал – здоровый и больной, в поездах и на дрожках, на кухонных столах и на учрежденческих, заваленных гроссбухами, балансовыми отчетами и долговыми расписками столах. Писал и на смертном одре. Его движителем была энергия творчества. **
 
Тем не менее, уже побывав в Европе, Шолом-Алейхем указывал в переписке: «Как жалко выглядит теперь Киев после блестящего Парижа и после чистенького Берлина! И все-таки, если бы мне предложили выбрать один из этих трех городов, я остановился бы только на Киеве, хотя он не так благоухает и не так благоустроен».
 
Имя писателя в Киеве увековечивали в названии улицы (в 1920–50-х годах – нынешняя Константиновская, с 1966 года – улица на Лесном массиве), в названиях творческих объединений, школ, библиотек. В 1939-м впервые установили мемориальную доску на доме по Красноармейской, 5, где дольше всего жил писатель. В 1988 году дом на улице Саксаганского отмечен памятным знаком. А с 1997-го в Киеве установлен памятник Шолом-Алейхему. К нему-то, от музея Шолом-Алейхема, мы и пройдемся с вами по улице Рогнединской.
 
Следует отметить, что в названиях улиц в этом районе всегда просматривались исторические корни. Улица Рогнединская возникла в 1850-х годах XIX столетия, в соответствии с первым генеральным планом Киева 1837 года. Первичное название — улица Бульйонская. Современное название — в честь жены великого князя Владимира Рогнеды — улица носит с 1869 года. Во второй половине XIX столетия эта улочка упоминалась как переулок Маловасильковский.
 
Хоть улица и небольшая, но имеет свои достопримечательности, сохранились памятники истории и архитектуры. К примеру, нынешний жилой дом № 1 — бывший дом князя Мещерского, построенный во второй половине XIX века. И, наверное, символично, что мемориальная доска на этом доме свидетельствует, что в здании в течение 1896—1901 годов находилось Киевское литературно-артистическое общество. Первым главой правления был архитектор Владимир Николаев. Членами правления были Николай Лысенко, Орест Левицкий, Иван Стешенко. Среди членов — Леся Украинка.
 
Совсем рядом, у дома №3 на Рогнединской, находится памятник Шолом-Алейхему. Памятник открыт в 1977 году, но был установлен неподалеку, в начале бульвара, посреди Бассейной улицы. Через несколько лет бульвар убрали, а памятник перенесли на Рогнединскую улицу. Выполнен он скульптором Валерием Медведевым – автором многих памятников в нашем городе, в том числе, и памятника детям, расстрелянным в Бабьем Яру. Изменение места нахождения памятника дало киевлянам повод шутить о том, что автору «Блуждающих звезд» установлен блуждающий памятник. Однако, надеюсь, памятнику, наконец, определили очень удачное место нахождения, в непосредственной близости к хоральной синагоге Бродского.
 
Синагога на углу улиц Малой Васильковской (ныне – улица Шота Руставели) и Рогнединской появилась в Киеве в 1898 году. Известному киевскому исследователю старины глубокой Михаилу Кальницкому удалось восстановить интересную историю строительства этой синагоги.
 
Деньги на постройку выделил известный киевский "сахарный король" Лазарь Бродский. По его заказу инженер Георгий Шлейфер разработал проект здания синагоги в мавританском стиле, которую планировалось возвести в личной усадьбе Лазаря Бродского. Однако, в то время киевским евреям не разрешалось возводить монументальные культовые постройки, можно было лишь приспосабливать под молельни готовые здания, в связи с чем губернские власти не дали разрешения на строительство синагоги. Тогда Бродский и главный киевский раввин Евсей Цуккерман пошли на хитрость — они отправили в Петербург жалобу и чертеж бокового фасада, со сторны улицы Рогнединской, откуда здание напоминало жилой дом. Весной 1897 года Сенат Российской Империи дал разрешение на постройку молитвенного дома.
 
