ШОППИНГ

Продолжение истории про Ксюшу и её подруг…



Пассаж находился в центре города. Занимал он те же торговые ряды, что и в старые добрые времена, когда по улицам проносились запряженные лихими скакунами брички и тарантасы, в которых восседали важные господа в высоких котелках. Томные дамы, придерживая шляпки, посылали из-под покрывающих их лица вуалей улыбки прогуливающимся знакомым. Тут же стоял, важничая, усатый дядька городовой — блюститель порядка, бегали крикливые мальчишки, разнося газеты с городскими сплетнями. Тут вот булочная Баранкина, напротив салон мадам Шляпкиной, а за углом рюмочная.
Нынешнее время внесло свои приметы: вот пронёсся мерседесик, а вот блестит неоновым фасадом бутик какого-то известного «дома». Старые постройки торговых рядов, не лишённые архитектурного изыска, разбавлены стеклянными панцирями современных модулей. Но более всего оживляют архитектурный ансамбль длинные ряды железных прилавков с козырьками, в их стальном облике с очень заметными сварными швами есть что-то от броневиков времён гражданской. И во всём этом кипит торговая жизнь, наполненная толком, смыслом и движением человеческого прогресса.
Возле торгового центра, по обе стороны дороги вдоль обочин стояло уже много разной масти автомобилей, приткнуться было некуда, и Вика повела свою «Тойоту» вдоль длинной пристани авто, присматривая место для своей машины. Уверенно маневрируя и сигналя перебегающему дорогу люду, проехала к освобождающемуся месту, откуда выруливал на дорогу «жигулёнок». Кое-как втиснувшись, Вика заглушила двигатель своей автокареты.
— Надо же, народу сколько сегодня, — сказала она, оглядывая спешащий люд.
— Так ведь перед праздником, — поглядывая на людскую сутолоку, сказала Ксюша. — Всем надо купить подарки, вот и идут. Да и скидки сейчас в магазинах предпраздничные объявили.
— Праздник-то вроде женский, мужики должны за подарками бегать, а тут бабы одни.
— Так мы с тобой тоже одни, — глянув на Вику, Ксюша улыбнулась — Ладно, брось ворчать. Здорово-то как, посмотри!
Ксюша уже мысленно парила над этим шифоновым миром, наполненным ароматом моды и стиля.
— Деньги не забыла? Смотри, карманы держи, а то будет тебе праздничная скидка! Здесь умельцев таких знаешь, сколько толчётся? Тоже за подарками пришли.
Да, Вика стоит на этой грешной земле, что называется обеими ногами, и на всё смотрит трезво.
Выйдя из автомобиля, перейдя дорогу, они влились в этот общий по-муравьиному кишащий людской поток, стремящийся поскорее протечь через старинную арку, построенную в позапрошлом столетии в стиле русского барокко. Эта арка благословляла не одно поколение проходящих через неё паломников на то, чтобы обменять здесь свои деньги на материальные ценности бренного мира.
— Давай, сначала зайдём в «Ткани», — предложила Вика. — Хочу глянуть материал на новый костюм.
Они направились к входу в одну из галерей этого «храмового сооружения». По стенам свисали как знамёна разноцветные полотнища самого разнообразного материала, которым можно было бы обернуть по экватору всю нашу планету и не один раз. Да-а, ни одна женщина не сможет устоять перед зрелищем этого изобилия тканей, прикидывая в уме, как она будет выглядеть наряженная в платье в клеточку или в полосочку, в горошек или в цветочек.
— Какой костюм хочешь себе сшить? — поинтересовалась Ксюша.
— В одном журнале видела интересный костюм. Юбка по длине чуть выше колен и пиджак приталенный с отложным воротником. Только цвет хочу другой, бежево-коричневый.
Вика принципиально не носила брюк. Она была высока ростом, с хорошей фигурой. Вика непременно всегда и везде хотела подчёркнуть свою женственность. Любила она и кружевное бельё, и всякие там аксессуары и бижутерию.
Перетрогав все материи, обсудив цвета и узоры, довольные тем, что совершили первый ритуал из всей предстоящей обедни, они мимоходом заскочили в парфюмерный магазинчик. В дверях их встретил волшебный запах из сочетания самых разнообразных ароматов. Так, наверное, будет благоухать в обещаемом раю. У прилавков стояли женщины и с упоением вдыхали ароматы с бумажных полосок, негромко, почти шёпотом обсуждая каждый вздох. Продавщицы, как храмовые жрицы, подносили им флаконы с драгоценными благовониями. Здесь, как в ином измерении, можно было провести часы, которые покажутся мгновениями. Вика и Ксюша трепетно присоединились к этому всеобщему священнодействию.
— Пожалуй, эту туалетную воду я бы взяла — свежо. Мне как раз надо что-то дневное, а то уже кончается один флакон, — с этими словами Вика потянулась за следующей полоской.
А Ксюша уже преклонилась перед алтарем с кремами и пудреницами. Как открывшиеся жемчужные раковины они манили своим бесценным содержимым. С большой неохотой они уходили из этого райского уголка, когда осматривать и нюхать было уже нечего.
— Ну, теперь идем в ювелирный, — позвала Вика задержавшуюся у киоска с бижутерией подругу. — Я ещё в прошлый раз присмотрела себе колечко золотое с мелкими камушками, крошкой алмазной. Вот теперь думаю, может купить?..
Пребывание женщин в ювелирном салоне надо опустить из нашего рассказа, потому как можно травмировать психику нежного пола описанием мучительного чувства восхищения перед сокровищами и отсутствием возможности всё это иметь, причём сразу.
Ослепленные бриллиантовым блеском, выйдя на улицу, они перевели дух и направились к следующему месту паломничества. На пальце у Вики, переливаясь радужным светом, поблёскивало колечко. Теперь Ксения как поводырь повела подругу в ряды с кожаными изделиями. Вот она, её мечта, сбывается! Сердце беспокойно стучит в предвкушении сладостной жертвы. О новой сумке Ксения мечтала давно. Конечно, как и у любой женщины, у Ксюши было много сумочек, что называется, на все случаи жизни. Но сегодня с покупкой новой вещи в её жизнь должно было прийти что-то новое, по крайней мере, она хотела, чтоб так было. Ксюша, как натура художественная и созерцательная, воспринимала мир как пространство полное символов, которым она сама придавала тот или иной смысл, в зависимости от ситуации и от того, что в данный момент будоражило её впечатлительное воображение. Глубокий смысл был заложен и в сегодняшнем мероприятии: решившись сменить старую сумочку на новую, Ксюша наконец-то решила принять себя такой, какая она есть — тридцатилетней созревшей женщиной, созревшей, в смысле, морально, и готовой к чему-то новому, неизведанному. И что ни говорите, но ни одна вещь не расскажет о женщине так много, как её сумочка. Таинственная интимная связь прослеживается между сумкой и её обладательницей. Ведь сумка — эта та вещь, которая имеет не только внешнюю, так сказать, оболочку, но и дно, а то ещё может и второе дно, и множество кармашков и отделений, и каждое из них как потайной ход к какой-то части женского сознания, или души что ли.
Ксюша и Вика прошли в торговые ряды, пахнущие терпко, но приятно, новыми кожаными изделиями. Они неспешно пошли вдоль прилавков, наполненных вожделенным товаром. Чего здесь только не было! Используя материал, данный матерью-природой, придав ему форму и приложив все свои старания и таланты, трудолюбивые граждане Поднебесной стремились удовлетворить самый взыскательный вкус российского потребителя. Здесь были кожаные куртки всех мыслимых цветов, фасонов и размеров, пальто длинные и короткие, кепки и ушанки, ремни и кошельки, собачьи ошейники лежали на прилавках рядом с кожаными браслетами для рокеров, байкеров и прочих металлистов. Энергичные люди с обветренными февральскими ветрами и уже успевшими загореть на по-весеннему греющем солнце лицами стояли за прилавками. Да, создала современный мир торговля, и что бы мы делали, если бы не многочисленная армия талантливых тружеников с дипломами инженеров по канализационным коммуникациям, филологов и педагогов не занялась бы этим необходимым и благородным делом.
И вот Ксения шла к этим людям в надежде найти ту самую, только ей предназначенную судьбой сумку. Народ, не обращая никакого внимания друг на друга, толпился в рядах, каждый был поглощён поисками своей судьбоносной вещи.
— Женщины, женщины! Не проходим, у нас новый товар!
— Куртки!
— Дэвушка, что ищэшь? Подбэрём, все размэры…
— Ксюша, смотри, вон сумки! — Вика, уже и сама захваченная базарным азартом, потащила подругу к одному из прилавков. — Вот вроде хорошие сумочки…
Вика начала перебирать сумки, заглядывая в их утробы.
— Что ли тоже себе купить?
Вот оно началось! Женщина, попавшая во всеобщий покупательский водоворот, который засасывает и тянет ко дну кошелька, беспомощна перед своей природой. И ведь не удержится от соблазна, нырнёт и окажется на дне. То, что при других обстоятельствах на языке медицины называется массовым психозом, для женщины, попавшей в торговый омут состояние естественное, но продиктовано оно не здравым смыслом, а логикой женской натуры, когда женщина стоит перед выбором иметь или не иметь то, что уже вроде бы имеют все. И кто посмеет обвинить Создателя, который так замысловато всё придумал? У кого поднимется рука на любимое чадо Божье, сотворённое не из глины, как Адам, а из плоти живой!
У Ксюши разбегались глаза от этого изобилия сумок разных пород. Она пересмотрела их уже немало, но ни одна пока не тронула её душу. Она ждала того ощущения, когда что-то внутри тебя скажет: «Да, вот оно!», и придёт покой. Ксюша начала уже волноваться — покой как-то всё не приходил, ничего подходящего не было.
— Ну что, дочка, давай выбирай! — женщина уже в годах, посматривая педагогическим взглядом и по-доброму улыбаясь, начала раскладывать перед Ксюшей свой товар. — Вот смотри, как раз тебе по цвету будет. Ты рыженькая и она тоже. Вы обе прямо так и подходите друг другу!
— Спасибо, — пожимая плечами, неуверенно как ученица ответила Ксюша. — Я ещё похожу, посмотрю. Если только не найду…
— Приходи, милая приходи. Найдём тебе что-нибудь.
