Подлинное и мнимое. Что на самом деле мешает российской журналистике

Российскую журналистику бранят обыкновенно, как бранили и советскую, но мне они обе милы, читатель дорогой. Другое дело, что у современной журналистики есть мнимые проблемы (но именно о них постоянно говорят), и есть проблемы подлинные (тут, как ни странно, молчок). Вот с этим надо бы разобраться.
 
Если взять человека с улицы и спросить его мнение о журналистах и журналистике, вы услышите следующее: "Все продажные; все врут; властям прислуживают". "Продажность" - вообще тема номер один. Чаще всего, узнавая, что я из газеты, меня спрашивают "сколько стоит, чтобы ты заметку написал". Меня всякий раз поражает несоизмеримость реального масштаба практики заказных статей (кто поспорит, что такая практика есть) и представлений о ее размахе. Причин две. Во-первых, люди путают рекламные и "заказные" статьи (первые пишут не журналисты, а рекламщики, вторые же, по определению, содержат непроверенные факты и заточены на уничтожение той или иной персоны). Во-вторых, люди видят, что иных журналистов осуждают или даже сажают за "заказуху", а поскольку это вообще все, что люди знают о нашем внутреннем быте и бытие, им и кажется, что все сводится к "джинсе".
 
Между тем я не вижу оснований говорить о том, что "заказуха" - это некая или новая, или чисто российская практика. Во всем мире таких "журналистов" ловят и наказывают. С другой стороны, если в советское время иные из нашего цеха брали за свой неправедный труд квартирами, пайками и их заказчиками были инструкторы обкомов, то сегодня мы видим тех же журналистов или их последователей, берущих "налом" у коммерческих структур, - вот и вся разница-то. Говорить о том, что это явление сейчас приобрело новые масштабы, я бы поостерегся. И тогда, и сейчас такие "представители цеха" были четко отделены от "нормальных журналистов", и обществу не мешало бы знать, что мы таких товарищей за своих коллег не считаем.
 
Теперь к вопросу о том, что "всё врут". На мой взгляд, качество журналистики в России сейчас, с точки зрения проникновения вглубь материала, высоко как никогда.
 
Появилось новое поколение журналистов с дипломами политологов, экономистов, или - без дипломов, но с "приобретенными знаниями".
 
Доходит до того, что когда журналист обращается к ньюсмейкеру-эксперту, часто слышит в ответ - "Ничего про это не знаю. Напиши сам с моих слов, я гляну, подпишусь". Подобные глубинные знания не были востребованы в советскую пору, их и не было: я хорошо помню вопиющую наивность нашей прессы, кинувшейся в конце 80-х рассуждать о "демократии", о рыночной экономике, при этом слова "акции, котировки, векселя" слетали с пера, как пушинки, поскольку авторы смутно понимали, что это вообще такое.
 
Сказанное относится и к так называемым "светским" журналистам. Казалось бы, а какой спрос с их знаний? Тем не менее я вижу людей, помнящих все спектакли, фильмы, замужества-разводы своих героев назубок, и уж у них-то нет проблем, о чем спросить кинодиву, если случайно столкнешься с ней в фойе гостиницы. Часто мы с пренебрежением относимся к такой журналистике, но поверьте, она требует не меньших знаний и почти компьютерной памяти. В прежние времена таких асов у нас просто не было.
 
Безусловно, современная журналистика стала жестче, предметней, но такой жанр, как очерк, практически ушел, и этому есть объяснение. В неправовом советском обществе часто только газетчик мог защитить простого человека; сегодня у него, к счастью, есть защита и, помимо прессы, как минимум - суд. Газетная публикация перестала "вершить судьбы" и "спасать", и мне сие не слишком-то жалко, потому что вместе с "очерком" ушел и стыдливо забытый ныне жанр "статьи-доноса". Ведь сколь часто мастера старой школы "спасали" людей, столь часто они и ставили крест на судьбах и карьерах. Не жаль мне и очерка как такового - слезливого, напыщенного, мнимо литературного. Чего мне жаль, так это забвения репортажа. Тому тоже есть причины (глупо писать о запуске нового завода в стилистике "эпоса о великих стройках", и как же писать - еще не найдена тональность), но я думаю, что этот жанр вернется - людям всегда интересно посмотреть, "как все это было", пусть и чужими глазами.
 