Здание выстроили за год, работы выполняла лучшая в городе строительная компания Льва Гинзбурга. Торжественное открытие и освящение синагоги состоялось в день 50-летия Лазаря Бродского — 24 августа 1898 года. На нем присутствовали многие почетные гости, в том числе, губернатор и городской глава.
 
В следующем, 1899 году, рядышком, там, где нынче находится кинотеатр «Кинопанорама» по улице Шота Руставели, 19, младшим братом Лазаря Бродского – Львом Бродским – была основана Купеческая синагога. Но в шестидесятых годах ее перестроили до неузнаваемости.
 
Хоральная синагога Бродского в 1926 году была конфискована советской властью. За время конфискации здание использовалось как клуб кустарей, во время немецкой окупации - как конюшня для армейских лошадей, а позже - как кукольный театр. И только в 1997 снова была передана еврейской общине Киева. В 2000 году произошло торжественное открытие обновленной Центральной синагоги Киева.
 
В холле синагоги создан небольшой музей — тут можно увидеть ханукию работы известного израильского скульптора Френка Мейслера, фрагмент свитка Торы II-V века, копию ключа с открытия синагоги в 1898 году, старинные книги, кипы, тфилины, мезузы, подсвечники. Есть в синагоге и свой ресторан. Если вы проголодаетесь за время нашей экскурсии, то сможете здесь получить пищу для тела, а пищу для ума мы едем получать в совершенно удивительное местечко, пригородную зону столицы, в город Боярку.
 
Маршрут наш проходит по улице Саксаганского до перекрестка с улицей Антоновича (бывшая - Горького), поэтому вы сможете увидеть дом №27 и мемориальную доску на этом доме, подтверждающую, что в этом доме проживал Шолом-Алейхем. Сюда он перебрался в 1903 году с Большой Васильковской.
 
Вы спросите, почему именно в Боярку мы отправляемся искать такое призрачное «еврейское счастье»? Пока мы будем двигаться по Киеву к Одесской площади и, затем, по Одесской трассе в сторону Боярки, я с удовольствием прочитаю вам диалог двух состоятельных людей в начале лета из повести Шолом-Алейхема «Дачная кабала». Напомню при этом, что писатель в своих произведениях называл Киев – Егупцом, а вот Боярка была названа им Бойберик. Названия улиц, кафе, иных публичных мест писатель сохранял без изменений. Итак, немного о дачной кабале…
 
По правде говоря, не столько воздух тянул нас в Бойберик, сколько сам по себе Бойберик. Ездить в Бойберик и жить там на даче, у нас в Егупце – очень важное дело, предмет гордости. У нас в Егупце, когда двое встречаются в начале лета, первым долгом спрашивают:
- Куда вы нынешним летом едете на дачу?
- В Бойберик, куда же еще ехать? А вы?
- В Бойберик, куда же еще ехать? У вас уже есть дача?
- Да еще какая дача! А у вас?
- Еще какая! Где же ваша дача?
- На Крещатике, конечно! Ну, а ваша?
- Разумеется, на Крещатике…
 
Шолом-Алейхем писал, что убранные дачи Бойберика выглядели как «принарядившаяся невеста в ожидании жениха». Так вот, улица Крещатик в Боярке сохранила несколько чУдных в прошлом дачных домов. Безусловно, вид у них теперь вовсе не тот, но есть надежда, что местная администрация взяла курс на сохранение исторического наследия города и будут приняты меры к реставрации этих домов. Кстати, улица сохранила и свое название. На улице Крещатик еще есть дача, которую снимал Шолом-Алейхем. И мы с вами там побываем непременно, чтобы прочувствовать изумительную обстановку дачного местечка, где летом киевляне собирались отдохнуть, подышать свежим воздухом в изумрудном лесу, купались в озерах с пляжами, купальнями и спасательной службой, пили свежий кумыс местного производства, ходили в театр, где проводились музыкальные вечера и литературные чтения, иными словами, где киевляне проживали лето – маленькую и такую наполненную счастьем жизнь. А давайте попытаемся найти здесь то самое «еврейское счастье»!
 