Вика немного поотстала, она уже с кем-то шумно торговалась. Ксюша направилась к ней.
— Девушка! Я ж тебе говорю, здесь натуральная кожа! — горячился мужчина, хитровато поглядывая и приветливо улыбаясь, при этом он с нескрываемым интересом рассматривал Вику. — А тут, да — искусственная. Так по фасону задумано. Я сам товар вожу и знаю, чем торгую.
— Ага, ты мне втирай, а то я не знаю, сколько ей цена.
Разговор в том же духе мог бы продолжаться ещё долго, если б подошедшая Ксюша не дернула Вику за рукав.
— Что, нашла что-нибудь? — спросила её Вика, с некоторой неохотой отвлекаясь от разговора.
— Нет. Пойдем дальше, посмотрим ещё.
— Девушки, берите у меня! Лучше всё равно не найдёте. Договоримся!
Вика и Ксюша пошли вдоль рядов, уже несколько разочарованно рассматривая прилавки с товаром.
— Вика, ты видела, как он на тебя глядел? Интересный мужчина…
На самом деле это Ксюша рассматривала того мужчину, потому и заговорила о нём. «Симпатичный», — подумала она. Но сегодня у них была другая цель. Вика оглянулась и с прищуром, оценивающе посмотрела на оставшегося со своими сумками высокого плотно сложенного продавца, который провожал их сожалеющим взглядом, но не как уходящих покупателей, а явно имея на уме что-то другое. Вика промолчала.
Солнце начало припекать, время шло к обеду.
— Ну что, Ксюша, хоть видела что-нибудь, что тебе нужно? А то здесь уже всё пересмотрели.
— Не знаю… Вроде понравилась одна сумка… — произнесла она так неуверенно, что было понятно, что, купив эту сумку, она обречёт себя на муки зря принесённой жертвы.
— Ну, пойдем, ещё посмотрим.
Вика готова была ещё пострадать ради подруги, видя её лицо с надутыми от обиды губками, как у ребёнка, которому отказали в прихоти.
Пройдя ряд до самого конца, они оказались у выхода с другой стороны пассажа. В самом закутке перед воротами виднелась дверь, над ней была яркая вывеска. Вика ещё издали обратила внимание на эту вывеску. На ней крупными буквами, похожими на санскритские, было написано «Товары из Индии». Видимо это был недавно открывшийся магазин, раньше его здесь не было.
— Пойдём-ка, зайдём в тот магазинчик, — потащила она Ксюшу за собой.
Вика знала пристрастие своей подруги ко всякому восточному мистицизму.
Они открыли небольшую деревянную дверь, которая встретила их мелодичным металлически переливающимся звоном висящих над нею поблёскивающих трубок, давая тем самым продавцу знать о пришедших гостях. В небольшом помещении от резных, из дорогой древесины, светильников с шёлковыми абажурами был разлит розовый полумрак. В ноздри проникал пряный аромат сандалового дерева, струящийся от тоненьких палочек, медленно тлеющих сизоватым дымком. Всё это должно было погружать покупателя в атмосферу таинственного и сказочного востока. За прилавком стоял уже немолодой, с седеющими висками мужчина с очень живыми глазами, в которых можно было разглядеть и созерцательную мудрость востока, и хватку торговца. Пара покупательниц, разглядывая диковинные изделия, шёпотом, чтобы не нарушать храмовую тишину, обменивалась мнениями по поводу заморских товаров.
— Здравствуйте, чем могу быть вам полезен, сударыни? — вкрадчиво, но уверенно проговорил мягким баритоном торговец.
Вика с интересом оглядела комнатку. В маленьком магазинчике плотно свисали с потолка до пола цветастые платья и рубашки, а под стеклом прилавков были разбросаны сокровища из Индии.
— А из кожи у вас есть что-нибудь?
— Есть. Конечно есть! Что вас интересует?
— Ну, сумки, например.
— Минутку, барышни.
Торговец своими манерами начинал производить впечатление на барышень, по всему было видно, что он знаком и с восточным искусством любви. Он, как маг и факир артистичным движением — так раздвигают занавес перед представлением — раздвинул края висевших платьев, из-под которых показался край красной, из толстой кожи сумки. И представление началось!
Сумка была большая, ручной работы, с вытесненными на ней узорами переплетающихся лиан и неземных цветов. Ксюша замерла. Так замирает рыба в аквариуме, выпучив глаза, когда постучишь пальцем по стеклу.
— Пожалуйста, посмотрите, — говорил факир. — Натуральная кожа, выделка по старинной технологии, изделие искусных мастеров Индии, ручная работа. Дорогая, но того стоит.
Торговец ещё что-то рассказывал о замечательных свойствах кожи и о мастерах её изготовивших, но Ксюша уже знала — это она!
— Да, я беру её, — пролепетала она. — Сколько стоит?
Продавец назвал цену. Ксюша на секунду, только на мгновение задумалась. Это было больше того, что она планировала потратить. Но где-то там, в мозгу, минуя инстанцию под названием «здравый смысл» решение было уже принято.
— Денег-то тебе хватит? — спросила Вика, глянув на подругу.
— Ничего, до зарплаты доживу.
У Ксюши на душе наступил покой, а что будет дальше — уже не так существенно. Вика с большим интересом начала рассматривать Ксюшину покупку. Вряд ли Вику можно было обвинить в зависти к лучшей подруге, но вот она опять эта женская природа проявляет себя. Если бы рядом с ней покупал такую же сумку мужчина, и мысли бы не возникло иметь то же. Ах, женщины!
— А есть ещё такая? Мне тоже сумка нужна.
— Нет, сударыня, — торговец с сожалением развёл руками. — Это была единственная и последняя. Мне очень жаль, но если я смогу вам чем-нибудь помочь, то непременно, — на эффектную Вику он смотрел уже с интересом. — И буду вам признателен за доверие.
Вика обратила внимание на его хорошо ухоженные руки. Факир начал предлагать разные заморские товары, объясняя их значение. Где-то внутри себя, неосознанно, женской своей природой она почувствовала доверие к этим рукам. К тому же, надо было как-то смягчить чувство некоторой досады, которое невольно возникло после приобретения подругой сумки. Надо было как-то себя успокоить. Купленное до этого колечко было уже не в счёт.
— Что это за камень? — глядя на прилавок, спросила она. — Красивая брошь.
— О-о! Этот камень называется тигровый глаз. Вы кто по гороскопу?
— Лев.
— Да вы что! Тогда это ваш камень. Неспроста он вам приглянулся. Он приносит удачу и даёт защиту. К тому же, посмотрите, как он подходит по цвету к вашим прекрасным волосам и к вашим глазам.
— Удача мне не помешает, — обдумывая, произнесла Вика. — Хорошо, я возьму эту брошь.
У торговца индийской экзотикой сегодня тоже наверно был удачный день, и немудрено, ведь у него были сразу все амулеты и камни, приносящие удачу.
Барышни покинули таинственный индийский полумрак, каждая с мыслями о своей карме. Зажмурившись от солнца, они направились к выходу из базарной обители, успокоенные и с дарами.
— Ксюша, давай зайдём в кафе. Кофе выпьем, что ли. Я бы и съесть чего-нибудь не отказалась, пирожное какое-нибудь. Здесь кафетерий есть.
Ксюша молча согласилась. Да, ей тоже не помешало бы сейчас где-нибудь сесть и перевести дух.
Они зашли в небольшую, современного вида стеклянную кофейню, пристроенную к фасаду старинного двухэтажного здания. Найдя свободный столик на двоих, сняв верхнюю одежду, сели.
— Я пойду, куплю кофе, — сказала Вика.
Ксюша сразу зашуршала большим полиэтиленовым пакетом, достав из него свою покупку, стала её рассматривать. Она так была поглощена этим занятием, что даже не заметила, как Вика отошла. Залезая во все кармашки и отделы, Ксюша уже придумывала, куда и что положит. Вика принесла кофе. Горячий, только что сваренный, с ароматным дымком, который тут же смешивался с запахом свежевыделанной кожи, он ещё больше разгорячал фантазии о наступающей новой жизни. Две дольные собой красавицы погрузились каждая в свои впечатления. Вика, растопырив красивые пальчики, любовалась бриллиантовым сиянием.
— Может, надо было на полразмера меньше взять, а то немного свободно, — скорее, для того, чтобы сказать о своей покупке всему миру, нежели выражая сомнение, проговорила Вика, рассматривая колечко.
У Ксюши уже остывал кофе, а она не отпила ни одного глотка из чашки, представляя себе, как будет выглядеть со своей новой сумкой в разных нарядах, какие у неё только есть.
Время было обеденное, народу в кофейне прибавлялось. В стеклянную дверь уверенной походкой вошёл высокий стройный молодой человек в голубоватой куртке и джинсах. Его вьющиеся светлые волосы были хорошо уложены, лицо с благородной бледноватостью, голубоглазый. Ни на кого не обращая внимания, он направился к небольшой очереди у стойки. Проходя мимо столика, где сидели Вика и Ксюша, полой распахнутой куртки он задел Ксюшину чашку, та покачнулась и опрокинулась на блюдце. Кофе стремительным тёмным пятном начал расползаться по столику. Ксюша взвизгнула и вскочила, спасая кофточку. Молодой человек, ещё продолжая движение, сообразил, что совершил какое-то преступление. Он оглянулся с невозмутимым видом, но тут… он встретился взглядом с глазами испуганной Ксюши. Вика уже собралась было в своём репертуаре открыть рот и произнести то, что в таких случаях обычно говорят, как молодой человек, развернувшись и быстро подойдя к столику, с самым виноватым и искренним лицом, глядя невинными, как у дитяти глазами, слегка склонив голову, заговорил:
— Милые дамы, я прошу простить меня за невнимательность, но видит Бог, я самым строгим судом сужу себя за содеянное, и прошу вас дать мне возможность исправить то впечатление, которое произвёл своим непристойным поведением по отношению к вам.
Вика с полураскрытым ртом, с которого вот-вот должно было слететь смачное ругательство, недоумённо приподняла брови в ожидании дальнейшего представления.
— Я обязуюсь вам возместить как материальный ущерб, так и моральный. Позвольте мне отблагодарить вас за вашу милость, за прощение дарованное мне.
О прощении пока речи не было, но ещё немного таких речевых оборотов и оно уже где-то в глубине женской души начнёт зарождаться. Воистину женщина любит ушами. О как бы изменился мир, если бы все мужчины умели использовать, хотя бы притворно, такой красноречивый слог.
