Лесбиянки

- Теть Наташ, а вы с мамой лесбиянки?

Я оторопело останавливаюсь и вытаращиваю глаза – ну и вопросик!!!

- Ташка?! С чего ты взяла?

- Папа сказал.

- Папа? Тебе? Не может быть!

Я, конечно, понимаю, что Димка в запале многое может, но это уже слишком. Думаю, тут все не просто так.

- Таш, а как это было?

Наташка вздыхает, огорченная моей непонятливостью.

- Я смотрела кино. Клип называется. Там две тетеньки целовались. А я строила дом.

- Так…

- А потом пришел папа и стал ругать маму.

Наташка нахмуривает брови, изображая рассерженного Димку, и старательно басит:

- Марина! Ты хоть изредка поглядывай в ящик! Там твоя дочь на лесбиянок любуется!

- А, понятно.

- А мама ему сказала…

Ну, что сказала мама, мне можно не рассказывать. Скорее всего, она объяснила Димке, что воспитанием дочери должна заниматься не только мать, а и отец тоже. Вот пусть и займется для разнообразия. А Димка, конечно, ответил, что он целыми днями, как собака, для кого он эти деньжищи зарабатывает, и раз она сидит дома, то могла бы и отследить такую ерунду! А Маринка, конечно, ответила, что с удовольствием махнет не глядя свое «сидение» дома на его трудную работу. Ну, а дальше могли быть варианты.

- А почему, малыш, ты решила, что это относится к нам с мамой?

- Потому что, когда ты приезжаешь, вы с мамой обнимаетесь и целуетесь.

- Ага, все ясно. Нет, Ташка. Вынуждена тебя огорчить, мы с мамой относимся к другой категории. Мы такие давние друзья, что уже почти родственники. Можешь считать, что мы с твоей мамой сестры. Это будет правильно.

- Как мы с Юлькой?

- Как вы с Юлькой.

- А эти тетеньки?

- Это совсем другое, Ташка.

- А какое?

- Понимаешь, малыш, – говорю я, - любовь – понятие многогранное.

- Понимаю – говорит Наташка и кивает головой.

- Вот, смотри – ты любишь своего зайчика?

- Люблю. Наташка прижимает к себе огромного замызганного тряпочного зайца и страстно целует его.

- А как ты его любишь?

Наташка думает, потом говорит:

- Я его тискаю.

- А маму ты так же любишь?

- Нет – честно признается ребенок.

- А как? – привязываюсь я.

- Вот так! Наташка широко разводит ручонки в стороны (заяц при этом падает ушами на асфальт), показывая, как велика ее любовь к матери, и добавляет – я к ней прижимаюсь!

Я в очередной раз прихожу в восторг от этого потрясающего ребенка. Надо же! Зайчика тискает, а к матери прижимается! Все просто и логично. И ничего не надо объяснять.

- Ну, вот. Теперь ты понимаешь, что любовь бывает разная?

- Понимаю – кивает Наташка и тащит меня за руку – пошли скорей!

Наташке 4 года, она дочь моей подруги Маринки и моя крестница. Когда я приезжаю к ним в гости, я беру ее за руку, и мы идем в кондитерский магазин. Там я покупаю ей все, на что она укажет пальцем. Это наше с ней время, наше обоюдное удовольствие, наш ритуал. Ну, а по дороге мы болтаем. Вернее, Наташка задает немыслимое количество неожиданных вопросов, а я пытаюсь честно на них отвечать. И вот - на тебе! Лесбиянки! Я улыбаюсь, а в голове моей начинают всплывать давние события, при которых мы познакомились и подружились с Маринкой.

Несколько лет назад я попала в больницу с острой болью. Там мне долго и садистски давили на живот, спрашивая: здесь болит? А здесь? А в спину отдает? А так? В результате у меня уже болело везде и отдавало всюду. Врачи пожали плечами и отпустили меня в палату, надеясь, видимо, что утро вечера мудреней.