Представьте, что в Боярке отдыхали и лечились многие известные люди: композитор Николай Лысенко, актриса Мария Заньковецкая, писатели Борис Гринченко и Шолом-Алейхем, художник Николай Пимоненко, один из самых удивительных поэтов России – Семен Надсон. До настоящего времени о пребывании Надсона в Боярке свидетельствует установленный памятный знак в долине, воспетой поэтом в 1862-1887 годах.
В книге «Повесть о жизни» Константин Паустовский вспоминает свои детские и юношеские годы, проведенные в Киеве. От него мы также знаем, что в детстве будущего писателя привозили в Боярку, водили гулять в долину Надсона, место было популярным курортом.
Отдыхали здесь и Александр Иванович Куприн, Илья Эренбург. А будущий писатель Аркадий Гайдар в боях возле Боярки потерял своего лучшего друга. Местные боярские краеведы могут часами рассказывать вам разные истории из жизни знаменитых людей, годами проводивших в Боярке лето.
 
На самом деле, жизнь на месте нынешнего города Боярка стала активной после прокладки железной дороги Киев-Фастов. В 1868 году появилась железнодорожная станция Боярка, вокруг которой и завертелась дачная жизнь киевлян. А до этого у местечка была своя история.
 
На месте современного города в VII – III веках до нашей эры находилось скифское городище с курганами и водохранилищем, остатки которого сохранились до настоящего времени. Во времена Киевской Руси здесь был небольшой городок, а затем предшественницей Боярки было село Будаевка, возникшее в начале XVI века.
Лаврентий Похилевич в «Сказании о населённых местностях Киевской губернии» в 1864 году пишет: «Боярка село в пяти верстах западнее Крюковщины, при притоке ручья Веты, летом пересыхающем. Жителей обоего пола 783 и евреев 12»…
 
Еврейская община Киева отличалась большим количеством общественных и благотворительных учреждений: образцовый хедер, субботняя школа, библиотека (с 1906) и два детских сада, библиотека при больнице, эмиграционное общество, ссудно-сберегательное товарищество (с 190, ремесленная ссудная касса, общество попечения о бедных ремесленниках и рабочих, общество помощи бедным роженицам с родильным домом, общинная комиссия помощи больным на дому, 3 больницы ( на средства Бродских и И.М.Зайцева), комиссия по погребению. Список можно продолжить, но важно то, что еврейская община Киева не обошла своим вниманием Боярку: здесь находились общество помощи туберкулёзным больным с санаторием и приютом для тяжело больных, а также общество летних лагерей для больных детей с санаторием.
 
В 1847 в Боярке проживало 497 евреев, в 1897 — 720, в 1923 — 106, в 1926 — 53, в 1939 — 294 еврея, или примерно 3,5% населения. 2 июля и 3 сентября 1919 в Боярке прошли погромы, было убито 60 евреев, в том числе семья дяди Шолом-Алейхема — Мотеля Рабиновича. Оставшиеся в живых евреи покинули Боярку. В 1999 в Боярке проживало 45 евреев.
 
С 1863 года здесь была своя синагога. Фотографию ее можно увидеть в Боярском краеведческом музее на улице Октябрьской,49, где собрано много интересных экспонатов, которые вы сможете оценить во время экскурсии по музею.
 
Боярский краеведческий музей был создан на базе литературно-мемориального музея имени Николая Островского, чья жизнь и творчество также непосредственно связаны с этим городом.
 
Осенью 1921 года Боярка превратилась в поле боя по преодолению топливного кризиса, разразившегося в Киеве. Для вывозки дров, заготовленных в окрестностях Боярки, было решено построить узкоколейку от лесозаготовок до станции Боярка. Участником этого события был комсомольский вожак Николай Островский, который в 1930 году, будучи тяжелобольным и прикованным к постели, начал работу над романом «Как закалялась сталь». Вышел роман в 1934 году.
 