— Милая девушка, позвольте мне предложить в качестве компенсации купить вам самое лучшее пирожное, которое найдётся в этой таверне, — обратился он к Ксюше, нежно как влюблённый Ромео, дотронувшись до её руки.
Люди вокруг начали с любопытством посматривать на эту сцену. Вика прихлопнула рот. Видя, что они невольно стали предметом всеобщего внимания, Ксюша взволнованно, впрочем, ещё и оттого, что чуть было не пострадала её кофточка, начала лепетать:
— Нет-нет, ничего, всё в порядке. Мне ничего не надо, мы уже уходим.
— И всё-таки позвольте мне хоть чем-то загладить перед вами свою вину, — настаивал молодой человек.
Он так посмотрел на Ксюшу своим проникновенным взглядом голубых глаз, что она совершенно неосознанно сама себе сказала: «Вот оно — началось!». Что началось?
— Вас как зовут?
— Ксения.
— А меня Вадим.
Он с нескрываемым любопытством, искренне, даже как-то по-детски, начал рассматривать Ксюшу. Это всегда подкупает женщин, и они ведутся на такие взгляды. Да уж, мужчин такого склада женщины подсознательно по-матерински прощают, не всегда осознавая, что это может быть только игра, впрочем, эти мужчины тоже не осознают своей игры, они просто такие есть.
Ксюша явно была смущена:
— А это моя подруга Вика.
Вика сдержано подала руку.
— Очень приятно, — произнесла она дежурно.
— Мне тоже очень приятно. Знаете, я всё-таки испытываю некоторую вину перед вами, — поглядывая то на одну, то на другую, продолжал молодой человек.
— Да ладно, проехали, — несколько смягчилась Вика.
— И всё же, я хочу загладить свой проступок, — продолжал настаивать Вадим. — Я артист.
— Ну это заметно, — косо глянув на парня, произнесла Вика.
— Нет, — заулыбался Вадим, — я действительно актер, в театре!
— Правда? — Ксения с нескрываемым восхищением посмотрела на него.
— Знаете, у нас скоро новая постановка, и я хочу вас пригласить посмотреть спектакль, Я там играю роль, не главную, но и не самую маленькую. Хотите посмотреть наш спектакль?
Ксюша тут же представила себя в сверкающем зеркалами театральном холле с отражающимися в этих зеркалах старинными канделябрами. Она вся такая нарядная, в роскошном платье в ожидании великолепной игры своего нового знакомого, известного актёра, в роли прекрасного и благородного рыцаря, побеждающего всех врагов. И вот она уже сидит в мягком бархатном театральном кресле под огромной хрустальной люстрой. Ах, как это романтично!
— А в каком театре вы играете? — поинтересовалась Вика.
— В театре музыкальной комедии.
Театр музкомедии располагался в здании, принадлежавшем когда-то высшей партийной школе. Когда студенты этой школы от марксистко-ленинской теории перешли к практике по Форду, здание освободилось, и его передали в ведение управления культуры. Конференц-зал «ВПШ» вполне подходил для театральных представлений, а само здание имело вполне современный вид, старинных канделябров в нём не было.
— Ну, комедии в нашей жизни и так хватает, — ухмыльнулась Вика. — Комедиант, значит.
— Вика! Ну что ты, в самом деле?
— Я пошутила.
— Вам в наш театр надо поступить, — глянув на Вику, сказал Вадим, улыбнувшись. — Вы очень остроумная.
— Нет, скорее в драматический.
— А когда будет премьера? — спросила Ксюша.
— Через неделю. Дайте мне ваш телефон, и я вам позвоню.
Вадим достал из кармана куртки записную книжку и ручку. Ксюша стала называть цифры по одной, заглядывая в его записную книжку, чтобы убедится, что номер записан верно.
— Я непременно вам позвоню накануне спектакля, — глядя на Ксюшу, сказал Вадим. — Очень был рад с вами познакомиться. Ещё раз прошу прощения за испорченный ланч.
Вадим прижал руки к груди, легким наклоном головы изобразил что-то вроде поклона.
— Ну что вы, всё в порядке, — улыбнувшись, произнесла Ксюша.
Они ещё раз попрощались, и Ксюша с Викой направились к выходу. Вадим всё ещё стоял у столика и провожал их взглядом.
Вика и Ксюша, снова пройдя вдоль шумных торговых рядов, вышли к стоянке. Вика достала из кармана ключи, открыла дверцу и села в машину. Ксюша стояла у авто, на её лице было выражение мечтательной задумчивости.
— Ну, ты где? Садись!
Ксюша, всё так же задумчиво, села в машину. Вика включила двигатель, поставила режим прогревания.
— Что-то я устала, — глядя на себя в зеркало заднего вида, произнесла она. — Не будем никуда заезжать, поедем домой, обедать.
Вика взяла в руку маленький серебристый телефончик, висевший у неё на шее на шнурке, нажала кнопочку:
— Павел, это я. Как там с обедом? Молодец. Мы уже едем.
Машина вырулила на дорогу, и они помчались к дому с чувством не зря прожитого дня. Вика долго молчала, но потом всё-таки не выдержала:
— Ксюша, я, конечно, не могу лезть в твою жизнь, ты сама решаешь свою судьбу, но мне кажется, он кролик. Уж больно он похож на этакого слащавого мальчика.
— Вика, я же не в постель с ним ложусь завтра же. Сходим, посмотрим спектакль.
— Что-то я не хочу тратить свой выходной на рассматривание талантов какого-то мальчишки.
— Но мы же пойдём смотреть не на него, а спектакль. Ой, я же забыла спросить, как спектакль называется!
— А какая теперь-то тебе разница? Сядешь и будешь смотреть на своего героя. А что он там плести будет — не всёли равно? Ой, Ксеня, жаль мне тебя, опять ты вляпаешься. Ну что может быть в этом мальчике? Господи, где мужика-то найти настоящего? — она произнесла эту молитву так, как будто это за ней хочет прихлестнуть этот молодой человек, настолько Вика переживала за Ксению.
— А ты-то что переживаешь? У тебя есть мужик. Это мне надо переживать.
— Да, есть Федот. Да не тот.
Вика погрузилась в свои мысли. Дальше всю дорогу они молчали, каждая о своём.
В плане личной жизни, то есть в отношениях с мужчинами, Вике тоже всё как-то не везло. Она никак не могла найти то самое счастье, о котором мечтает каждая женщина. Мужчина, с которым она сейчас жила, был в полном расцвете своих тридцати четырёх лет. В общем, красавец был. Внешне он умел произвести впечатление образованного, с хорошими манерами мужчины. Всегда хорошо одевался, мог сказать даме комплемент, подать пальто, красиво налить шампанского, но, прожив с ним чуть более года, Вика увидела и другую сторону его характера.
Павел рос без отца, тот умер от сердечной болезни довольно рано. Мать единственное своё чадо любила, что называется до безумия. Работала на трёх работах, чтобы у Павлуши было всё, а это значит, что Павлуша рос на всём готовеньком, ни мало не прилагая каких-либо усилий, чтобы иметь это всё и даже больше, а как и каким трудом это «всё» добывалось, было от него скрыто. Утром Пашу на столе всегда ждал горячий завтрак и стакан с чаем, даже с уже размешанным сахаром. Мама с шести часов утра была уже вся в заботах. Бегала в школу, отпрашиваясь с работы, договаривалась с учителями, когда Паша изволил не выучить урок. Потом поступила его в институт, и так же бегая по кафедрам, дотянула до диплома. Личной жизни она так и не устроила. Обычно о таких как она говорят — настоящая русская женщина, мать-труженица, способная пожертвовать всем ради благополучия ребёнка. И вот, в результате её неимоверных усилий, получилось то, что получилось.
После института Павел сменил дюжину работ. Нигде долго не задерживался, не умея ни одно дело доводить до конца, тут же терял интерес к работе, если вдруг приходилось прилагать большие усилия и терпение. Каким же образом энергичная волевая Вика могла сойтись с человеком с таким абсолютно противоположным характером?
Они познакомились в ресторане, где проходила корпоративная вечеринка фирмы, в которой на то время работал Павел. Вика в тот вечер была в небольшой компании людей, с которыми имела партнёрские отношения, и устраивала что-то вроде угощения за некоторые деловые услуги. С этими людьми надо было поддерживать хорошие отношения, от них зависели заказы на продукцию её малого предприятия. В их компании были только женщины, а в Павловой были только мужчины. Когда были обговорены все дела, немного съедено и немного выпито, наступило расслабление. На раскрасневшихся лицах уже не было сдержанных деловых масок, а было благодушие, вот тогда и захотелось немного флирта и свободы мысли. Вика сразу приметила высокого красивого темноглазого мужчину в модном, хорошо сидящем костюме. Всё-таки хорошо одетый мужчина производит на окружающих не меньшее впечатление, чем женщина в красивом платье. А Павел производил впечатление, да ещё, кажется, был душой компании, он весело что-то рассказывал товарищам, и вся компания дружно смеялась.
Они несколько раз встречались взглядами и не спешили их отводить друг от друга, а это предполагало, что после официальной части в обоих кругах наступит время и для сближения, что называется от нашего столика — вашему. Зазвучавшая мелодичная музыка была хорошим поводом для первого шага в этом направлении. Павел встал и прошествовал к столику с дамами, чем вызвал одобрительные возгласы коллег, которые только и ждали, кто бы первый подал сигнал к началу штурма.
— Разрешите вас пригласить на танец!
Вика сдалась без боя. Они танцевали и разговаривали, потом уже сидели за общим столом, а через некоторое время по парам, ну и конечно провожание до дома, такси, приглашение на свидание. Обычная история знакомства.
Висевший на шнурке на шее у Вики телефон мелодично затренькал. Она посмотрела на экранчик, на котором сине-зелёным высветился номер вызывающего абонента.
— Павел из дома звонит. Слушаю тебя, что звонишь? Хорошо куплю. Нет, уже подъезжаем. Через пять минут. Всё.
Вика хлопнула крышкой трубки и отпустила телефон.
— Позвонил, чтоб хлеба купила.
— Ой, и вправду есть хочется, — Ксюша мечтательно потянула носом, при этом крепко прижала свою сумку к себе, как мышь, которая схватила лапками кусочек сыра.
