Супружество. часть3

Кларисса устало вздохнула, глядя на группу из десяти подвыпивших мужчин, впервые посетивших таверну, и в который раз за сегодняшний вечер вскрикивавших, словно рассерженное семейство морских котиков. Они уже битых полчаса пытались поделить что-то между собой, сидя за липким от разлитого эля столом, и отчаянно выясняя друг у друга, какой сегодня день.

И хотя сегодня была суббота и все уважающие себя граждане готовились к завтрашней церковной службе, завсегдатаев таверны со звучным названием «Три дуралея», похоже, этот факт нисколько не смущал. Проходя мимо столиков с посетителями, то и дело можно было услышать сказанные вполголоса непристойные шутки и гнусные байки, касавшиеся девушек из заведения мадам Фонте,- владелицы местного борделя.

Взрывы хохота, следовавшие сразу вслед за тем, как какой-то шутник произносил очередную фразу, сдобренную скабрезными намеками, а то и просто грязным сквернословием, вызывали в девушке новый прилив дурноты.
Как это ни странно, - ее пустой желудок, вместо того, чтобы урчать от голода, вел себя неподходящим для этого случая образом: весь сегодняшний вечер его скручивало жестокими спазмами, которые грозили перерасти в нечто более существенное, а именно,- во рвоту. Так бывало всякий раз, когда Кларисса предчувствовала какое-то неприятное событие.

Сегодня, снедаемая приступами едкой тревоги, она старалась держаться в тени, выполняя работу на кухне. Девушка проворно перебирала отсыревший картофель в темном погребе, отыскивая целые корнеплоды и наполняя ими корзину. Несмотря на ее интересное положение, никто из работников не предлагал ей свою помощь, равнодушно глядя на то, как она перетаскивает тяжелые кастрюли с едой с очага на стол или вязанки дров, укладывая их в аккуратный ряд у закопченной стены.

Кларисса никогда не просила подмоги, в первый же день зарекомендовав себя, как услужливую, но самостоятельную работницу.
Хозяин, подслушавший ее спор с капитаном корабля в порту, и любезно пригласивший ее для приработка в собственную таверну, на этом и оставил свое благодушие. Он безбожно придерживал плату для новой работницы, выдавая ей жалкие гроши в самом конце расчетного дня.
-Больше дать нечего!- угрюмо говорил он ей каждый раз, отсчитывая мелкие монеты, и противно шмыгал мокрым носом.- Работай, а там посмотрим.

Когда же девушка попыталась однажды сказать ему о том, что за постой в продуваемой холодными ветрами каморке, находящейся на чердаке дома матушки Лидии, согласившейся из добрых побуждений приютить девушку, ей платить нечем, толстяк, хрюкнув, коротко бросил:
-Я все о тебе знаю! Начнешь выступать,- сдам властям!