Мой родной человек...

«Умеешь ты бабка гандыбулить!»

Утром, чуть займется заря, уходил деда Саня по своим крестьянским делам. То в поле – то в лес на покос. Знал он в окрестностях каждое дерево каждую тропку, что в доме своем углы. Отдыхала в тенистой чаще его душа, лечило ее «зеленое море» от все еще кровоточащих ран.

Получив как-то «чувал пшеницы» на заработанные трудодни, слегка отметив это событие, взвалил он на плечи свою кровную ношу и зашагал домой. В пути (как же без этого!), надо было вспомнить все прожитое, обсудить текущие планы на оставшийся век. Делал это он так, как немногим дано на земле: шел, шел, говорил, говорил… Да исчез!

Баба Поля поднялась на крылечко, «шумнула» супруга.

Не видать - не слыхать. Ни деда - ни голоса. Только что был – «и нема»!

Уже далеко заполночь послышались шаги со стороны леса.

Встревоженная супруга выскочила навстречу:

- Ты это чего? Иде ты был?

Дед Саня был сильно уставши и тяжко дышал:

- У лесу был… идем со мной!

- Куды?

- Чего закудыкала? У лес! Найдем, чего делать. И не работали стольки, сколько зерна напхали у чувал!

По дороге все ей и рассказал.

Минувшие и будущие заботы так взволновали нашего деда, что он даже и не заметил, как прошагал мимо калитки. «С песнями», в гору, унес он мешок в лес. На опушке остановился, почувствовал что-то неладное.

Вокруг «одна темень», а в голове прояснилось: «Ну, да ета ж я у лесу! Та-а-а!»

Свалил деда Саня свою ношу на землю, цигарку свернул, сел, перекурил. Собрался назад – а чувал-то потяжелел!

«Гляди! Утета насыпали! Нада бабку покликать! Утета ж нада жа!»

К утру они волоком затащили домой свой заработанный хлеб. Смололи муку. Баба Поля испекла на капустном листе «духом пахлый» каравай-караваище.

Все с удовольствием хрустели подрумяненной корочкой. Каждый из нас думал (конечно, не без иронии!), как тяжко он деду достался!

Почувствовав общее настроение, дед Саня крякнул:

- Умеешь ты, бабка, гандыбулить!

И словно смутившись, что похвалил бабу Полю, отправился править хозяйство.