"Я сама медик!", или Как газы отравляют организЬм...

Довелось мне попасть в больницу скорой помощи с отравлением. Провалялась всего несколько дней, но впечатлений хватило надолго. Особенно запомнилась одна бабуля (ей-богу, до сих пор лицо помню!), которая ухитрилась вывести из душевного равновесия всех, и больных, и медперсонал этажа.

Ну, в первые два дня было ни до чего: меня усиленно промывали со всех концов организма, и мне оставалось только вовремя добежать до известного заведения под грифом «Ж». На третье утро я проснулась от жутких звуков, раздававшихся в другом конце (аж 12-местной!) палаты. Открыла глаза… В рассветном тумане вырисовывалась фигура бабули, сидевшей в известной позе на «утке» и издавающей те самые звуки. Сделав свое дело, бабушка накрыла переносной унитаз газеткой, задвинула под кровать и спокойно улеглась спать.
«Старость – не радость!» - подумалось мне, и в тот момент я даже пожалела пожилую женщину. В чем спустя несколько часов раскаялась…

Звали старушку Серафимой Григорьевной. Было ей лет 70.

До обхода врача молодящаяся дама (по всему видно, любившая «заложить за воротник»), отзывавшаяся на имя Нюша, пришла мыть палату.

- Это что же это утка-то оставлена? Я, что ль, выносить должна? Я техничка, а не санитарка! – завелась Нюша, дойдя со своей шваброй до ее кровати. – Вонь-то на всю палату стоит! Больные нюхают, а врач придет? Задохнется!

Нюша говорила все это как бы между делом, продолжая надраивать полы с хлоркой. Но тут бабуля встала…

- Я!!! Заслуженный медик!!! А как ты со мной!! Разговариваешь?!! Да я!!! Правила знаю!!! Ты ОБЯЗАНА убрать!!!

Орала бабуля так, что слышно было на других этажах.

Нюша, понятное дело, в долгу не осталась. Закаленная в продолжительных боях с такими вот «клиентами», она, не выпуская швабры из рук, отрезала:
- Та-а-ак! Орать мы, значит, умеем! А г**но за собой вынести невмоготу! А ну, взяла, и отнесла в туалет! А то настучу врачу, что режим нарушаешь, глотку дерешь!
- Я сердечница! Мне нельзя наклоняться! И тяжелое поднимать!!!
Нюша сделала глаза абсолютно круглыми и озадаченно спросила:
- Это сколько ж надо нас… гадить, чтоб утка конкретно потяжелела?

Серафима покрылась красными пятнами, картинно схватилась за левую грудь и начала задыхаться:
- Врача! Мне плохо!.. Умираю…

К моему удивлению, никто не кинулся за доктором.
- Она каждый день умирает, мы привыкли. Да и врачу надоело, - сообщила шепотом соседка по койке.

Как оказалось, бабушка поступила в больницу в предынфарктном состоянии…

На следующее утро все повторилось. И звуки, и запахи, и ругань…
- Серафима Григорьевна, может, Вам и правда, утром лучше до туалета дойти, чем в палате-то свою нужду справлять? – робко предложила одна из больных. – Днем-то Вы шустренько по больнице бегаете!
- Я сама медик! Газы отравляют весь организЬм! От них нужно сразу же избавляться! А днем хожу, потому что крови нельзя застаиваться! Я сама медработник! Я знаю, что нужно делать в моем состоянии!
«От га-а-азов избавляя-яться!», - передразнила все та же соседка, - «Кто б от тебя, вонючка, избавил!»

В этот день я встретилась в курилке с Нюшей.
- Слушай! – меня вдруг осенила внезапная идея. – Да забери ты у нее утку-то! Поди, они на этаж наперечет! А бабуля давно уже ходячая…
- Ох, чего ж мне самой в голову-то не пришло?! Видать, с похмела совсем не соображаю…
Я протянула Нюше двадцатку и пачку приличных сигарет, и уже на следующее утро палата огласилась возмущенным воплем:
- Кто унес мою утку?! Мне НУЖНО ИЗБАВИТЬ КИШЕЧНИК ОТ КАЛА И ГАЗОВ!!!
Кто-то накрыл голову подушкой, кто-то всхлипывал, сдерживаясь изо всех сил…

- Вам нельзя нервничать, Серафима Григорьевна, Вы ж все сами знаете, Вы ж медик! – слащавым голосом затянула появившаяся вдруг откуда ни возьмись, Нюша. – Идите спокойненько до туалета, кровь разгоняйте. Вредно, когда она застаивается, Вы ж сами все знаете, Вы ж медик!

Серафима снова поменяла нормальный цвет лица на свекольный. Но – увы, делать нечего! – бодренько отправилась, как все «ходячие» больные, в уборную. Палата минут на пять превратилась в громко ржавшую конюшню.

А ближе к вечеру комедия превратилась в драму. К Серафиме с объемными сумками пришла дочь – тусклая с виду, затюканная женщина лет 40.
- Ну, и что ты мне принесла? Ты что, забыла, что я сама медик? – выговаривала старуха, ковыряясь в многочисленных пакетах и банках. – Мне только телятину парную можно, а ты что принесла? А это? Сок! В пакете! Да в нем же сплошная отрава! Мне только кисель можно, или морс! Причем, из свежих ягод! Пожалела денег для матери на рынке купить?.. Творог! Снова в коробке! Мне только с рынка можно, домашний!!! Вот она, благодарность! Растила-растила… - распекала она при всей палате несчастную женщину.

Кто-то тихонько вышел из палаты, не в силах больше вынести визгливого голоса Серафимы. Кто-то уткнулся в книжку, делая вид, что не слышит. Серафима же, казалось, была этим расстроена: она явно играла на публику и ждала поддержания темы «неблагодарных детей»…

Через день лечащий врач сообщил ей, что выписывает.
- Как?! Уже?! Я недостаточно пришла в себя! Вы не имеете права меня выписывать, меня должны лечить по всем правилам! Я законы знаю, я сама…
Терпение врача, наконец, лопнуло, и она не дала договорить старухе:
- …санитаркой всю жизнь проработала!!! Утки за алкашами в наркодиспансере выносила! Так что – всего хорошего! Выписку получите после двух. Выздоравливайте!

После секундного оцепенения вся палата дружно двинулась на выход – отсмеяться.
А мне было и смешно и противно: я поняла, почему Серафима так упорно справляла нужду в палате. Всю жизнь убирая «отходы жизнедеятельности» за другими, ей жутко хотелось, чтобы кто-то непременно выносил то же самое за ней…