Средневековье - сифилис и парики

Сифилис и парики
 
В Средневековье города косила не только чума, проказа и эрготизм, но и сифилис, любимое заболевание католической церкви, справедливо теперь иногда называемый «чумой Средневековья». Оспа, цинга и проказа нанесли относительно меньший вред.
 
В Средние века католической церковью были объявлены грехом все половые отношения, не направленные на рождение детей. Однако это не помогло верхушке церковной конфессии — сифилисом страдали три Римских Папы: Александр VI (1431-503), Юлий II (1443-1513), Лев Х (1475-521).
 
В 1530 году итальянский врач Д. Фракасторо порадовал любителей изящной словесности поэмой «Сифилис, или Французская болезнь». Считалось, что болезнь распространилась, благодаря легкомысленным французам.
Сифилисом переболело в то время почти всё население южной Европы, от святых отцов до уличных нищих. Успешное применение ртутных препаратов для лечения столь распространённого в то время сифилиса принесло особую славу Парацельсу.
 
Немецкий историк-эпидемиолог профессор Г. Гезер, чей двухтомный труд «История повальных болезней» был переведён на русский и издан в С.-Петербурге в 1868 году, впервые обратил внимание на сифилис и другие болезни, как основу коренного изменения в поведении людей — например, на то, что сифилис ХVII-XVIII веков стал законодателем мод.
 
Гезер писал, что из-за сифилиса (а в основном, как мы теперь знаем, его лечения его ртутью) исчезала всяческая растительность на голове и лице. И вот кавалеры, дабы показать дамам, что они вполне безопасны и ничем таким не страдают, стали отращивать длиннющие волосы и усы.
 
Ну, а те, у кого это по каким-либо причинам не получалось, придумали парики, которые при достаточно большом количестве сифилитиков в высших слоях общества, быстро вошли в моду и в Европе, и в Северной Америке. Сократовские же лысины мудрецов перестали быть в почёте до наших дней.
 
Не только кавалеров коснулась эта проблема, лысины появлялись тогда не только у них, но и у дам. И отнюдь не по причине мудрости последних. Но и эти лысины умело прикрывались париками. От слова парик, сходно зазвучавшего на всех европейских языках (perruque — франц., parrucca — итал., perücke — нем. и т.д.), родилось и название тех, кто эти парики делал — парикмахеров.
 
Цирюльники ценились, и не только севильские. Эта профессия стала одной из самых высоко-оплачиваемых в мире. Поэтому разбогатевшие цирюльники, наравне с виноторговцами, становятся владельцами доходной недвижимости:
«Вплоть до XVIII века меблированные комнаты в Париже (их держали виноторговцы или цирюльники) — грязные, полные вшей и клопов — служили прибежищем публичным женщинам, преступникам, чужеземцам, молодым людям без средств, только что приехавшим из своей провинции…»
 
Те, кто был не болен, стали отращивать и показывать свои волосы — в эпоху позднего средневековья даже замужние женщины начинают открывать волосы, укладывая их соответствии с модой того времени.
 
Дело, вероятно, также не только в отношениях кавалеров и дам, а и в том, что в средневековье к «нечистым» относили страдающих не только проказой, но и многими другими заболеваниями, тем же сифилисом, например.
 
А «нечистого» могли и вообще из города изгнать, даже поставив диагноз по ошибке — столь распространённый сифилис для врачей средневековья играл такую же роль, как ОРЗ для врачей советских.
 
При любых сомнениях ставили диагноз сифилиса, следуя правилу «In dubio suspice luem» («В сомнительных случаях ищите сифилис»). Как тут без парика?
Это сейчас, на вопрос: «Что делают в парикмахерской?», любой ребёнок ответит: «Стригут волосы!», удивляясь неосведомлённости взрослых.
 
Но тогда, когда сифилис вместе с сопутствующем облысением распространился и в Англии, семантика названия была вполне понятна: ведь не «haircutter» — «подстригатель волос» — назвали цирюльника, а «hairdresser» — «одеватель волос».
 
Так в Англии появились те самые парики, которыми, как славной и древней Традицией, гордятся поныне судьи и лорды.
 
Широкие же народные массы же о сифилисе знают мало, слышали только краем уха. Тот же историк Иштван Рат-Вег в книге «Истории человеческой глупости» приводит такой пример народной грамотности:
 
«Другой отец требовал назвать его новорождённую дочь Сифилидой. Перепуганный чиновник старался убедить его, что речь, может быть, идёт о Сильфиде? Но тот настаивал на Сифилиде, что, дескать, имя он слышал, что оно ему нравится. Конец спору был положен тем, что ему предъявили закон об именах от 1803 года и просьбу его отклонили, ибо ни в каком календаре такое имя не встречается, а исторических личностей с таким именем не было».
 
То, что не волновало древних греков — боязнь стать лысым — давно существует уже на подсознательном уровне, борьба с облысением и ныне — доходный бизнес.
 
Например, в Юго-Восточной Азии облысение, достаточно редко сейчас встречающееся, считается большой неприятностью и ассоциируется с каким-то заболеванием. Сейчас никто не помнит, с каким именно, просто существует народное мнение: если лысой — то больной.
 
Но тогда, когда в ЮВА появились первые лысые европейцы-колонизаторы, связь была наглядной. Они женились на местных красотках, те умирали со временим, вслед за европейцем, и в памяти народа это осталось.
 
Тогда же сифилис добрался и до России «Если одни умирали от сильных ударов, то других наших предков насмерть сражали венерические болезни.
Какие следы оставляет на костях сифилис, можно увидеть на выставке» — это о выставке «Антропология» в Краеведческом музее Самарской области.
Те, у кого ещё сохранились свои волосы, их, естественно, не моют, а посыпают мукой. Или пудрой. Представьте себе, что должно было делаться в давным-давно немытых волосах, если их постоянно посыпать мукой. А прусские косы, смазываемые салом?!
 
Не удивительно, что при описанной выше средневековой гигиене, в громадных причёсках средневековых благородных дам нередко обнаруживали мышиные гнёзда — дама могла месяцами не мыть голову, пока мода на причёску держалась. Ну, а уж блохи на Прекрасных Дамах жили перманентно.