— Сейчас поедим, — сказала Вика, посмотрев на противоположную сторону дороги. — Чем Бог послал.
Вика зарулила на платную автостоянку, находящуюся недалеко от дома, там она оставляла свою машину, своего гаража у неё ещё не было. Они зашли в магазин, который располагался на первом этаже того же дома, в котором жила Вика.
— Вот ведь лень было самому спуститься на первый этаж за хлебом.
— Наверное, он занят был обедом, — посматривая на полки с продуктами, сказала Ксюша. — От плиты-то ведь не отойти.
Ксюша всегда становилась на сторону слабых, пытаясь их оправдать.
— Ага, от дивана! — Вика внимательным взглядом окинула полки. — А давай-ка мы с тобой сейчас возьмём бутылочку вина и шоколаду! Страсть как хочется обожраться шоколадом, — она взяла с полки большую, с красивой картинкой коробку конфет.
— Я где-то читала, что нам женщинам надо есть шоколад постоянно, потому что он способствует развитию наших умственных способностей.
Подойдя к прилавку с алкогольной продукцией, Вика стала рассматривать бутылки вина. Ксюша присматривалась к зефиру в шоколаде.
— Да, и развитию объёма талии тоже способствует, — проговорила она, нерешительно глядя на вожделенный кулек.
Вика взяла с полки бутылку красного вина, положила её в корзинку.
— Ну, видимо, надо выбирать, — посмотрев на Ксюшу, сказала она, улыбнувшись. — Либо умная, либо красивая.
— А что, разве умных и красивых не бывает? Ты вон какая, и умная и красивая.
— Ох, Ксюша, была бы я умная… была бы я умная, даже и не знаю, что бы я сделала!
Они весело рассмеялись — кажется, подействовал запах шоколада, доносившийся с полок с кондитерским изобилием, а предвкушение обеда и отдыха бодрило и поднимало настроение…









ВИКА


Женщины вышли из магазина. В соседнем подъезде, на третьем этаже панельной девятиэтажки находилась Викина трёхкомнатная квартира. Вика купила её после развода с мужем. У неё была своя однокомнатная, оставшаяся от бабушки, в доме построенном ещё в сталинскую эпоху, в так называемом старом центре. Квартиры эти были с толстенными стенами и высоченными потолками, в то время всё делали на совесть. Сейчас это был весьма престижный район, и цены на квадратные метры здесь были высокие. Предприимчивые люди новой формации скупали квартиры в таких домах для перепродажи под офисы, под дорогие, с богатыми интерьерами магазины и рестораны. Так что Вика продала бабушкину квартиру за очень хорошие деньги, да и с разводом не прогадала — стрясла с бывшего мужа, так сказать, компенсацию за моральный ущерб от неудавшейся семейной жизни. Вот с этого она и начала свою новую жизнь. И больше она ни на кого не хотела полагаться кроме как на себя. У неё был небольшой стартовый капитал и желание стать независимой, работать только на себя. Многое приходилось постигать на практике и учиться на собственных ошибках, то теряя, то вновь приобретая. Вика переехала в отдалённый спальный район, без всякого сожаления покинув то место, где прошло её не самое счастливое детство, оставив позади и все другие воспоминания. И начала всё заново, с чистого листа.
Они подошли к двери квартиры. Вика нажала кнопку звонка.
— Ну, давай же, открывай. Где ты там?
— Наверное, суп сбежал, — сказала Ксюша, улыбнувшись. — Ой, как есть хочется!
Через некоторое время защелкали запоры, дверь открылась. На пороге предстал высокий симпатичный мужчина в фартуке поверх светлой, в синюю полоску рубашки, в наглаженных брюках и пушистых домашних тапочках.
— Что так долго? — проворчала Вика. — Мы уже застоялись тут.
— Дамы, все готово! Ксения, здравствуй! Выглядишь прекрасно!
— Чем кормить будешь? — спросила Вика, стягивая сапоги.
— Блюдами национальной кухни братских народов.
— Каких сегодня народов? — полюбопытствовала Ксюша.
— Бывших советских. Борщ украинский, курица по-азербайджански и русская водка!
Вика прошла в комнату. Ксюша отправилась в ванную, чтобы привести себя в порядок.
— Как прошёл выход в свет, дорогая? — спросил Павел Вику, расставляя тарелки.
— Как всегда удачно, кучу денег потратили, — Вика вытянула вперед руку с колечком.
— Замечательно, мамочка! Как оно чудесно смотрится на твоем пальчике.
— Ладно, не кривляйся! Корми нас скорее.
Вика тоже пошла привести себя в порядок, через некоторое время она вернулась. Ксюша задержалась в прихожей, там она, довольная покупкой, ещё раз осмотрела свою сумку.
— Ксения, где вы? — Позвал её Павел.
Ксюша не заставила себя долго ждать.
— Прошу к столу! — Павел, склонившись, сделал жест рукой, приглашая дам.
Небольшой складной стол был искусно сервирован. На вышитой льняной скатерти среди тарелок возвышалась цветастая фарфоровая супница, из которой исходил дивный аромат горячего, со сметаной и свежей зеленью борща, заставляющий непроизвольно сглатывать голодные слюнки. Возле тарелок, металлически поблёскивая, были аккуратно разложены ложки, вилки и ножи. Павел, как заправский официант, вытянулся у стола с перекинутым через согнутую в локте руку полотенцем. Когда девушки уселись, он принялся разливать борщ.
— Ксения, давай свою тарелку.
— Ой, какой запах! — восторженно вдыхая, проговорила Ксюша. — Павел, ты настоящий повар!
— Я давно ему говорю, занялся бы кулинарией всерьёз. Закончил бы курсы поваров, глядишь, стал бы шеф-поваром в ресторане. Знаешь, сколько они зарабатывают?
— Павел, а ты сейчас чем занимаешься? — глядя в тарелку с борщом, поинтересовалась Ксюша.
Павел немного помолчал, пошевелил сложенными в трубочку губами, видно было, что он не расположен говорить на эту тему.
— Ну… я сейчас в небольшом отпуске.
Вика хотела было что-то сказать, но видимо передумала, только скривила уголок рта.
— Ну-с, дамы! Я, пожалуй, под это дело выпью рюмочку! — сказал Павел, довольно оглядывая стол.
Он сходил на кухню и принёс заиндевевшую бутылку водки. Кивнув на бутылку, он спросил:
— Вы как, Ксения, насчёт водочки?
— Нет, я водку не пью.
Павел сел за стол, аккуратно наполнил свою рюмку.
— Пью за прекрасных дам! — торжественно произнёс он, приподнимая рюмку. — За вас!
Медленно, как бы смакуя каждый глоток, Павел осушил рюмку. Проголодавшиеся Вика и Ксюша с аппетитом начали уплетать борщ.
— Ой, какая вкуснятина! — Ксюша с наслаждением стукала ложкой о дно тарелки, дочерпывая красноватый бульон.
Поев, она в изнеможении откинулась на спинку стула.
— Ещё подлить? — спросил её Павел.
— Не-ет! Места уже нет.
— А как же курица? Ещё ведь курица будет! Отказываться никак нельзя. В нашем доме так не принято!
Павел важно встал и пошёл на кухню. Вернувшись через минуту с противнем в руках, он гордо прошествовал к столу и, поставив противень на середину, закинув одну руку за спину, другой приподнял крышку. Перед женщинами открылся вид… уменьшенная копия вершин кавказского хребта, возвышающихся над облаками — аппетитная золотисто-коричневая куриная тушка, обложенная со всех сторон зеленью и овощами, возлежала на белоснежном рисовом гарнире. Павел взял старинный серебряный нож, купленный Викой в антикварном отделе салона, где работала Ксюша, торжественно приподняв руку, произнес:
— Её величество, курица по-азербайджански!
— А… по-азербайджански это как? — глядя на всё это великолепие, спросила Ксюша.
— Это секрет, — усевшись и подмигнув ей, ответил Павел. — Но тебе, Ксюша, в знак глубочайшего уважения и дружбы, я его открою, — он принял горделивую осанку. — Эта курица, — указывая ножом на противень, начал он, — нафарширована молотыми грецкими орехами с жареным лучком. Сначала я обмазал тушку кетчупом пополам с майонезом и обсыпал её изнутри и снаружи восточными пряностями. Потом я оставил её полежать немного, чтобы пропиталась ароматами. Затем я начинил её орехами и закрепил разрез зубочистками. После этого я поместил её в духовку и…
— Ну, хватит, Павел, — прервала его вдохновенный рассказ Вика. — Принеси нам с кухни бутылку вина.
— Есть! Будет сделано, мамочка.
Павел встал и пошёл на кухню, сделав вид, что не заметил, как Вика скривила физиономию. Она терпеть не могла, когда он называл её мамочкой. Павел вернулся с бутылкой и бокалами, по-прежнему изображая готовность служить и угождать. Почти профессиональным жестом он разлил вино по бокалам, себе плеснул водочки, после чего приступил к разделыванию курицы. Все у него получалось ловко и быстро.
— Ну а теперь, дамы, тост!
Павел приподнял рюмку, дамы приготовились слушать.
— Я пью за прекраснейшую половину человечества! — с этими словами он быстро опрокинул рюмку в рот.
— Ну, ладно, Ксюша, — слегка разочарованно проговорила Вика. — Давай и мы выпьем за нас с тобой, за сегодняшний день, за наши покупки, чтобы всё долго носилось и нас радовало.
— Ну, а ты, Ксения, что себе купила? — спросил её Павел, раскрасневшийся после доброй рюмки водки. — Похвастайся.
Ксюша сходила в прихожую за своей сумкой.
— Ух, ты, какая красивая! — Павел поднес сумку к носу. — Как вкусно пахнет кожей! И сколько стоит?
— Дорого.
— Понятно. Большая! — произнёс он, рассматривая сумку. — Что ты в неё положишь? Наверное, помады да пудреницы. А где у тебя будут лежать любовные послания?
— Пока не от кого их получать.
— А ведь Ксения сегодня парня подцепила, — сказала Вика.
Положив вилку, она взяла в руку бокал и, улыбнувшись, посмотрела на Ксюшу.
— Да ты что!? Ну-ка, ну-ка, рассказывай, давай! — с этими словами Павел потянулся за бутылкой, налил себе еще.
