33. Запись от 12 января 2020 года. Пьер БуалО, ТомА Насежак. "Последний трюк каскадёра". Продолжение

Я поджидаю Шамбона и ищу в глубине шкафа пистолет. Натыкаюсь на мотоциклетные краги*. Боже, а я и забыл о них... Даже присел - нервная судорога скрутила живот. Сколько украденной радости, безвозвратно утерянного счастья! Я задыхаюсь... Когда входит Шамбон, он видит, что я держу на коленях краги и нежно, как кошку, глажу их.

- Что это - игра? Что это?

- Сам видишь. Возьми, подержи.

Он недоверчиво берёт их в руки.

- Я вот тут разбирался и наткнулся на них. Они кое-что значат для меня... Возьми их себе. Ты даришь бриллианты. Я дарю, что могу. Ладно, не будем об этом говорить.

Он благоговейно ставит краги у спинки кровати и раскуривает свою жуткую сигару. Я, как всегда, трубку. Потом продолжаю:

- Ты заметил, он не бросил письма в корзинку. Положил в карман.

- Ну, и что?

- А вот что. По-моему, он собирается сдать их на экспертизу. Уверен, что обнаружит отпечатки пальцев. Он только притворился, что смеётся над нами; на самом деле он дотошный, этот тип. Может, я ошибаюсь, но почти уверен, что он не воспринял эти угрозы легкомысленно. Только чего ты добиваешься? Чтобы он прослушивал твои телефонные разговоры? У него нет на это права. Не так-то просто установить подслушивающее устройство. Он предпочёл нас грубо одёрнуть, чтобы вернее успокоить.

- Пожалуй, - бормочет Шамбон. - Но в результате твоя сестра уже не принимает меня всерьёз.

- Отнюдь. Конечно, если мы будем сидеть, сложа руки, Иза решит, что наши страхи были преувеличенными.

- И отшатнётся от меня, - заключает он.

- Ты дашь мне закончить?.. Нужно, чтобы она испытывала по отношению к тебе нечто вроде признательности, понимаешь? А пока что она разрывается между своими угрызениями совести и любовью, в которой не признаётся. Я-то её знаю. Она уже разволновалась, когда подумала, что тебе угрожает опасность. Оценила твою преданность. Потянулась к тебе. Но пока она чувствует только пробуждение любви. Чтобы любовь расцвела, тебе действительно должна угрожать опасность. Если она по-настоящему испугается за тебя - твоя победа.

Он слушает меня с таким вниманием и добродушием, что мне стыдно. Будто я собираюсь убить безумное, страшное, непредсказуемое, но в то же время преданное животное.

- Что Вы предлагаете? - спрашивает он. - Чтобы я подстроил нечто вроде покушения на самого себя?

- Вот именно.

Сработало.

- Я не очень понимаю, - продолжает он. - Что за покушение? Кто будет на меня покушаться?

- Не спеши. Начнём с того, согласен ли ты со мной? Я ведь не собираюсь подталкивать тебя. Ты сам решаешь.

- Я люблю Изу, - говорит он.

Дурак. Это он меня толкает. Я умолкаю, чтобы не спеша раскурить трубку. Преимущество трубки в том, что она то и дело гаснет, и, если вы умеете раскуривать её не спеша, можно дать себе время всё обдумать, разобраться, принять наилучшее решение.

- Оставим Изу, - предлагаю я. - Как думаешь, ты можешь поработать в кабинете дяди?

- Почему бы нет?

- Будет ли выглядеть естественным, что ты притащишь с собой досье, какие-нибудь незаконченные дела?

- Я ни перед кем не обязан отчитываться. А потому...

- Но всё вокруг должно быть в ажуре. У тебя есть секретарша?

- Конечно.

- Ты ей сможешь сказать, например: "Оставьте эти бумаги, я посмотрю их дома."? Что-нибудь в таком духе?

- Разумеется. А что Вы задумали?

- Подожди. Скажи, есть ли в заводском управлении секретные материалы?.. Например, какие-нибудь досье с грифом "Совершенно секретно"?

Он смотрит на меня, как собака, завороженная мячом, который ей вот-вот бросят.

- "Строго секретно" - такого, может, и нет. Но есть текущая корреспонденция с голландской группой, которую мы уже давно интересуем.

- О, прекрасно! Ты принесёшь сюда корреспонденцию.

Он, того гляди, подпрыгнет от возбуждения.

- Говорите яснее.

