то, о чем уже так легко вспоминать...

я теперь только тот ветер могу отчетливо вспомнить. Влажный пыльный ветер, какой бывает только на рассвете. Как он дул в лицо, когда я распахивала окно, как дрожали ресницы и как сбивалось дыхание. Остальное как-то размыто и, в общем-то, уже не нужно. Прошло столько времени, что мне, как взрослой умной девочке, уже не остается сказать ничего, кроме "спасибо".
Спасибо.
Тем не менее, в пастельных тонах, в размытых импрессионистских штрихах я помню те моменты, что когда-то нас связывали.
Его длинные шарфы, мои "не сплю по ночам, потому что как же он, бедняга, без шарфа...", его "побежали за тем автобусом", моё "за зиму я ломаю пятый каблук, ну да не важно", его "у тебя серые глаза", мое - возмущенное "что за чёрт, у меня голубые глаза!!".... и так два года.
Хотя, кто скажет "два", тому я собственноручно поставлю классический щелбан расписной деревянной ложкой, которая лежит на кухне, повергнув его, таким образом, в нокдаун. Это два года, посвященных всевозможным видам транспорта нашего города, и, пожалуй, пара месяцев, посвященных мне. И не то, чтобы я эгоистка или требую много. Мне /тогда/ хватало только пары улыбок. И я дышала дальше.
Все тривиальные истории начинаются классически, и, соответственно, весьма банально. После нашего весьма случайного знакомства мы семь часов гуляли по летнему городу, и я не признавалась в том, что в кровь стерла ноги новыми босоножками, пока ноги не признались в этом сами. Они замотали большими пальцами и отказались идти дальше. Тогда я виновато засмеялась, расстегнула босоножки, и понесла их, кокетливо выставив мизинец в сторону. С босоножками в руках мы ходили по пыльному Нску еще несколько долгих часов, выпили, пожалуй, все кофе в маленькой кофейне напротив дома, где я жила, и пили бы, наверное, его всю ночь, работай кафе круглосуточно... Был дождь, и я, вбивая пятки в асфальт, побежала по лужам домой. Смешная девочка в шелковом темно-синем платье и темных очках. С рооовной такой челкой, без которой, пожалуй, я была бы в те годы, немножко не я. Я и не знала, что челку я после нашего расставания нервно обрежу над раковиной в ванной, а платье брошу в мусорный бак, отправляясь с утра на работу. Так вернее. И почти не больно. Но это потом. А пока - я смывала тушь, сидя краю ванной и довольно улыбалась, глядя на ноги с окровавленными мозолями и стоптанными подошвами. А через два дня села на диван и стала ждать звонка.
Через год мы встретились.
Еще через год - расстались.
Проще, наверное, не придумаешь. Мыльная девичья история о хромом неудавшемся романе. Девочка плакала, болела, ела таблетки, спаладнемнеспала ночью, полгода не видела друзей, выбросила в мусоропровод ящик с его дисками, собрала в конверт и отправила ему же почтой его фотографии. Ходила ночью по улицам, ревела в автобусах, плакала на экзаменах, боялась потерять сознание на улице от того, что ничего не ела больше недели. Похудела не семь килограм-поправилась на двенадцать, начала курить-бросила курить, отнесла в службу социальной взаимопомощи все содержимое своего шкафа, заклинала парикмахеров изменить ее внешность и ненароком расплакалась в примерочной одного из магазинов одежды, прислонившись к светящемуся зеркалу. От пустоты и беспомощности.
Ездила по городу по ночам, пока не кончится бензин, пила антидепрессанты, которые, черт возьми, помогают только мертвым.
Мальчик тем временем вернулся к бывшей девушке, жил долго и счастливо, фотографировал автобусы и ел любимое печенье. Душился неизменным Кензо и был по-своему брутален.



Мы случайно встретились в метро пару недель назад. Он сказал на бегу "позвони сегодня", не прерывая своего разговора с кем-то по телефону, обсуждая какой-то зеленый МАЗ, который, по его словам, "не фонтан". А я звонко рассмеялась в ответ и побежала вниз по лестнице в мраморную гудящую пещеру с рельсами-поездами где-то в глубине. Потому что мне легко и хорошо. И никаких стоптаных ног и кровавых мозолей.

Конечно я не позвоню.
Конечно.