— Да какое там подцепила! — вынув изо рта обглоданное рёбрышко, положив его на край тарелки, ответила Ксюша. — Нас просто пригласили в театр.
Павел, не затягивая процесс, «хлопнул».
— И что, — поставив рюмку, сморщившись, произнёс он, — ни с того ни с сего вас пригласили в театр?
— О, это целая история! — сказала Вика, с улыбкой отпивая вино из бокала. — Сидим мы в кафе, тут вдруг вбегает какой-то полоумный, натыкается с разбегу на наш стол и говорит, что он знаменитый артист.
— Да? А как его фамилия? — Павел с наслаждением обгладывал куриную ножку.
— Фамилию не знаю, — пожав плечами, ответила Ксюша. — Да, конечно, он может ещё не знаменитый, но он талантливый.
— Это точно, талантливый, — сказала Вика, отодвигая тарелку. — Как он нас заболтал-то сразу! И ловко же он назначил тебе свидание.
— Вика, ну что ты говоришь! Так уж и свидание…
— Ксюша, всякий мужчина, — Вика укоризненно поглядела на подругу, — знакомясь с женщиной, уже видит её раздетой и в постели. Уж поверь мне. Что скажешь, Павел, я не права?
— Ну, э-э-э… нет. Сначала, как и положено, цветы, конфеты, романсы под луной. Потом уж…
— Вот, видишь, Ксюша, вот они мужики. И цветы, и луна, и чтоб потемнее ночь была.
— Что это ты так, стихами? — сказал Павел.
— Заговоришь, когда суть разглядишь.
Павел налил подругам ещё вина уже несколько менее твердой рукой.
— Мужчины и женщины, — заговорил он слегка заплетающимся языком, — созданы, чтоб доставлять друг другу приятное.
— Ну, так вы это приятное только себе и доставляете, — ответила ему Вика. — А женщине нужны внимание и забота.
— Викуля, дорогая! Уж ты-то не обижена моим вниманием. Так, предлагаю тост за прекрасных дам! Вы самое лучшее, что только создано природой!
— Спасибо, Павел, — сказала ему Ксюша, ее щёки тоже заметно порозовели.
— Да уж, нам женщинам самих себя не оценить, — проговорила Вика.
— Со стороны-то виднее, — сказала Ксения, улыбнувшись.
— Павел, приготовь-ка нам кофе. — Вика поднялась из-за стола. — А мы пока пойдем отдохнём немного.
— Да, милая, сейчас, заодно и посуду отнесу.
Павел начал собирать тарелки. Вика и Ксения прошли в маленькую комнату, которая служила Вике домашним офисом.
— Вика, какой у тебя Павел молодец! И приготовит и посуду помоет! Тебе можно позавидовать!
Вика прошла к письменному столу, выдвинула ящик, достала пачку сигарет.
— Не знаю, Ксюша. Вроде всё так и как-то не так.
— Ну что тебе еще надо, Вика!?
Вика вынула из пачки сигарету.
— Не знаю, Ксюша, — снова проговорила она. — Сама не знаю. Может, ты и права, а может и… Сложно это как-то всё.
— Ну, зачем всё усложнять. Ты любишь Павла?
Вика прикурила от зажигалки, затянулась, глубоко вдохнув сигаретный дым.
— А что оно такое — любовь? Как вот оно — любить? Это что, чувствовать что-то? Желать чего-то, ожидать чего-то? Да, помоложе была, вроде и чувствовала, и желала, и думала, что любила. А сейчас думаю — а за что любить-то было?
— А разве любят за что-то? Ведь влюбишься и всё! Сама не знаешь почему…
— Сама не знаешь почему? Как у тебя всё просто! У тебя вот Сергей был. Ну и где он? Где любовь? Ты вот говоришь, что любила его, а может, и не любила. Так, гормоны взыграли.
Ксюша задумчиво подняла глаза к потолку и вздохнула:
— Всё-таки я думаю, что любила его, — сказала она, помолчав.
— А он думаешь, любил тебя? У них этих гормонов поболее нашего, вон как свисают. Да если бы он любил тебя, он бы до сих пор с тобой был! Женился бы и всю жизнь ответственность за эту любовь нёс. А так, получается, просто, чтоб баба была. Чтобы пользоваться, чтоб, куда сунуть было, гормоны отжать.
Вика стряхнула пепел в пепельницу, помолчав, сказала:
— Так что, уж если любить мужиков, так только за их любовь к нам. А мы всё наоборот делаем. Любим их за просто так. И всё ждём, ждём… А чего ждём?
— А Павел, как ты думаешь, он любит тебя?
Вика затушила сигарету в пепельнице.
— Вот этого я и сама не знаю.
Из комнаты донёсся голос Павла:
— Вика, Ксения, — кофе готов!
— Пойдём, Ксения, попьём кофе.
Вика захватила пепельницу с окурком. Она хоть и курила, но терпеть не могла, когда пепельница оставалась наполненная пеплом и окурками, и запаха затушенных сигарет не переносила. Вика и на работе никому не разрешала курить в подвальном помещении, где размещался её швейный цех, и те работницы, что курили, выбегали на перекуры в пристроенный тамбур при входе в подвал.
Павел суетился возле стола, разливая кофе по чашечкам. Вика отнесла пепельницу на кухню, вернулась с коробкой конфет, распечатав её, положила на середину стола.
— Ах, какая прелесть! — восхитилась Ксюша. — Они наверно вкусные!
По комнате разносился аромат кофе и шоколада. А Павел явно хотел напроситься на похвалу. Он вообще очень трепетно относился к похвале и, если ему казалось, что его мало похвалили за его подвиги, то он начинал сам напрашиваться, чтобы похвалили ещё разочек, да и ещё разочек не помешал бы. Что поделаешь, такова природа некоторых мужчин.
— И как, дамы, как сегодняшний обед? — подобострастно улыбаясь, заговорил он, держа перед собой чашечку за ручку пальцами.
— Павел, всё было так вкусно! Твой борщ просто объедение! А курочка восхитительна!
Ксюша умела восхищаться подвигами мужчин искренне, не гримасничая и не фальшивя. Только за одно это можно было влюбиться в Ксюшу.
— Где ты так научился готовить? — откусив от конфетки, сделав из чашечки глоточек, стала она его расспрашивать.
— Да нигде. Просто нравится. Книгу по кулинарии читал и готовил. В первый раз, конечно, это было похоже на суп со свёклой, а потом дело пошло. Интуиция, девушки, интуиция!
— Вот же говорят, что мужчины вообще готовят вкуснее, чем женщины, — Ксюша, будучи немного навеселе, продолжала нахваливать весь мужской род в лице Павла.
— Ну, это смотря какие мужчины, — пыталась возвращать Вика воспарившую было подругу на землю.
— Нет, ну Павел-то хорошо готовит. А ведь в самых дорогих ресторанах шеф-повара только мужчины. Женщин на кухню там не допускают, они только официантками работают.
— Ну, мужчины-то тоже официантами бывают, — резонно заметила Вика. — И работают. Главное работать, и не важно кем.
— А может, Павел, это у тебя призвание! Ты можешь стать известным поваром, и к тебе будут обращаться знаменитости, чтобы ты им готовил изысканную еду для банкетов.
Ксюша, бывало, слишком уж превозносила мужчин, и не всегда по их заслугам.
— Вот только и там работать надо, — продолжала ворчать Вика. — А не так — пришёл, порубил капусту, бросил в кастрюлю — всё готово! Тут интуиции мало, тут ведь заставлять себя надо, любить работу, и много работать.
— Ладно, Вика, не начинай одно и тоже! — недовольно кривя физиономию, сказал ей Павел. — Мы это уже обсуждали. Я тебе говорил, мне надо время.
— Так оно уже сколько тянется!
Разговор явно приобретал семейный характер и постепенно переходил в локальный конфликт — бой, в котором применялись скрытые тактические приёмы — это когда в крупномасштабное наступление никто переходить не решается, так как пока это никому не выгодно. Ксюша, будучи натурой тонкой, почувствовала напряженность, возникающую между Викой и Павлом. Допив кофе и отодвинув от себя чашечку, Ксюша засобиралась.
— Ой, хорошо с вами, а ведь мне домой пора. Ещё столько дел, завтра на работу, отдохнуть надо, — заговорила она, вставая. — Спасибо за обед. Павел, ты просто герой сегодня! Я, наверное, на всю неделю наелась.
— Спасибо, Ксения, хоть ты это ценишь, — с некоторой обидой в голосе произнёс Павел, так обычно говорят маленькие мальчики, чтоб показать кое-кому, что с ними несправедливо обошлись.
— А что так скоро? Посиди ещё, — сказала Вика, скорее из вежливости.
Но обед уже себя исчерпал. Да и день был насыщен разными событиями, и пора было в тишине всё это обдумать и приготовиться встречать следующий, который принесёт с собой новые впечатления и новые проблемы.
— Да нет, пойду, Вика! Кое-что ещё сделать надо. Вот уже четвёртый час, — Ксюша глянула на часики. — Пока доберусь, пять будет, а там и спать пора.
— Ну, как знаешь.
Ксения, взяв в руки свою сумку, ещё раз окинув её довольным взглядом, направилась в прихожую.
— Сумка-то хороша! — сказал Павел, когда они с Викой вышли провожать гостью. — Много туда можно положить всяких женских штучек!
— Да какие там штучки! Ключи, кошелёк, да так мелочи всякие.
— Кошелёк теперь к сумке новый нужен, — улыбнувшись, сказала Вика. — Большой! Для больших денег.
— Что ты говоришь? Какие там деньги, на проезд да на обед. А вообще, наверное, и кошелёк надо новый… — задумчиво произнесла Ксюша. Надевая пальто, она хоть и смутно, но уже начала чувствовать внутри зарождение какой-то новой энергии, когда произносила эти слова, и где-то глубоко Ксюша уже предчувствовала, как снова будет переживать экстаз покупки ещё одной, не менее важной, вещи. Впрочем, не сами вещи приводили её в восторг, а возможность выбора и сам процесс покупки. Это как таинство, которое манит своей загадочной непредсказуемостью. Хотелось переживать это снова и снова.
— Это ты хорошо подсказала… — зашнуровывая ботиночки, проговорила Ксюша, продолжая обдумывать эту идею. — Надо будет подобрать кошелёк к сумке. Ну, пока, Вика! Созвонимся. Павел, пока!