Нынче по-разному относятся к событиям тех времен и высказываются разные версии о событиях в Боярке. Но мне до сих пор помнятся строки Островского о том, что жизнь нам дана только раз и прожить ее нужно так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы. И, безусловно, творческая работа слепого и прикованного к постели автора романа не может не восхищать. Возможно, по этой причине, в экспозиции Боярского краеведческого музея, зачастую, выставляются работы живописцев, среди которых есть люди с ограниченными возможностями. Поверьте, здесь это воспринимается по-особенному. Иной раз понимаешь, что стойкость духа не ограничена человеческими возможностями.
 
В советские времена по мотивам романа Островского были сняты художественные фильмы, поставлены балет и опера. Роман «Как закалялась сталь» изучался в школьной программе, а образ его главного героя – Павла Корчагина - в значительной мере повлиял на формирование образа положительного героя литературы социалистического реализма. В Боярке у здания краеведческого музея в 1971 году установлен памятник Николаю Островскому. Перед зданием школы, в которой жили строившие узкоколейку комсомольцы, в 1979 году открыли памятник литературному герою Павке Корчагину. Но о людях и достопримечательностях Боярки в разные этапы развития города удивительно тепло, по-доброму, с радостью рассказывают сотрудники краеведческого музея.
 
В музее собрано более 11 тысяч предметов основного и научно-вспомогательного фонда, нумизматики, живописи, археологии. Перечень может быть продолжен. Некоторые экспонаты просто уникальны! Одно могу сказать точно: в музее вас ожидает ощущение сопричастности к истории и традициям народов, населявших это местечко с давних пор. Экспозиции музея постоянно обновляются. Сотрудниками музея много внимания уделяется дальнейшему сбору информации и документов о земляках, но, явно, многое еще предстоит узнать.
 
К примеру, в Боярке жил и умер в 1962 году Барух Мордехай Вайсман – еврейский писатель, писавший на идиш и иврите. Судьба его удивительна и интересна! Родился он в Словечно в 1887 году в семье бедняка-земледельца. В 1917–1919 годах жил в Одессе, где сблизился с Х. Н. Бяликом и Ахад-ха-‘Амом. В середине 1920-х годов перебрался в Киев, где работал в еврейских школах и публиковал свои произведения на идиш. В 1933 году переехал с семьей в Биробиджан, где преподавал в педагогическом техникуме и сотрудничал в газете «Биробиджанер штерн». Годы Второй мировой войны провел в эвакуации на Волге и в Сибири. В начале 60-х годов Вайсман вел дневниковые записи на иврите. Ряд записей сделан в форме писем к будущему читателю, различными путями поступали они в Израиль, публиковались в газете «Давар» под названием «Эл ахи би-мдинат Исраэль» («Моему брату в Государстве Израиль»), без указания имени автора, и передавались по радио. Часть их была издана отдельной книгой. Хотя авторство Вайсмана оставалось неизвестным советским властям, в 1957 году он был арестован и осужден с лишением свободы на пять лет за сионистскую деятельность. После освобождения в 1960 году, по старости и болезни, поселился в Боярке. Авторство Вайсмана было раскрыто в печати Израиля лишь через год после его смерти. В 1973 году вышло новое издание записей Вайсмана под названием «Иоман махтерет иври» («Ивритский подпольный дневник»). Наряду с произведениями Ц. Прейгерзона и Ц. Плоткина, «Дневник» Вайсмана является одним из свидетельств продолжения традиции литературного творчества на иврите в СССР. А ведь начинал это все никто иной, как Шолом-Алейхем!
 
О Шолом-Алейхеме боярские краеведы рассказывают с удовольствием, ведь этот человек прославил родное местечко своими повестями «Тевье-молочник» и «Дачная кабала». Рядом с музеем установлена мемориальная доска Шолом-Алейхему, еще одна – на доме, где на даче проживал писатель. Их вам покажут с радостью. И пока мы будем двигаться от одной мемориальной доски у музея к другой – на улице Крещатик, вам будет совсем несложно представить, как по дороге, окруженной изумрудными стройными соснами, каждое утро Тевье-молочник погонял свою лошадку в Егупец.
 