Проснулась я совершенно здоровая и счастливая. У меня ничего не болело. Я рассчитывала, что меня сразу выпишут, но врачи проявили странное любопытство и желание разобраться – что же это было. И я зависла в этой больнице на две недели.

- Тетя Наташа!

- А?

Мы стоим около витрины и Наташка тычет пальцем во что-то интенсивно зеленое.

- Девушка, а это вообще что? Это съедобно? – спрашиваю я у продавщицы.

- Я бы такое в жизни жрать не стала – шепотом говорит она, - но детям нравится. Это такое – нечто среднее между мармеладом и нугой. А сверху – кокосовая крошка.

Мы долго выбираем, разглядываем, спрашиваем, потом покупаем зеленое, ядовито синее, еще чего-то, которое вообще ни на что не похоже. Я беру шоколадку для Маринки, и мы довольные идем домой.
Я возвращаюсь к своим воспоминаниям. Никому и никогда я не пожелаю попасть в больницу! Слишком уж наши больницы напоминают сумасшедший дом. Постоянно кто-то рассказывает ужасные истории, типа «кому-то отрезали не то, что было надо» и, естественно, активно муссируется тема «все мужики сволочи, а бабы – дуры». Я, совершенно не переносившая ни того, ни другого, сбегала от этих кошмаров на лестницу – там, наверху была несанкционированная курилка, где я отсиживалась с книжкой, сигаретой и яблоком в то время, когда в нашей палате наступал дискуссионный «час пик». Довольно быстро я поняла, почему одна из женщин – Марина – делает то же самое. И мы подружились. Через две недели меня выписали «за отсутствием состава преступления», я вернулась домой, но дружба с Маринкой прекрасным образом продолжилась и укрепилась. И когда она 4 года назад родила девочку, то вопрос, как ее назвать, даже не возникал.

- Теть Наташ, а я новый стих знаю!

- Ну, давай!

Наташка проглатывает кусок зеленого яства, делает страдальческое лицо и начинает причитать тоненьким голоском:

Никто меня не любит,
Никто не приголубит.
Пойду я на помойку,
Наемся червяков.
Они бывают разные –
Зеленые и красные,
Еще бывают синие.
Наемся – и помру!

Она задирает головенку вверх и смотрит на меня – как?

- Класс! Сама придумала?

Наташка мнется, но врожденная честность берет верх.

- Нет, девочка одна научила.

Обожаю детский фольклор! Он пленяет меня своей бесхитростностью, нестандартным видением и точностью отображения чувств и эмоций.

Классная все же девчонка у нас уродилась! Я вспоминаю, как мы ее крестили и улыбаюсь.

В огромной церкви было много народу. Дети орали и пугались воды. Вокруг купели была большая лужа. Я несла Наташку и думала только о луже - не дай бог поскользнуться, грохнуться и ушибить ребенка. Димка совершенно зеленый от страха шел рядом и шипел: смотри под ноги, не наступи в лужу, какого черта на каблуках приперлась! Маринка страдала от того же, но молча. Я благополучно донесла ребенка до купели и поставила в воду. Наташка засмеялась, замахала руками и стала слизывать с губ брызги. А мы стояли гордые за свое дитя, которое не орало, а наоборот радовалось. Потом на нее надели маленький крестик, и она тут же сунула его в рот.

- Теть Наташа! А ты маме шоколадку купила?

- А как же! Вот она.

Я достаю плитку и показываю Наташке.

- Ну, как?

- Потянет, - говорит Наташка, - с пивом!

Я так и слышу димкины интонации! Артистка! Я в восторге хватаю Наташку, чмокаю в щечку и говорю – повторюшка ты, Наташка!

На что она моментально выдает:

Повторюша – дядя Хрюша
Из помойного ведра,
Тебя кошка целовала,
А собака родила!

Наташка хохочет, а я думаю – по недавним наташкинам меркам теперь мы с ней лесбиянки: целовались? – целовались; обнимались? – обнимались! Ну, и кто мы после этого???

Мы идем домой.

Две лесбиянки.

Хорошо!