Дорога домой

Ранним октябрьским утром выхожу на крыльцо. Студено! Первый крепкий заморозок этой осенью. Лужи у крыльца затянулись хрустким ледком, ветви деревьев объяты инеем, высокое голубое небо дышит свежестью, напоминая, что зима не за горами. Повсюду топятся печи: густой дым столбом поднимается в небо. Со стороны сарая слышится требовательное мычание коровы. Бренча подойником, из дома выходит сестра:

- Холодно сегодня. Не замерзнете в дороге?
- Нинуха, ты чего? – слышится голос ее супруга, которого все, в том числе и жена, зовут Михалычем. – В машине тепло. Не успеем в первую горку забраться, как жарко станет. Нашла о чем переживать! Давай-ка лучше поторопимся, слышишь: Зорька зовет?

Среди рабочей недели мы с детьми еле смогли выбраться на пару дней, чтобы поздравить сестру с юбилеем. Сегодня Михалыч на своей машине отвезет нас в город, домой. Это намного удобнее, чем трястись на автобусе.

В машине дочери поднимают гвалт из-за сотового телефона – кому первому играть. Ликвидировав телефон и слыша в ответ недовольные возгласы о том, что дорогой нечем заниматься, предлагаю рассказывать, что видишь, придумывая и добавляя что-то свое.
- Нечего рассказывать! – канючит старшая. – Здесь лес кругом, деревья все одинаковые. Что о них интересного расскажешь?
- Самое главное – в обыденном увидеть то, что, может быть, не всем заметно, - отвечаю. – Добавь немного фантазии и увидишь, что получится замечательный рассказ.
- Хорошо, ты первая начинаешь, - парирует дочь. – Потом и мы присоединимся.

- Посмотрите, какой пушистый иней на деревьях: они словно принарядились. Ольха, растущая в низине у ручья, и вовсе смотрится сплошным белым облаком. Солнечные лучи отражаются в каждом кристаллике инея, волшебные искорки, перемигиваясь, прыгают с дерева на дерево. Кажется, что если протянешь руку, то все они осядут в твоей ладошке, и ни один драгоценный камень не сможет соперничать с ними по красоте!

Девчонки слушают завороженно, точно я сказку рассказываю. Продолжаю:
- Вдоль всей дороги тянутся заросли иван-чая. Летом он радовал всех своими цветами, теперь же стебли высохли, на них хлопьями висит пух - семена растения. Ветер, качая траву, создает волны: пух, оторвавшись от стебля, кружит в воздухе, напоминая хлопья летящего снега, повиснув на кустарнике, создает видимость длинных белых одежд, «одевая» можжевельник в королевское платье со шлейфом.

- Теперь я! – не выдерживает старшая дочь. – У самой дороги листва с деревьев уже облетела, но дальше, в лесу, березы и клены, горят огнем, готовые поделиться теплом своих листьев, словно приглашая нас погреться. Мне кажется, что их листья действительно теплые, может быть, даже горячие – ведь иней их не тронул. На рябине алеют гроздья ягод, тронутые морозцем, и от этого кажущимися стеклянными, но это вовсе не ягоды, а волшебные украшения. Стоит нам отвернуться, как рябина примется одаривать сосны и березы бусами и серьгами. Вот уж будут красавицы!



- Вот это место называется Сара Елань, - говорю я, когда машина, поднявшись на гору, выныривает на открытую лесную поляну.
- Мама, почему так называется? – спрашивает младшая дочка.
- Это означает «большая поляна в лесу», - отвечаю. – Однажды, давно, когда мне было лет десять, мы с отцом видели здесь журавлей. Был конец весны – самое время для журавлиных танцев.
- Мама, расскажи!