Добродушный юмор и оптимизм проявляются с особой яркостью в самом типичном персонаже Шолом-Алейхема — в Тевье-молочнике. По художественной законченности и мастерству рисунка этот "деревенский еврей", скрывающий под грубоватой внешностью проницательный ум и детски-нежную душу, является одним из наиболее замечательных литературных героев.
 
Тевье-молочник - отец пяти дочерей - родоначальник пяти различных житейских судеб. У каждой дочери своя доля. В условиях старого времени судьбы всех дочерей оказались трагическими. Старшая вышла замуж по сердечному влечению, но страдала от нужды. Вторая последовала за мужем-революционером в ссылку, в Сибирь. Третья вышла замуж за русского парня и вначале вызвала гнев Тевье, который не мог признать этот брак. Четвертая, обманутая, бросилась в реку и так закончила свой краткий жизненный путь. Пятая встретилась с богатеем-подрядчиком, но быстро убедилась в страшной своей ошибке и бежала в Америку.
 
Но этим не исчерпываются испытания Тевье: его верная подруга жизни - мать его дочерей, старая Голда - надламывается под тяжестью всех этих несчастий и умирает. А Тевье “по указу его императорского величества” выселяют из деревни, где прожил он всю свою трудовую жизнь.
 
Вот он, малый мир Тевье-молочника, серию монологов которого Шолом-Алейхем писал на протяжении двадцати лет. Нетрудно заметить, что за этим малым миром лежит большой мир исторической действительности, что на маленьких судьбах Тевье-молочника и его дочерей лежат отпечатки сменяющих друг друга исторических эпох.
 
Литературные герои Шолом-Алейхема узнаваемы, они здешние, местечковые. Недалеко от Боярки есть село Забирье. Жители этого села уверены, что прототипом литературного героя Шолом-Алейхема был их односельчанин, забирский еврей Тевель и его жена Енна Гольда, а попросту, среди сельчан, - Гудя. Здесь утверждают, что Тевель поселился в Забирье примерно в 1873 году на Сухаревке – окраине села, где жила беднота. Старожилы рассказывали о Тевеле, что это был сильный и смекалистый человек. Хоть и жил Тевель бедно, но конь у него был отличный. Зарабатывал Тевель перевозками грузов дачникам в Боярке. Неизвестно, откуда Тевель разбогател, но, похоже, что счастье привалило, как в одноименном рассказе Шолом-Алейхема, и Тевель построил в центре села длинный сарай, в котором могли переночевать чумаки, да открыл здесь же маленький магазинчик, в котором торговала его жена. Скоро Тевель приобрел двух отличных коров и стал возить молоко на продажу дачникам в Боярку. Именно здесь и познакомились писатель Шолом-Алейхем и простой деревенский молочник Тевель. И было у этого знакомства удивительное продолжение: в повести, переведенной ныне почти на все языки мира.
 
Пока мы будем возвращаться в Киев, я расскажу вам о Тевье-молочнике и его восприятии разными людьми в этом большом мире.
 
Для людей, получивших традиционное еврейское образование, и без специального стремления, как очевидное, проходит понимание того, почему в «Тевье-молочнике» девять рассказов. Цифра эта несет какое-то сакральное значение: ту же смысловую нагрузку, что и Девятое ава в еврейской традиции/истории. Однако, Леонид Кацис, филолог, литературовед, утверждает, что меньше всего кому-то когда-то хотелось выяснять подобные особенности творчества Шолом-Алейхема.
 
Леонид Кацис не исключает, что у людей, получавших традиционное еврейское образование, и без специального стремления подобные вещи могли проскочить как очевидные. Может быть, вообще стоит посмотреть, что собой представляет нумерология в творчестве Шолом-Алейхема, его ономастика, как устроена временная структура произведений. Леонид Кацис проводит параллель к Шолом-Алейхему и его «девятке» через пьесу Жаботинского «Чужбина», где цифра девять важна в связи с тем, что по сюжету идет погром в одесском порту, а евреи молятся «Шмоне эсре» и останавливаются на девятом благословении Иерусалима, – на котором действие прерывается. Но если с Жаботинским в этом смысле все более или менее понятно – очевидна сионистская направленность, то с Шолом-Алейхемом не все так просто. Этот вопрос в ряду нерешенных, хотя мы должны понимать, что подобные вопросы задаем уже из опыта литературы ХХI века…***
 