— До свидания, Ксения! — попрощался с ней Павел. — Забегай как-нибудь на обед.
— Ой, непременно, — направляясь к двери, ответила она. — Твою курицу всю неделю вспоминать буду.
Махнув ручкой, Ксюша выбежала.
Вика закрыла дверь за ушедшей подругой и вернулась в комнату, Павел прошлёпал за ней.
— Устала я что-то, — сев на диван, проговорила она. — Ох, а ведь ещё отчет делать… Полежать бы.
— Ну так отдохни, радость моя! — Павел присел рядом. — А то, давай, сейчас в постельку ляжем…
Павел приобнял Вику за талию и попытался поцеловать её в шею.
— А, мамуся?
Вика отстранилась, чуть наклонив голову, закрывая шею от поцелуя.
— Не надо, Павел, я устала.
Павел разочарованно хмыкнул.
— Пойду, отдохну, — сказала Вика, вставая, — потом поработаю ещё немного.
— Вика! Ну какая работа!? Воскресенье, святой день! Мы вместе можем отдохнуть… — Павел хитровато подмигнул. — А как утром-то хорошо было, а Вика? — вкрадчиво проговорил он.
Павел тоже встал и, прижимаясь к Вике, сделал ещё одну попытку распушить хвост.
— Хватит! Я действительно устала. Отстань!
Павел состроил недовольную гримасу.
— Ладно, пойду, помою посуду, — с нарочитой обидой в голосе проворчал он.
— Вот и давай, займись делом.
Вика ушла в свою комнату-кабинет, села за стол, облокотилась, уперев кулаки в подбородок, закрыла глаза, внутренне попыталась настроиться на работу с финансовыми документами. Подходило время сдавать отчет в налоговую инспекцию. Да, дел было много. Хорошо бы бросить всё это к чёрту и заняться своей мечтой! Но надо было зарабатывать на хлеб и желательно с маслом. Вика закурила, включила компьютер. Монитор мигнул зеленым глазом, и компьютер начал загружаться. Где-то там, в самом потаенном месте, среди всех этих бегающих электронных нолей и единиц, в массе информации о доходах и расходах, дебете и кредите была спрятана редко открываемая папка, в которой находилась её мечта.
Вика не могла себе позволить окончить полную среднюю школу. Она не была отличницей, ни даже хорошисткой, впрочем, обладала живым природным умом, и в житейском смысле глупой её назвать было нельзя. Знание синусов и косинусов ничего бы не добавило к этому уму. Вике пришлось поступить в училище, что было совсем не престижно в то время. Все родители стремились пристроить своих детей в институты, не важно, умный ребёнок или тупой, надо было запихнуть своё чадо в высшее учебное заведение. Тупому, правда, это не добавляло ума, ну а умному это не мешало.
У Вики не было выбора, надо было начинать самой себя кормить. И хотя в народе аббревиатура «ГПТУ» расшифровывалась как: «Господи, помоги тупому устроиться», многим подросткам из бедных семей училища давали самую настоящую путевку в жизнь. Вика пошла учиться на швею. Шитьем она увлеклась с детства, вертясь возле бабушки, частенько сидевшей за швейной машинкой. Бабушка работала на заводе кладовщицей с очень маленькой зарплатой, а в свободное время шила на заказ знакомым, если кто просил, дорого не брала. Люди хотели носить что-то красивое и модное, в магазинах же почти никогда ничего такого не было, во всём сплошной дефицит. Бабушка, в свою очередь, научилась шить у своей мамы, воспитанницы института благородных девиц. Хотя девицы и были благородные, но обучали их всему — и шитью, и рукоделию, и домоводству, и ведь хорошо учили! Потом была революция. Как же выручало ремесло портнихи бабушкину маму! В трудные голодные двадцатые и тридцатые годы шила она платья жёнам партийных работников, так вот и выжила одна с дочкой. Муж, белый офицер, сгинул в гражданскую, и не известно, где могила его. А вот Викина мама пошла совсем по другой дорожке, и кто знает почему?
Вика с раннего детства привыкла к труду, все домашние заботы были на ней — и ужин приготовить, и в квартире убрать, и купить продуктов на всю неделю. А более всего Вика любила с бабушкой шить. Это было так интересно наблюдать, как раскладывались по ткани выкройки, вырезанные из газеты «Правда» с описанием трудовых подвигов советских женщин, как ложилась строчка, как из кусков разноцветной материи получалось платье или блузка. Руками бабушки создавались чудесные наряды, которые потом носили женщины, украшая собой серые безликие улицы, носящие имена героев-революционеров.
У бабушки была очень хорошая швейная машинка «Чайка», подаренная дедушкой. Дедушка Вики работал на том же заводе, где и бабушка, механиком по ремонту станков. Его очень ценили, так как он хорошо разбирался в немецких прессовальных машинах. Его могли вызвать даже среди ночи, если вдруг машины вставали. Он много работал, конечно, любил и выпить, но таким уж запойным пьяницей не был. Когда же его единственная родная доченька начала куролесить, сердце старика не выдержало, он умер. Дедушку Вика почти не помнила. Бабушка забрала внучку к себе, когда Викину маму лишили родительских прав. Мама жила тогда в селе с каким-то вечно пьяным дядей. Вике было десять лет, бабушка привезла её в город. И конечно, жилось им нелегко. Пожилой женщине работающей на складе приходилось перетаскивать тяжести, зимой там было холодно, летом духота, всё это сказывалось на её здоровье. Даже выйдя на пенсию, бабушка шила, правда, не так уже много, люди-то уже хотели всё заграничное иметь, доставали «фирменные» вещи по блату или у спекулянтов. Но Вика уже познала радость творческого труда с иглой и ниткой. Много ли ребенку надо? — нашить платьиц куклам, Мишутке штаны. И ведь сама что-то придумывала, изобретала какие-то фасоны. Тогда и родилась Викина мечта — она хотела сама придумывать моду. В те времена она ещё не знала, что эта профессия называется дизайнер одежды и что этому надо учиться у лучших мастеров, вбирать в себя весь мировой опыт создания одежды, быть художником, и на всё это нужны деньги и время.
Сейчас у Вики деньги были, а вот времени не было. Вике хватило бы денег на обучение в какой-нибудь модной столице Европы, где только и можно почерпнуть вдохновение для творчества, но для этого пришлось бы закрыть своё предприятие. А как же тогда её девчонки? Женщины, которым она дала работу, которых не один год подбирала себе, учила, взяла ответственность за них? Ведь они такие же, как она сама, так же тяжело добывают свой хлеб. Больше половины из них без мужиков, одни растят детей. Нет, бросить их невозможно. Это теперь её крест, и его она будет нести, пока сможет.
Между тем Павел на кухне протирал полотенцем перемытые чашки и каждую аккуратно ставил на полку в шкафу, так, чтобы ручки были направлены в одну сторону. Да, а вот с самим собой у него не всё ладилось. Дожив до тридцати с лишним, он так и не знал, чего он, собственно, хочет от жизни. Внешне, конечно, всё было хорошо. Он жил с женщиной, которую… которая ему нравилась, так, пожалуй, он себе это определил. С ней было хорошо, уверенно, квартира у жены трехкомнатная — это в любом случае неплохо. Но, ведь она не жена… «А, с другой стороны, почему бы и нет! Ведь мы, наверное, поженимся». У жены есть малое предприятие, а он себе скоро найдет работу. «А, может, всё-таки помогать Вике, там разные… что там делать-то надо? Ну, менеджером по рекламе, например. Размещать рекламу в газетах». С этими мыслями Павел достал из холодильника бутылочку, налил рюмочку, достал лимон и аккуратно, тоненькими ломтиками нарезал его острым ножом. Он любил острые ножи, затачивал их долго и любовался их остротой, а потом пробовал на каком-нибудь продукте силу заточенной стали. Сегодня у него на душе было как-то особенно неспокойно. А что, в сущности, он умеет? Павел вылил содержимое рюмки в рот, положил на язык дольку лимона. Вот так вроде легче! «А, вообще-то, пока всё хорошо. Вика красивая женщина, сексуальная…». От этих мыслей у него начинала разыгрываться фантазия, в голове вставали картины, порождающие приятную щекотливую дрожь в груди, которая постепенно опускалась к животу, и ещё ниже… Павел глянул на себя в полированные дверцы кухонного шкафа, резким движением головы откинул со лба тёмную волнистую прядь. «Тра-ля-ля, тра-ля-ля. О-хо-хо-хо-хо!» — пропел он какой-то мотивчик и мягко, почти бесшумно, крадучись поплыл к Викиной комнате.
Вика услышала, как дверь её кабинета тихонько приоткрылась.
— Викуля, ты чем занимаешься? — тоненько профальцетил Павел.
— Что тебе?
— Викуля, какая ты сегодня прелесть! — подойдя, он склонился над ней.
— Павел, мне сейчас не до тебя.
— Вика, ты много работаешь, — он попытался её приобнять. — Надо и отдыхать иногда.
Лучше бы он этого не говорил! Во всяком случае, не сейчас.
— Если бы я отдыхала столько, сколько ты, на тебе бы не было и этих тапочек! — сказала она, строго глянув на него. — Ты у нас за двоих отдыхаешь, должен же кто-то за двоих работать!
Физиономия Павла начала заметно кривиться. «Облом» — пронеслось в голове, но по инерции он всё ещё продолжал обнимать её плечи, соображая как выйти из этого положения, не уронив собственного достоинства. Викины слова были ударом ниже пояса, как раз по тому месту, где концентрировалась приятная дрожь. Дрожь прошла, вместо неё возникло защемление э-э… то есть чувство ущемленного самолюбия. От обиды Павел начал трезветь.
— Вика, давай договоримся, этот вопрос пока не поднимать. Мне и самому сейчас нелегко.
— Если хочешь, чтобы этот вопрос не поднимался, оставь меня в покое. У меня достаточно проблем и без тебя.
— Ну да, вот! Без меня! Вот что ты на самом деле этим хочешь сказать — что у тебя без меня было бы меньше проблем?
— Я только сказала, что у меня сейчас не то настроение, чтобы уделять тебе время.
— У тебя всегда не то настроение.
— Сегодня утром у меня было настроение.
— Ну да, настроение… И то если выпросишь, как на паперти подачку.
— Умей просить так, чтоб не как подачку.
— Ладно, замяли. Пойду, посмотрю телевизор.
Павел вразвалочку, с демонстративным недовольством удалился в большую комнату, включил телевизор и сделал звук погромче, видимо, нарочно.
У Вики вконец испортилось настроение. Она начала серьёзно раздражаться на Павла. Всё так же продолжая сидеть за столом, глядя куда-то в сторону, она стала думать, а почему, собственно, она с ним живёт? Как так получилось?
С одной стороны, вроде получилось всё как-то само собой. Сначала это было по выходным, они вместе проводили вечера, ходили куда-нибудь. Потом Павел готовил нехитрый ужин, зажигал свечи, они танцевали под мелодичную музыку, а могли забраться в ванну и шалить там, как малые дети. В постели Павел был ласков и неутомим. Со временем он приходил всё чаще и с пятницы, а то и с четверга, оставался до понедельника. Как-то раз Вика дала ему ключи от квартиры, когда он зашёл за ней на работу. Ей пришлось задержаться, и она отправила его ждать в своей квартире, заодно и ужин приготовить. Так ключи попали к Павлу, и с тех пор остались у него. Вот так она впустила его в свою жизнь. По утрам он приносил ей в постель кофе, готовил завтрак. И поначалу казалось, что это то самое счастье и есть, и она готова была полюбить Павла. Всё шло по известному сценарию и их отношения вот-вот должны были закончиться свадебной церемонией — как Вике представлялось.
Дома у Павла Вика была лишь однажды, он решил познакомить её со своей мамой. Выглядела мама Павла довольно невзрачно; рано состарившаяся, неухоженная женщина, она весьма сдержанно приняла Вику. Впрочем, так поступают многие матери, боящиеся потерять влияние на повзрослевшего сына. Впоследствии у Вики так и не сложились добрые отношения с матерью Павла.
С другой стороны, Вика отдавала себе отчёт в том, что мужчина нужен ей не только в плане личного счастья. Она руководила женским коллективом, была лидером, ей приходилось быть сильной, уверенной в себе, способной постоять за себя и других, а для этого нужно, просто необходимо, чтобы и в личной жизни всё было по высшему разряду, иначе не будет тебе полного женского доверия. Однако Вике, такой сильной и целеустремлённой, самой хотелось быть рядом с кем-то надёжным, ещё более сильным, ещё более уверенным, способным постоять за неё. А Павел со временем стал проявлять не лучшие свойства своего характера. Вика увидела неуверенного в себе, самолюбивого, а главное, ленивого и от этого очень изворотливого мужчину, который всегда найдёт себе оправдание, но при этом обвинит целый свет в своих неудачах. У Павла были постоянные проблемы на работе, сначала на одной, потом на другой, естественно, появились денежные затруднения. Вика давала ему деньги, само собой разумеется, покупала ему рубашки, дарила галстуки. Приходя к ней на работу, он всегда выглядел безупречно и конечно вызывал восхищение у женщин-работниц. Но у неё самой где-то в глубине души начало зарождаться чувство недовольства и разочарования — он был совсем не тем, кого она ждала. Это понимание приходило к ней постепенно. Она всё больше убеждалась, что Павел не тот, с кем бы она хотела прожить жизнь, как говорится, душа в душу, быть всегда вместе и в радости и в печали. Однако этот вопрос для неё ещё не был решён до конца, хотя и не в её правилах было оставлять нерешённые вопросы надолго. Павел более всего был похож на мягкого пушистого кота, лежащего на диване, создающего уют и умиротворение своим мурлыканием.
Как-то раз во время обеденного перерыва женщины сидели и болтали о всякой всячине. Многие обедали здесь же, приносили с собой баночки с супом, бутерброды, пили чай, и пока было время, перемывали косточки знакомым и соседям, говорили о детях, о школе, в общем, о том, чем живет каждая из них в повседневной жизни. Вика сидела за письменным столом в своём кабинете. Её кабинет представлял собой небольшое помещение, отгороженное от цеха тонкой перегородкой. Бывало, невольно конечно, она слышала всё, о чём говорили её работницы, и была в курсе всех их житейских дел. Женщины друг друга выслушивали, порой что-то советовали, особенно какой-нибудь молоденькой, если та попадала в затруднительную для неё ситуацию. Вот так женщины и поддерживали друг друга, что-то вроде психотерапии, вместе-то оно всегда легче переживается — радости вместе и печали вместе.
И вот одна молоденькая швея, Марина, рассказывала историю про свою кошку. Вот ведь проблема! Пришло время и кошке захотелось кошачьего мужика — кота, значит.
— Ну что, бесится и всё тут. Что делать? Пошла к соседям. У них кот красивый, пушистый, все его любят, лучшие кусочки ему всегда! А изнеженный! Говорю, дайте кота на денёк, помогите уж, и коту хорошо будет, всё разомнётся. Он у них толстый, как хряка на убой кормят. Принесла. Подходит он к моей кошечке и песни ей петь: «Мур, мур!». Она ноль внимания. Он снова к ней. А она ему как даст по морде, да как зашипит на него! Так он от неё под диван забился. Еле вытащила! Пришлось другого кота искать. И слушайте, всё то же самое повторяется. Всех, кого только не приносила ей — всех по морде! То ли они изнеженные все такие стали? Чуть что — сразу под диван. Так вот и мучилась. А тут иду как-то с работы, у нас там частный сектор рядом, свои дома у людей. Смотрю, у палисадника кот сидит рыжий. Здоровый, уши подранные, видимо дерётся постоянно, прям кошачий мачо! Ну то, что он не комнатный, по нему сразу было видно, поди у бабульки какой живёт. Я ему: «Кис-кис!». У меня как раз колбаса была, я из магазина шла. Хвать его и домой. А моя кошечка меня всегда встречает, когда я прихожу. Вот значит, открываю я дверь, она уже тут как тут. Думаю, неужели и этого побьёт? Выпустила я кота и смотрю, что дальше будет. А этот рыжий, как только её увидел, как подскочил, и ни слова не говоря, хвать её за загривок и тут же на моих глазах отодрал! Так она минут двадцать от оргазма по полу каталась.
Женщины весело рассмеялись, отпуская при этом недвусмысленные шуточки, намекая на человеческих мужчин, не в их пользу, конечно.
Вике почему-то сейчас вспомнился этот рассказ. И этот пример из кошачьей жизни невольно помог ей разобраться в своих чувствах и понять то, чего бы она хотела: «Пусть и с подранными ушами, но чтоб мужиком был!». Разумеется, она имела в виду не сексуальные отношения подобного качества. И у людей тоже должен быть «Мур-мур!».
— Ладно, надо работать, — дала она себе приказ.
А работы действительно было много. Она любила работать, любила видеть результаты своего труда. Конечно, деньги тоже результат, но делать дело, видя, как на твоих глазах происходит воплощение задуманного, видеть готовую продукцию, сознавать, что то, что ты делаешь, кому-то нужно — доставляет удовольствие не меньшее, чем денежное вознаграждение за труды. Деньги — это то, что должно прилагаться к делу, которым ты занимаешься с любовью. И всё-таки деньги были не менее важной частью жизни, поэтому нельзя сказать, что она стала бы что-то делать только ради морального удовлетворения. Вика любила пересчитывать деньги, всегда аккуратно складывала купюры одной стороной, если же при этом попадались измятые, она их проглаживала утюгом, прежде чем положить в укромное местечко — по привычке в шкаф, между бельём — так делала бабушка, откладывая после того, как отсчитает, сколько надо им на жизнь. Такая у Вики была жизнь — научила бережно относиться к деньгам.
Деньги, которые Вика прятала в шкафу, откладывались на хозяйственные расходы, оплату коммунальных услуг и ещё немного на разного рода удовольствия, коим мы видели, как подруги предавались. А все оборотные деньги предприятия шли только через банк. Ну, или почти все, потому как состояние экономики, да и жизни в целом, подразумевает и иные расходы, которые в налоговой декларации не укажешь — мол, тому дала или этому пришлось отстегнуть. А что делать, если по-другому не решается вопрос?
Вика любила свою маленькую швейную мастерскую и вообще-то не делила деньги так — вот это моя зарплата, а это на развитие и сырьё. Сколько надо на жизнь она, конечно, брала из тех денег, что были. Но если надо было срочно заплатить за какую-нибудь деталюшку к швейной машинке, чтобы не было простоев, доставала деньги из кошелька и тут же рассчитывалась. «И чтоб сегодня же машинка работала!» — требовала она от механика.
К тому, что у неё сейчас было, она шла долгим и упорным трудом. Училище Вика окончила с отличием. Ей очень нравилось учиться шить, да и преподаватели все были мастерами высокого класса, тогда в систему профтехобразования направляли с производств только самых лучших. Вика на конкурсах портных среди таких же девчонок, учащихся училищ, всегда занимала призовые места. После училища она была направлена на швейную фабрику. Там она получила хорошую производственную практику и опыт, который ей очень пригодился впоследствии, когда она начала создавать своё малое предприятие. Но Вика уже тогда хотела большего и, проработав на фабрике три года, устроилась в ателье, где нужно было работать с клиентами индивидуально, выполнять заказы, подходя к каждому творчески, а не как на фабрике — быть частью конвейера. Для этого ей пришлось окончить курсы закройщиков. И всё же у неё была мечта — создавать свои модели одежды, что она и делала, правда, пока только для себя. Хотя в ателье и было больше простора для фантазии, всё-таки приходилось считаться с запросами и вкусами клиентов.
Как-то в ателье пришёл один заказчик. Ему надо было сшить комплект — рубашку, брюки и жилет. Мужчина был атлетически сложен, широкоплечий, в общем, нестандартная фигура, в том смысле, что не так часто увидишь на наших улицах подтянутых мужчин, особенно если им уже за тридцать. Вике пришлось приложить немало усилий и мастерства, чтобы сделать на него выкройку. А поскольку процесс обмеривания предполагает, так сказать, более близкий контакт — бывает же, и уколешь нечаянно булавкой… — то их взаимоотношения постепенно начали приобретать несколько дружеский характер. Вика была молоденькой девчонкой с длинными вьющимися волосами, с хитреньким взглядом тёмно-карих глаз, естественно, с хорошей фигурой. В общем, что говорить — двадцать два года, этим всё сказано. Конечно, Вика, как всякая девушка, подумывала о замужестве, ведь уже пора было думать об этом, но сама не прилагала серьёзных усилий по поиску второй половины. У неё были знакомые молодые люди, но это всё были всего лишь девичьи приключения, ничего серьёзного, а так, чтоб любовь до гроба, вместе жизнь прожить, и в один день Богу душу отдать, об этом всерьёз как-то ещё не думалось.