- Иди в гардероб. На самой верхней полке найдёшь синий чемоданчик.

Он повинуется. СтОит мне напустить тумана, как он уже в моих руках.

- Нашёл?

- Да.

- Давай сюда... Или, пожалуй, положи-ка его на стол и сам открой.

- Зачем?

- Давай, открывай. Найдёшь предмет, завёрнутый в слегка засаленную замшу. Довольно тяжёлый. Догадываешься?

Он суетится и внезапно замирает.

- Можешь взять его в руки. Он не кусается.

Он неловко берёт мой револьвер довоенного образца, рассматривает его с завистью и изумлением. Я продолжаю:

- 38-й калибр. "Смит и Вессон". Специальный. Пять выстрелов. Целиком из стали. Вес - 538 граммов. Не заряжен, но, поверь - когда он выстрелит, будет не до шуток.

Он осторожно заворачивает оружие.

- Вот из этой штуки я и буду в тебя стрелять. Не бойся! Я притворюсь. Слушай меня внимательно. Сейчас - главное. Детали обсудим потом. Скажем, в один прекрасный день, около десяти вечера, ты будешь работать в кабинете. И вдруг услышишь шум за балконной дверью. Каким-то предметом начнут взламывать ставень. Ты не вооружён. Бежать? Об этом не может быть и речи. Ты не трус. Ты бросаешься к телефону, вызываешь Дрё; конечно, он дома. Тем временем воры фомкой открывают замОк. Ты зовёшь комиссара на помощь. Некто из-за балконной двери замечает это, теряет хладнокровие, всаживает две-три пули, не задев тебя, и спешит скрыться.

- Неплохо, - восхищённо замечает Шамбон.

- Затем на всех парАх примчится Дрё. Ты покажешь им взломанный ставень, и Дрё обнаружит пару пуль в панели. На этот раз сомневаться не приходится. Дело Фромана вспыхнет с новой силой. Общественное мнение сразу же на вашей стороне. Будь уверен, бедный мой Марсель - отбою не будет от людей, прессы, телевидения...

- Выпутаюсь! - утверждает он решительно.

- А Иза!.. Ей нравятся мужественные мужчины. Она жила среди них. Человек, встречающий опасность лицом к лицу, вызывающий полицию с риском для жизни... словом, это человек её породы. Главное, - и ты уж не забудь сказать, - ты зовёшь на помощь не ради себя, а ради матери, ради Изы, ради меня...

- Потрясающе! - шепчет он. - Потрясающе... А Вы?

- Я... со мной нет проблем. Мне вполне хватит времени, чтобы успеть добраться до своей комнаты. Придётся меня будить, чтобы сообщить о случившемся.

- Да, да! - соглашается он. - Дайте мне немного подумать. А револьвер?

- Он снова будет в чемоданчике, а чемоданчик - на полке.

- А почему воры убегут, не взяв ничего?

- Да потому, что они увидят, как ты звонишь, и поймут, что ты зовёшь на помощь. В конце концов, выводы - дело полиции.

- Согласен. Пожалуй. Но не кажется ли Вам, что будет более естественно, если они смоются, не стреляя?

- Разумеется. Вот это-то и будет непонятно Дрё. Это остервенение... Подумай-ка... Таким образом, возникнет связь между самоубийством Фромана и попыткой покушения. Знаешь, о чём он подумает? Что речь идёт о промышленом шпионаже. Ты, конечно, помалкивай. А в присутствии Изы не отрицай... Поверь мне... Не нужно много времени, чтобы ты стал для неё большим человеком... Есть возражения?

- Что я скажу комиссару?.. Ведь надо выглядеть насмерть испуганным.

- Верно... Ну, может, не насмерть, но весьма взволнованным. Это нетрудно. Вспомни, как ты облапошил типа из "Братской помощи". Ты прекрасно умеешь ломать комедию, когда захочешь. И потом - не забывай, что я выстрелю, пока ты будешь звонить. Дрё услышит выстрелы, и этого будет достаточно, чтобы убедить его.

- Короче говоря, всё произойдёт, как с моим дядей.

- Ну, да, почти.

От смертельной тревоги его прошибает пот. Он вытирает лоб и глаза платочком из верхнего кармана, представляет сцену, слышит выстрелы. В то же время чувствует, что, быть может, не посмеет больше... То, что он сделал уже один раз, не осмелится сделать во второй. Прикидывает, осторожничает...

- Это уж слишком, Вы не находите? - говорит он наконец. - Промышленный шпионаж в производстве цемента... Если бы мы ещё работали в электронике...