Успех знаменитой повести Шолом-Алейхема "Тевье-молочник" и её многочисленных и популярных экранизаций, постановок и мюзиклов, привел к тому, что в массовом сознании герои "Тевье-молочника" стали "эталоном" евреев Восточной Европы начала XX века. Интересно, что исследователи истории российского еврейства не всегда однозначны в своей оценке творчества Шолом-Алейхема и его «Тевье-молочника». К примеру, доктор Михаэль Бейзер (Ивритский Университет в Иерусалиме) вносит существенные коррективы в распространённый стереотип «Тевье-молочник» как зеркало русской революции, показывает, что соображения «политической корректности» в глазах российской демократической оппозиции были существенным фактором при создании этого произведения.
 
Поскольку я люблю театр и надеюсь, что среди вас есть такие же любители театра, то воспользуюсь возможностью для сравнения четырех самых известных спектаклей о Тевье. Популярность истории о Тевье не удивительна, если учесть давнюю и богатую драматургическую историю этого образа. В нашем «гид-параде» мы расскажем лишь о некоторых постановках по мотивам бессмертного произведения Шолом-Алейхема.
 
В годы перестройки началось и возрождение еврейского театра. Началось постепенно, и сначала это был не еврейский театр, а просто еврейская тема, которая изредка звучала со сцены «обычных» театров. Особенно часто ставили «Тевье-молочника» Шолом-Алейхема — разные театры, включая знаменитые московские, где роль Тевье исполняли «звезды».
 
Шолом-Алейхем мечтал увидеть своего Тевье-молочника на сцене. Мечтам этим, увы, не суждено было сбыться. Лишь 1 января 1921 года «Петроградская еврейская театральная студия», переехав в Москву, поставила спектакль «Вечер Шолом-Алейхема». В нем играл великий актер Соломон Михоэлс, а грим, костюмы и декорации готовил Марк Шагал! Так начинался «Государственный еврейский театр» (ГОСЕТ).
 
Лично для меня, первым сценическим открытием гениального произведения Шолом-Алейхема стал бродвейский мюзикл "Скрипач на крыше", поставленный американским режиссером Норманом Джуисоном в 1971 году. До сих пор эта постановка остается почти идеальным вариантом "Тевье-молочника". Не важно, что украинские местечковые евреи говорять в этом спектакле на английском языке, а не на родном идиш, не важно, что песни поют не в клезмерской манере, а в типично американско-мюзикловской. В остальном - колоритный, по-настоящему еврейский Тевье в исполнении Хаима Тополя. Музыка! Выше всяких похвал. Гениальные сочинения и аранжировки идишских песен композитора Джерри Бока, получившего "Оскара".
 
Но есть еще и другие постановки. Какая лучше?
Телеспектакль «Поминальная молитва» Марка Захарова по пьесе Григория Горина, где в главной роли снялся Евгений Леонов. Одного этого имени достаточно, чтобы вы могли представить себе значительность поставленной вещи. В этом спектакле уже нет той еврейской палитры, которая была в бродвейском мюзикле. Здесь нет ярких танцев и музыки. Но здесь есть Леонов! И его Тевье со своей глубиной и человечностью. Надо ли добавлять что-то еще? Тевье у Леонова - просто Человек. И национальность здесь не имеет значения. Шолом-Алейхем написал не еврейский роман, а общечеловеческий, ценность которого очевидна представителю любого народа. Именно это убедительно доказал Евгений Леонов.
 
Роль Тевье стала последней, сыгранной Леоновым. Рассказывают, что он вышел на сцену после клинической смерти и тяжелейшей операции на сердце, несмотря на уговоры и возражения. Он отшучивался: «Мне видение было... Ну, когда, значит, на тот свет направился... Иду по такому белому коридору... Уже край виден... А тут, значит, навстречу мужики... Евреи в шапках... Взяли под руки, повели обратно... Я спрашиваю: «Куда?» Они говорят: «Как куда? Спектакль пора начинать... Третий звонок!»
 