А Станислав был мужчиной серьёзным, тридцати двух лет — в общем, в полном расцвете сил — образованный, работал в торговле, занимался оптовыми поставками чего-то там… Время было такое — торговали все и всем. Страна потихоньку переходила в частные руки. Вот и ателье, в котором Вика работала, перешло в руки директора, дамы крупной комплекции с золотыми перстнями на всех её толстых пальцах; она и при советской власти жила неплохо. Это была женщина с хваткой и с взрослой дочерью, естественно, без мужа, так что неудивительно, что их ателье в одночасье из муниципального подразделения банно-прачечного хозяйства превратилось в частный салон по пошиву модной одежды, и работало оно на клиентов, у которых водились денежки. Шили шикарные свадебные наряды, малиновые пиджаки с огромными плечами и смокинги для входящих в моду мероприятий, называемых презентациями. Кстати, в другом крыле этого же здания также процветала бывшая столярка того же хозяйства, а ныне мастерская по производству изделий не менее необходимых в жизни… поправочка — в смерти! Проще говоря, гробов — элитных, из дорогих пород древесины! Как жизнь порой бывает иронична — клиентами обоих предприятий частенько становились одни и те же люди — и там и там с них снимали мерки.
Бывшая директорша, а нынешняя владелица Вику ценила как хорошего специалиста и неплохо ей платила, в общем, на жизнь хватало, тем более, как мы знаем, Вика умела бережно обращаться с деньгами. У бабушки уже было совсем слабое здоровье, много денег уходило на лекарства, а пенсия была маленькая, да и выдавали её нерегулярно. Вика умела быть благодарной, и ухаживала за бабушкой, не жалея ни сил ни денег.
Так вот, возвращаясь к Станиславу, он, естественно, обратил на Вику внимание, отметил её ум и красоту. Как-то он пригласил её в ресторан. Они, то есть компания его друзей, что-то отмечали. Вика произвела большое впечатление на всех присутствующих. Она была в вечернем платье, разумеется, своего шитья, с хорошими манерами, скромная, но не чересчур — так что понравилась она всем. Друзья незаметно подмигивали Станиславу и показывали оттопыренный большой палец — мол, хорошенькая! Молодец! Кадри дальше! Станиславу уже давно было пора остепеняться, тем более, что он пошёл в гору по коммерческой части и как бы входил в другой круг, в котором постепенно начали формироваться буржуазные ценности, где на банкеты и вечера было уже принято приходить с супругами, а не с юными девицами, взятыми на прокат. Станислав и его друзья собирались открывать большой торговый центр, брать кредиты, а добропорядочность уже начинала что-то значить — серьёзные банкиры принимали во внимание и морально-нравственные качества потенциальных заёмщиков. Ведь хороший семьянин будет дорожить своим положением, и значит, будет надёжным в плане возвращения кредитов. К тому же, мы ведь хотим, чтобы у нас всё было как на западе, а там у представителя среднего класса должен быть полный комплект — дом с садиком, красавица жена в передничке, милые детки и большая лохматая собака.
И Станислав как бы оценивал Вику с той точки зрения — подходит ли она для этого комплекта. Дом с садиком и большая собака у него уже были, дело оставалось за малым. Вика не торопила события, предоставляя всему идти своим чередом, чинно и вполне благопристойно. Они встречались, ходили в кафе, на какие-то концерты… Но, как это порой бывает, вдруг события начали развиваться стремительнее, чем ожидалось. И причиной тому стала — смерть бабушки. Для Вики это было большой трагедией, ведь она потеряла единственного родного человека и тяжело это переживала. Это была первая смерть в её жизни, коснувшаяся так близко. Конечно, она предполагала, что бабушка когда-то умрёт, но всё случилось так неожиданно, впрочем, смерть всегда нежданная гостья.
Станислав был очень заботлив, сочувственно утешал, взял все хлопоты по похоронам на себя. Вике было страшно оставаться одной в квартире, в которой побывала смерть, и Станислав предложил пожить у него — дом большой, места хватает, у неё будет своя комната. Так Вика оказалась на его территории. Чтобы отвлечься от тяжёлых мыслей, она решила заняться делом, и быстро начала разгребать холостяцкое жилище. На постоянно незаправляемом лежбище стали чаще меняться простыни, и посуда никогда не оставалась в раковине немытой, как это обычно бывало. На окнах появились занавески с оборочками, на диване подушечки с рюшечками. Станислав этому не сопротивлялся, наоборот был доволен, и постепенно их жизнь приобретала полноценный семейный вид.
Вот и спали они уже в одной кровати, на чистых простынях с узорами из медвежат с милыми мордашками. Надо сказать, что как мужчина Станислав был вполне… Но порадовать женщину он мог не только таким способом — в выходные, как правило, шоппинг, в будни подарки, вечерами они обязательно куда-нибудь выходили, что называется, в свет. А вот это мероприятие Станиславу, кажется, нравилось даже больше чем Вике, то есть ей, конечно, тоже нравилось, но он-то был каков! Уж он нигде не преминет перед всеми показаться со своей красавицей-подругой.
Вика всё происходящее приняла как подарок судьбы. Вот оно счастье и случилось! И конечно, она полюбила Станислава. Тут и сказочке конец, и принцессу под венец, а кто слушал… Но, если бы всё было так просто.
В двадцать три года Вика вышла замуж. Свадьба была шумной и весёлой. На свадьбе, конечно же, были её подруги Ксюша и Яна. Ксюша была свидетельницей, и с ней, как водится, пытался флиртовать свидетель, но Ксюша устояла. В общем, всё было, как и должно быть на свадьбе, что и запечатлела видеокамера. После чего жених на руках внёс невесту в дом. Потом медовый месяц, свадебное путешествие на Черноморское побережье Турции и… и всё остальное.
С детьми Вика решила не торопиться, дома она сидеть не хотела и продолжала работать в ателье. Вскоре ей пришлось переквалифицироваться — переместиться от закройного стола с булавками и мелками за письменный стол с калькулятором. Владелица стала поручать ей заключать договора с поставщиками, работать с банком и даже руководить коллективом в её отсутствие. Можно сказать, теперь Вика в ателье была менеджером, чем-то вроде управляющего, и хозяйка постепенно вводила её в курс всех дел. Вика быстро входила в суть хозяйственных вопросов и вскоре уже могла принимать самостоятельные решения.
Станислав тоже поднимался в своём деле, с «AUDI» пересел на «BMW», а потом и на «Мерседес». С ростом престижности автомобиля росло и его честолюбие, да и надменность тоже росла. Станислав немного располнел, как полнеют многие женившиеся мужчины, у которых их кормление взято под женский контроль. Ну и как оно бывает в супружеской жизни, через некоторое время между супругами начались размолвки — что-то уж часто стал Станислав припозднятся, да и приходил домой навеселе.
Вика, конечно же, поначалу осторожно проводила с ним воспитательные беседы, потом пыталась поговорить серьёзно, а он в ответ начал прикрикивать на неё. И вот однажды, поздно вечером, Станислав, придя домой с очередной вечеринки, и как он сам выражался: «Я сегодня всего лиши немного выпимши!», устроил ей «концерт». Вика не сдержалась и накричала на него. В ответ он приказал ей заткнуться! Такого она от него ещё ни разу не слышала и попыталась его пристыдить, на что он её… ударил!
Вика даже ничего не смогла ответить, она не ожидала от него такого, она просто ушла в свою комнату. На утро Станислав, конечно, попытался замять конфликт, чувствовал себя виноватым, оправдывался… У Вики на лице был небольшой отёк. Не скандаля, и не сказав ему ни слова упрёка, она ушла. Вот так и прошли три года её жизни. И в радости и в печали.
Как женщина гордая она не смогла его простить. Поняв, что со Станиславом их отношения зашли в тупик, она потребовала от него развода, иначе грозила устроить скандал. Станиславу излишняя огласка его поступка была не нужна, и он дал ей развод, да ещё с компенсацией.
После того дня, взяв отгул, Вика, пока отёк не прошёл, всё это время просидела дома. Обо всём случившимся знали только её подруги Ксюша и Яна. Конечно, они утешали её, как могли, грозно кивали в сторону обидчика… Ну что тут ещё добавить?
Вика продолжала работать в ателье, как ни в чём не бывало, но, как говорится, шила в мешке не утаишь, и слушки про её личную жизнь поползли, коллектив-то в основном женский — всё подмечают. Конечно, это были не злые языки, скорее сочувственные.
Теперь Вика знала наверняка, что за свою жизнь отвечать ей придётся самой, ни на кого не полагаясь, ни на кого не надеясь, впрочем, так в её жизни было всегда.
А в жизни-то надо было что-то менять, она это почувствовала, причём менять надо было кардинально, и начинать жить надо было в соответствии со своим характером, устремлениями, желаниями. Да, такая как Вика вряд ли бы смогла стать домохозяйкой, весь день простаивать у плиты, вечером выгуливать собаку, а на ночь читать детишкам сказки. Наверное надо следовать тому, что у тебя внутри, может тогда придёт это самое счастье. Но, за такого рода счастье ещё нужно было побороться и приложить к этому неимоверные усилия.
Вот так она и решилась начать своё дело. Директорша, конечно, сожалела о том, что Вика уходит, но понимала её. На первых порах она даже помогла Вике, чем могла — познакомила с нужными людьми, подсказала, к кому надо обращаться по тому или иному вопросу, и с помещением, опять же, где подешевле оборудование можно приобрести, кому и сколько дать, чтобы побыстрее решались все вопросы. Да, мир повязан круговой порукой. Вот деловые люди, то бишь предприниматели, находясь с чиновниками по разные стороны баррикад, и объединяются в свои негласные сообщества, чтобы противостоять тем, но те тоже не разъединённым фронтом выступают. Так вот и идёт всё испокон веку — одни зарабатывая, живут, другие берут и тоже живут. И, несмотря ни на что, жизнь всё же идёт своим чередом. И всё-таки что-то же движется!