- Хорошо, я буду рассказывать, а вы смотрите на поляну и представляйте. Проезжая мимо, мы остановились, отец заглушил мотор. Попросив меня вести себя потише, повел вдоль поляны, за густыми зарослями черемухи, прямо к дальнему остожью. Кое-где, в затемненных местах, черемуха еще цвела, ее медовый аромат окутывал мягким облаком. Под ногами ярко зеленела трава, синела медуница, вздрагивали нежно-желтые цветы барашек или, если говорить правильно, первоцвета. Остро пахло черемуховой корой, чуть глуше казался запах прогретой на солнце сырой земли. В тишине, которая прерывалась, разве шелестом листьев и нашими осторожными шагами, вдруг раздался легкий свист, переходящий в щелканье: то журавль звал свою подругу. Осторожно высунувшись из-за кустов, я увидела двух длинношеих птиц светло-серого цвета. Нижние перья крыльев и хвоста выделялись яркой черной каймой, на голове горели красные пятна. Журавли плавно передвигались по траве на своих высоких ногах, точно скользили. Вот замерли, глядя друг на друга, и снова заскользили, подняв крылья. Неожиданно один из них присел, согнув ноги, потом подпрыгнул, повернувшись. Вторая птица прыгнула в сторону, хлопая крыльями и призывно крича. Они, то сходились в танце, то расходились далеко по поляне, подрыгивая, взмахивая крыльями. Их крики были наполнены радостью и сладкой болью, торжеством весны. Невозможно описать чувство душевного восторга, которое испытываешь, глядя на этих грациозных птиц.



- Я их вижу, - вдруг прошептала младшая. – Один журавлик низко кланяется другому, благодаря за танец. А второй так ласково смотрит, словно обнимет сейчас.
- И я вижу! – раздался голос Михалыча с водительского сиденья. – Посмотрите, как они хлопают крыльями, аплодируя друг другу.

Только тут осознаю, что машина стоит, а все мы, сидящие в ней, смотрим на пустую осеннюю поляну с заброшенными полуразвалившимися остожьями.
- А сейчас журавли прилетают сюда? – с интересом спрашивает дочь.
- Старики рассказывали, что раньше здесь было много журавлей. Потом остались только двое. Отец сказал мне, что если бы их было много, то они ни за что не подпустили нас так близко: журавли – чуткие птицы. Честно говоря, не знаю, прилетают ли они сюда сейчас. Думаю, даже если и прилетают, то выбирают место поукромнее, подальше от дороги.

- Вот так сказочницы! – говорит Михалыч, мягко тронувшись с места. – Меня, деда, и то сказками завлекли! Давайте, что ли еще расскажите!

- Теперь я! – присоединяется младшая. – Березку согнуло ветром, да так сильно, что не может она выпрямится: так и растет, полулежа, раскинув ветки по кустам и траве. Еще одна тоже упала бы, если не поддержал бы ее крепкий раскидистый клен, который подставил широкий ствол и самые крепкие сучья как подпорку своей подружке. Кажется, что девушка склонила голову на плечо богатыря. Переплелись они ветками и листьями – не сразу разберешь – где чьи.

- А вот, - подхватывает старшая. – Пригорок, который вполне можно назвать «Веселым»: озорные березки и сосенки разбежались по нему, играя в салки. Все они ладные, веселые. Так и манят побегать с ними. Кажется – отвернись, разбегутся, кто куда. Но им жаль бросать родной пригорок, так и останутся они дальше шалить и резвиться.

- На высокой насыпи ветер дует сильно: ему есть, где разгуляться, - продолжаю я. – Корни старой сосны, к тому же, давно подмывали весенние и осенние ручьи, тут еще налетел сильный ветер, а может быть, мела метель, смешивающая землю с небом, и повалила сосну, вывернув с корнем. Лежит сухая великанша, кажется, что погибла, помочь ей ничем нельзя. Ан нет – вокруг радостно зеленеет поросль сосенок, получивших жизнь благодаря старой сосне. В ее стволе множество маленьких ходов наделали насекомые, под корнями – норки мышей. Так что, даже погибнув, дерево дарит жизнь. Значит, не зря появилось оно на свет много лет назад!

- На поляне у ручья собрались деревья гурьбой, - начинает младшая. – Заросли раскидистой ольхи окружили скромную стройную березу-красавицу и водят вокруг нее хоровод, напевая песни. Береза смущенно опустила ветки, стесняясь хвалебных слов. Но, между тем, ей очень приятно их внимание и забота. Наверное, в знак благодарности, роняет она ярко-желтую листву на голые ветки ольхи, стараясь их приукрасить.