Вы можете это спокойно пережить? Я – нет…
 
Есть еще «Тевье-молочник», где в главной роли - Михаил Ульянов. Он проживает жизнь своих героев, живет их чувствами и переживаниями. Так и в этом спектакле - мы не следим за актерской игрой Ульянова, мы смотрим на жизнь Тевье-молочника, смеемся вместе с ним и плачем его слезами. Спектакль с Ульяновым почти лишен тех еврейских красок, какими полны иные постановки. Но ведь ценно общее человеческое, что есть в людях. Не так ли?!
 
В течение многих лет спектакль ставили в театрах России и стран СНГ. Большую известность получила постановка Киевского академического драматического театра имени Ивана Франко «Тевье-Тевель» (режиссер Сергей Данченко), где главную роль исполнил народный артист СССР Богдан Ступка. Его Тевье, пожалуй, был бы ближе всего самому Шолом-Алейхему. Поразительно, что украинец Богдан Ступка сыграл еврея проникновеннее и искреннее, чем еврей Хаим Тополь. Тевье в исполнении Ступки - именно таким представляется книжный Тевье-молочник. Здесь и лиризм, и постоянная самоирония. Невозможно не смеяться при просмотре сцены диалога Тевье с Лейзером-Вольфом. Также невозможно и сдержать слезу, слушая финальный монолог Тевье и видя, как сам Ступка плачет настоящими, искренними, ненаигранными слезами.
 
Но этот блистательный спектакль держится не только гениальной игрой Богдана Ступки. Опорой ему служат отличная работа звукорежиссера и балетмейстера, создавших грандиозный музыкальный и танцевальный фон спектаклю. Во-первых, приятно, что здесь звучит настоящая еврейская, клезмерская музыка! Не русская или американская, с еврейским налетом, как в других постановках, а именно клезмер - то есть та музыка, которая действительно была играна на еврейских празднествах молочника Тевье в те годы. А еще я где-то читала, что с каждым зрителем, просмотревшим и прочувствовавшим спектакль с участием Ступки, антисемитов на земле становится меньше…
 
Вот за этими размышлениями о роли искусства в нашей жизни, мы и вернулись к хоральной синагоге Бродского в Киеве. Не могу удержаться: Лазарь Бродский, основатель этой синагоги, умер 19 сентября 1904 года от сахарного диабета в Базеле на руках своей дочери — жены офицера швейцарской армии. 24 сентября его тело привезли в Киев. В этот же день в хоральной синагоге состоялось отпевание. Представьте: весь фасад синагоги был задрапирован траурными лентами, а над входом красовалась надпись: «Впереди его шествует добродетель».
 
Бродский был похоронен в мраморном склепе на Лукьяновском еврейском кладбище (могила не сохранилась), в траурной процессии участвовали губернатор, командующий военным округом, городской голова. В надгробной речи, знаменитый адвокат Лев Куперник назвал покойного «лучшим из евреев». Как писали киевские газеты, было прислано около 150 венков, из которых десять были изготовлены из серебра.
 
Шолом-Алейхему повезло меньше. Его похоронили в Нью –Йорке, а не в любимом им Киеве. В известном завещании писателя от 19 сентября 1915 года, он завещал поминать его в радости, и – главное – жить между собою в мире, не таить вражды друг против друга, поддерживать один другого в трудное время, вспоминать время от времени о семье, питать жалость к бедняку и, при благоприятных обстоятельствах, платить долги, если таковые окажутся… Разве есть среди нас хоть один человек, кто скажет, что Шолом-Алейхем, призывающий жить в мире между собою, не прав?! А, раз так, то мы приходим к людям и говорим им: «Мир вам!», что в переводе звучит как «Шолом алейхем!».
Писатель всегда с нами. Мир вам! Может, в этом и есть то самое еврейское счастье?
© Светлана Шапиро