Что же на самом деле должно волновать в тенденциях российской журналистики?
 
Во-первых, это чудовищная экономическая слабость многих изданий. Читатель не в состоянии их кормить (в провинции читатель беден, в столице многие читают СМИ в Интернете). Это заставляет редакторов отдавать дань "жареному" (именно и только это, а не какая-то ментальная испорченность, причиной тому), а также "ложиться" под очередного спонсора, часто в лице властных структур. Опыт других стран показывает: нам просто предстоит еще выработать систему экономического существования прессы. В США, например, местные СМИ почти все взяты столичными концернами, что избавляет от нужды лебезить перед местными властями. У нас могут быть эти или другие варианты.
 
Во-вторых, к числу подлинных проблем относится узость географии федеральных СМИ. Они делаются в Москве, уже Петербург, с точки зрения медиа-поля - это провинция. Такое положение недопустимо для столь огромной страны. К счастью, ситуацию уравновешивают местные СМИ, которые именно сейчас стали настоящей силой. Возможно ли, чтобы газету, которая делается в Екатеринбурге, читали в тот же день в Москве, не осознавая ее "провинциальности"? У нас просто нет другого выхода, чтобы сделать так. Но как - это предмет отдельной дискуссии.
 
Наконец, я бы отметил извращенную систему формирования и продвижения кадров. Мы уже говорили, что в силу экономических причин издания "ложатся" под спонсоров. Это порождает слой "вечных редакторов", на манер советской номенклатуры, которые блуждают от спонсора к спонсору, но неизменно работают только редакторами, при том, что вертикальный "лифт" в самих редакциях нарушен. Этот "лифт" просто не успевает сработать - спонсоры вместе с "приглашенными командами" меняются слишком быстро. Если ты не попал в обойму (попадание в нее - дело случая: вместе учился, вместе женился) - до седых волос будешь на пресс-конференции бегать. Это тем более плохо, что настоящие профи как раз внутри коллективов, а не в "летучих командах", которые сегодня "доят" одного богача, завтра - другого. Скажу больше, такая практика отчасти нивелирует позитивный эффект, отмеченный нами выше (рост профессионализма рядового, пишущего состава). Нет сомнений, что с усилением экономической самостоятельности редакций "лифт" снова заработает в нужном направлении.
 
Хотелось бы подчеркнуть, что эти проблемы не являются неразрешимыми, требующими какого-то экстраординарного вмешательства. Скорее всего, они разрешатся сами собой, по мере экономической эволюции медиа-бизнеса. Впрочем, этот процесс можно подтолкнуть. Например, Союз журналистов Москвы помогает ветеранам от журналистики - людям, которые, как ни чудовищно звучит, "вне обоймы". Помимо этого союз организует курсы для журналистов, выезжающих в "горячие точки", и профессиональную учебу для отраслевых журналистов.
 
Конкурс на факультетах журналистики остается высоким - парадокс, потому что в редакциях мы видим выпускников других факультетов (сам выпускник журфака, имею право об этом говорить). Образование "журналистское вообще" никому не нужно - надобно знать политику, экономику, культуру, спорт, и знать в деталях. Точно так же органы, ратующие за "журналистов вообще", явно терпят фиаско. Прежде всего потому, что их представители озабочены ими самими выдуманными проблемами и не видят (или не хотят видеть) проблем подлинных. Кому я плачу (точнее, не плачу) взносы - не скажу. Потому что вспоминаю о таких союзах разве что когда слышу очередной дикий политический комментарий одного из функционеров и думаю: "Черт, почему он говорит от моего имени?"
 
Журналистика, ратовавшая за "перестройку" и рыночную экономику, по факту оказалась в хвосте ею же и запущенного паровоза. Рыночность крайне медленно проникает в нашу среду. Пора понять: только укрепив финансовую базу, мы дадим людям еще более качественные тексты. Все прочие пути (сетования, брюзжание, призывы к "корпоративной чести") обречены.
 
Евгений Арсюхин