Стихия как лекарство

Сегодня я опоздала на работу. Форс-мажор: за ночь выпала вся зимняя норма снега: 70 сантиметров высотой. А я живу в частном доме с большой усадьбой, и от крыльца до уличного тротуара – 223 метра. Причем форс-мажор начался у меня еще с вечера, когда я в полночь еле-еле добралась до родного дома с выездного совещания. Ровная снежная гладь покрывала все подступы к воротам. Мне было точно по пояс… Ночевать пришлось у добрых людей по соседству, а с шести утра одолженной лопатой я начала пробивать в сугробе траншею к калитке. Эти первые пять метров были самыми тяжелыми. В шубе, шляпке и на шпильках, предрассветным холодным утром ворочала я смерзшиеся глыбы, ругая в полный голос – все равно одна на улице! – подлых дорожников, которые грейдером сгребают с автотрассы всю кашу-малашу на пешеходные дорожки, устраивая снежные альпы и пиренеи вдоль магистрали. Все для машин, а люди – уж как-нибудь проскребутся через эти грязные, с песком и льдом, завалы. Ведь гады и ворюги, в смете, я точно знаю, заложен вывоз снега с городских улиц, а наш район юридически вообще центральный в городе, хоть и частной застройки. Злость кипела, лопнувшие по швам перчатки и мгновенно облупившиеся «парадные» сапоги только добавляли градусы революционному настроению. Ух, напишу! Ух, позвоню (все участковому скажу…).

Докопавшись до калитки и проникнув во двор, я вздохнула с облегчением: один барьер взят. Настроение сменилось: на белый снег закапали горючие слезы. Стало жалко перчатки, сапоги и себя, любимую, которая живет одна в огромной усадьбе. Плакать сразу начала в голос – на улице все еще тихо, темно, даже машины редко проезжают. Прочищая себе путь на ширину полотна лопаты, я вспоминала, какие замечательные, ровные, широкие и красивые дорожки делал на заснеженной усадьбе мой супруг, которого нет рядом уже пять лет, а я все еще не могу принять случившегося.

Где-то на середине снежной долины слезы кончились. И вообще, мне уже было так жарко, что хотелось скинуть и шубку, и шляпку, и сапоги. Я втянулась в ритм: хрустко вонзаешь лопату в девственный покров, отсекаешь с двух сторон куски снежного «торта», поддеваешь его оцинкованным фанерным листом, взмах – и еще 40 сантиметров отвоевано. Подбираешь упавшие крошки зимнего «пирожного» до бетонного основания дорожки и снова режешь снежное-нежное полотно.

Вдруг сам собой из памяти выплыл один смешной стишок. Его притащил в редакцию в мою редакторскую бытность один дедок-графоман. Дедок был прелюбопытный и даром к стихосложению не обделенный, но писал он четверостишия, совершенно не пригодные к публикации. Как и это, которое помнится уже лет двадцать пять:

Булькают титьки направо-налево,
Брюхо свисает мешком.
Девушки, женщины, милые,
Больше ходите пешком!

Похудею за это утро килограмма на два, это точно, подумала я и замахала лопатой с удвоенной скоростью. Худеть надо, хватит после работы валять дуру по дивану! Целый день на службе носом в компьютере, весь вечер – с остекленевшим взором у телевизора. Ну сколько можно погружаться «солдатиком» в депрессию, с приплавленными к тулову руками. Четырехстопный алгоритм рук и лопаты по-шамански вызвал стихи из более древних слоев памяти:

Только тех, кто любит труд,
Пионерами зовут!

Я с удовольствием протранслировала дурацкую речевку безмолвным яблоням, которые вдруг откликнулись мне радостным щебетаньем. Это синички по-приятельски затребовали сала и семечек, которыми я их потчую каждую зиму. Надо доставать запасы, пополнять кормушки!

Рассвело, до крыльца оставалось метра три-четыре, и я, как Баранкин, стала человеком. Ахнув, я вспомнила про своих бабушек. У меня есть общественная должность – я «квартальная», в моем жилом квартале 23 дома и в 19 из них живут старики, с печным отоплением и водой из колонки на углу. Буран их полностью изолировал от мира. Вечером откопаю бабушку Полю и бабушку Гульнару, они одинокие и плохо двигаются.

Ну, вот и крыльцо очищено. Я дома. Душ, завтрак, звонок на службу: опаздываю, но буду. Энергично собираясь на службу, я подумала, что уже очень давно не чувствовала себя так хорошо. Эта нежданная снежная стихия прорвала кокон депрессии, захотелось жить, двигаться, что-то делать.

Такой вот получился природный психотерапевтический сеанс.