- Что, сказочницы? – спрашивает Михалыч. – Может, выйдем, отдохнем чуток? Ноги разомнем, засиделись совсем!



Вывалившись из машины, спускаемся к ручью. Ух, как дохнуло прохладой! Вокруг – белым-бело! Иней посеребрил все, начиная от чуть заметной былинки, заканчивая верхушками самых высоких деревьев. У берегов ручья, переливаясь под солнечными лучами, белеет первый ледок. В середине ручеек бежит, как и прежде, от воды поднимается пар. Дочь, присев, кончиками пальцев, обламывает хрупкие льдинки, которые тут же затягивает вода. Ключик чист и прозрачен: на дне можно разглядеть самый мелкий камушек. В небольшой заводинке, скованной льдом, виден ярко-оранжевый лист клена. Он, точно взывая о помощи, трепещет острыми кончиками. Видимо, пожалев его, дочь, кроша рукой лед, освобождает проход в ручей, проталкивая по нему листок. Подхваченный водой, он отправляется в дальнее плавание.

Трогаемся. Слышится крик младшей:
- Смотрите, близнецы!

Совершенно верно! Растущие рядом деревья – лиственница и сосна выглядят как близнецы: одинаковые рост и разветвленные кроны, симметрично расположенные ветки, навевают мысль, что их нарочно кто-то скопировал. Разнятся деревья лишь тем, что на лиственнице хвоя желтая, сухая, готовая опасть со дня на день, а на сосне – по-прежнему зеленая.

На огороженном участке, привалившись к стволу березы, лежит гнедой конь. Даже на расстоянии чувствуется его умиротворение и единение с природой: величественная посадка головы, взгляд, преисполненный мудрости и благородства. Он отдыхает. Мне сразу же вспоминается рассказ отца о любви моего деда к лошадям.



Огонек был верным помощником семье много лет, выполняя самую тяжелую работу. Дед души в нем не чаял: лично чистил скребком и купал в пруду, выбирал самые душистые охапки сена, поил только родниковой водой. К сожалению, век лошади короче, чем наш: Огонек состарился, начал болеть, перестал есть и пить. Ветеринар сказал, что коня нужно резать. И дед, прошедший войну, видевший смерть совсем близко, не смог поднять руку на своего любимца. После смерти, Огонек со всеми возможными почестями был похоронен на участке, который был отведен под выпас скотины. Папа говорил, что первый и последний раз видел, как плачет его несгибаемый отец.

Скоро грунтовая дорога заканчивается. Начинается шоссе. Машина летит теперь так, что ничего не успеваешь рассмотреть. Умолкаем, каждый отдавшись своим мыслям.

Оживляемся, проезжая поля, на которых летом росли злаки и подсолнечник. По, казалось, пустому полю степенно прохаживаются коровы, что-то собирая влажными губами. Телята, затеяв игру, бегают вокруг матерей, высоко задирая ноги. Когда они, заигравшись, тычутся в бока коров мордой, те, спокойно повернув голову, смотрят на озорников долгими взглядами: мол, шалите-шалите, недолго осталось – скоро зима, из конюшни не выпустят.



- Ой, а по небу барашек гуляет! – радостно кричит младшая дочка.
Присмотревшись, в контуре облака действительно определяем барашка. Потом находим плывущего крокодила, потом – зайца с очень длинными ушами, свернувшегося клубком котенка и Бабу-Ягу, летящую в ступе.

Через несколько минут мы подъезжаем к городу.
- Знаешь, мама, мне очень понравилось придумывать рассказы, - жмется ко мне старшая дочка. – На самом деле, очень интересно получается: вроде бы вокруг тебя все такое обычное и вместе с тем, сказочно-волшебное!

- Мне тоже понравилось! – смеется Михалыч. – Интересно, оказывается сказочниц возить. Думайте пока, что в другой раз рассказывать станете. Ну, а как надумаете, приеду.