Широким жестом я отметаю возражение.

- Неважно. Пусть Дрё думает что угодно. Он собственными ушами услышит выстрелы - это первое. Убедится, что ставень был взломан - это второе. И третье - вытащит две пули из стены ппозади письменного стола. Вывод: при покушении ты чудом уцелел. А теперь что тебе не нравится?

- Ничего... Ничего...

- Страх перед скандалом, признайся.

- Мать - такое хрупкое существо...

- Ладно. Хватит.

- Да нет, не в этом дело...

Он мысленно оценивает меня. Чувствует себя несчастным, не знает, на что решиться.

- Тебе бы хотелось быть уверенным в отношении Изы, не так ли?

- Да... Вот именно! Какие гарантии, что... - Он почти кричит.

- Если бы ты не прерывал меня на каждом шагу... Можешь быть уверен, - я всё предусмотрел. Так вот... Начнём сначала. Тебе угрожают. Ты не можешь положиться на полицию. Рядом с тобой женщина, которая начинает дрожать от страха. Совершенно естественно, что влюблённый по уши мужчина, который вынужден, кстати, ожидать худшего... Как бы он поступил?.. Какой высший жест бескорыстия, а?.. Не понимаешь?

- Нет, - жалко мямлит Шамбон.

- Ну, напрягись! Если он готов отдать жизнь, может ли он отдать что-то другое?

- Состояние?

- А долго же ты думал... Состояние - да, но в каком виде?

- Завещание?

Дружески хлопаю его по колену.

- Разумеется, завещание. Заметь, это чистая формальность. Зато, когда Иза узнАет, что ты сделал для неё... Щедрость всегда вызывает признательность и любовь. Тебе останется только заключить её в свои объятия... Нет?.. Ещё что-то не нравится? Тебя пугает слово "завещание"?

Нетерпеливый жест.

- Это Вы уладите... Хотя... не так-то просто...

Вот мерзавец! Держится за свою кубышку. Пока надо притворяться, он согласен. Анонимные письма - будьте любезны. Кольцо - пустяки. Но как только дело доходит до письменного обязательства, тут уж извините: стоИт на земле обеими ногами.

- Вы не знакомы с мэтром Бертайоном? - продолжает Шамбон. - Когда он...

Я резко прерываю его:

- Завещание - это прекрасно. Но никто тебя не неволит.

- С чего я должен начать?

- С документов, которые надо принести с завода. Скажем, неделя на подготовку. Жермена надо предупредить, что в кабинете будет допоздна гореть свет. Изу, само собой, надо окружить всяческим вниманием, с матерью не валяй дурака.

Он подскакивает. Мне нравится злить его грубыми словечками - моё влияние на него вернее.

- Действовать надо в субботу вечером, как тогда, с дядей. Самое удобное время. Дрё, конечно, будет дома. Надо отрепетировать. Всё будет гораздо проще, чем в прошлый раз.

Он жмёт мне руку. "Чао!" - бросает этот дурень, желая показать, что начинает играть всерьёз. Честное слово, таких, как он, ненавижу всей душой...



Наконец я один. Звонок Изы. "У меня мигрень, но всё в порядке", - говорю ей. Что касается завещания... Нет. Не надо перебарщивать.

В который раз я изучаю всё, что нагородил. Ни к чему не придерёшься. В истории с самоубийством комар носу не подточит. Конечно, при желании можно утверждать, что всё в этой драме странно. Кстати, - Дрё ведь не дурак, а смирился. К анонимкам подкопаться трудно. Я бы даже сказал, анонимки подтверждают версию самоубийства. Разного рода предположения, домыслы, все эти психологические штучки, которые начнутся после смерти Шамбона, - здесь я бессилен. Однако от того факта, что ставень и застеклённая дверь были взломаны и что Шамбон убит, никуда не денешься. Снова неумолимые факты... одни вытекают из других.

Поздно. Глотаю снотворное. Ещё минута, и мне будет сниться, как я взлетаю с трамплина и рассекаю пространство. Несчастный!



*Краги - в русском языке название отдельных одежных аксессуаров, например:

длинные раструбы у перчаток;
перчатки с раструбами (для мотоциклетной или верховой езды);
накладные голенища с застёжками;
наручи, защищающие предплечье стрелка из лука от удара тетивой.

Изначально так назывались большие отложные воротники, затем название перешло на отвороты перчаток и коленных голенищ. (Википедия).




/ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ/