Семечки для Насти или карантин

За окном шумит ветер.
Он машет мокрыми от дождя ветками сирени, словно только что выстиранным бельём.
Из окна больничной палаты видна только эта сирень и краешек ненастного неба.
Моя кровать стоит возле самой двери. На её железной «ноге», синей краской, нарисована цифра «восемь».
Эту цифру я не люблю – её трудно рисовать и поэтому восьмёрка часто получается кривобокой.
Я давно выучила все цифры и буквы, а считать умею долго-долго – до «ста»!
Мама говорит, что я – способный, во всех отношениях, ребёнок.
Даже болею я чаще, чем другие дети с нашего двора. Чем я только не переболела!
Однажды у меня случилась «свинка».
Мама, заглянув утром в спальню, воскликнула: «Ну вот, только этого нам не хватало! Теперь – «свинка»!
И побежала искать градусник.

Я взглянула в зеркало и увидела отражение девочки с опухшими щеками и толстой шеей.
- Не хочу быть свинкой!
Тогда я была маленькой и глупой и подумала, что превращаюсь в поросёнка.
Но мама меня вылечила и я осталась девочкой Машей…

- Ну-ка, тёзка, спускай колготы – будем делать укольчик! – говорит мне тётя в белом халате.
Все зовут её «Мариванна», и похожа она на любимую бабушку – такая же маленькая, толстая, но очень добрая.
Мариванна делает уколы не больно, - не то, что эта красивая высокая Люся!

В нашей палате восемь девочек.
Девочка с кровати номер «семь» часто плачет. Она новенькая и сильно боится уколов.
Остальные к уколам давно уже привыкли!
- Кровиночка моя! – заплакала бабушка, когда меня привезли в больницу.
А папка сказал: «Ну, хватит причитать, мама! Сейчас все болезни умеют лечить».
И вышел на улицу.
Я вцепилась одной рукой в бабушкину широкую юбку, а другой – в мамкину руку, но тётя врач меня кое-как отцепила и отвела в палату…
Вот возьму и умру, тогда будут знать, как издеваться над детьми!

В больнице тихо и скучно.
Иногда мы с девочками рисуем. Я всегда слюнявлю кончик карандаша, а девочки говорят, что так карандаши быстро портятся.
А я говорю, что так получается красивее, и поэтому мы спорим.
Возле каждой кровати, и моей тоже, стоит зелёный железный горшок.
На каждом горшке нарисована такая же цифра, как и на кровати. Зачем это нужно – не ясно.
И так понятно, что в чужой горшок никто в туалет ходить не будет, даже самая маленькая девочка - Оля.
И кровать, и пододеяльник, и простынь - всё пропахло лекарствами.
Но с этим приходится мириться – здесь больница, а не детский сад.
Вот дома у нас всё красивое: на столе – скатерть с подсолнухами, на пододеяльнике - снегири и ягоды рябины, а на стене – ковёр с оленями.
А тут – серая простынь и такой же серый пододеяльник.
На простыни есть маленькие дырочки, а ещё – капельки крови. Это потому, что ватка иногда из трусиков выскальзывает и кровь выливается наружу.
Я даже боюсь, что однажды из меня вытечет вся кровь…

- Так-так, а глазки у нас повеселели, и желтизны меньше, - говорит на обходе тётя Главный Врач.
Она берёт меня длинными пальцами за подбородок и поворачивает лицом к свету.
Белый халат её, при каждом движении, скрипит также, как снег - под ногами.
Тётя осторожно оттягивает мне кожу возле глаз, заглядывает в рот.
- Я хочу домой, - говорю я врачу и роняю одну-единственную слезинку на её красивую руку.
- Маша, потерпи, карантина осталось - две недели!
Ну, кто такой этот «карантин», чтобы столько времени держать меня в больнице?!
У меня ничего не болит, только постоянно чувствуется усталость, а ночью сильно потею…

- Анализы подтвердились, у вашей девочки - болезнь Боткина, - сказал врач.
Мама прижала меня к себе.
- Ужас!.. Сколько продлится лечение, доктор?
- Карантин – не менее сорока дней. К сожалению, наше инфекционное отделение закрыто на ремонт, поэтому вам придётся везти девочку в соседний район. Вот направление…
- Как же так? – растерялась мама. – Это же далеко, и мы не сможем часто навещать дочь!
Врач в ответ поджала губы и пожала плечами…

Так я оказалась за тридевять земель от дома, родителей и бабушки.
Самое интересное развлечение в больнице – это встать на цыпочки и выглянуть в окно.
Вот вчера, например, на куст сирени прилетали два воробья.
А сегодня по подоконнику прополз настоящий муравей. И откуда он только здесь взялся, в больнице?!
Иногда, через всю палату, пробегает чёрный жирный таракан, и тогда мы с девочками визжим.
Нет, нам не страшно, просто хочется повизжать – кто громче?!
А ещё мы придумали такое занятие – прыгать на кроватях, когда никто не видит.
У всех кроватей – провисшая панцирная сетка, а сверху – тонкий полосатый матрас.
Однажды нянечка увидела, как мы дурачимся, и нас отругала:
- Кровати и так старые, а вы скачете, как стрекозы!
- Разве стрекозы скачут? – удивилась Наташка с кровати номер «пять».
- Скачут лягушки, - сказала я, и мы покатились со смеху.

Мы с Наташкой быстро подружились, потому что она - весёлая.
И ещё – смелая! Даже когда брали из пальца кровь, она не пикнула.
Я теперь знаю: больница – это место, где можно быстро познакомиться.
И, кажется, будто живёшь в одной квартире и все тебе - родня. Даже врач с нянечкой!

Ко всем в палате приходят, кроме меня.
Сначала, скрипя дверью, входит нянечка и, шелестя бумажным свёртком, кладёт его кому-нибудь на тумбочку.
Пока Наташа или Оля разворачивают пакет, остальные делают вид, что им вовсе не интересно - что лежит в пакете.
Я в этот момент залезаю под одеяло или отворачиваюсь к стенке.
Через пять минут, сложив руки лодочкой, чья-то мама или папа заглядывают в окно.
- Мама, - кричит через стекло Наташка, - принеси мне ирисок!
- Мне врач сказала – ты плохо кушала кашу. Вот будешь кушать кашу – куплю ирисок!
- Ну ма-аа, - канючит Наташка и, оттопырив нижнюю губу, демонстративно отворачивается.
- Хорошо, завтра принесу ирисок, - обещает Наташкина мама.
- Маська, хочешь петусёк? – шепеляво спрашивает Оля и кладёт мне на пододеяльник петушка на палочке.
Ах, как же я люблю петушки!
Я глотаю слюни и равнодушно говорю:
- Не люблю петушки…
Оля нисколько не обижается и уходит в свою кровать грызть петушок…

- Ну, что моя хорошая, - говорит тётя Главный врач, - завтра мы тебя выписываем.
- Ура! – Наташка не может скрыть своей радости.
Я смотрю на Наташку и по глазам вижу - она уже дома, с мамой и папой.
Слёзы предательски текут по моим щекам. Я закрываюсь подушкой, чтобы не слышать, как Наташка собирает в пакет свои вещи.

- Машка, ты приедешь ко мне в гости?
Наташка садится на краешек кровати и смотрит на меня серыми серьёзными глазами.
Я молчу.
- Обязательно приезжай! У меня дома живёт морская свинка!
- Морская свинка? – я убираю подушку от лица.
Что за новости? Разве бывают свинки «морскими»?
И живо представляю весёлую хрюшку, в полосатой тельняшке и с биноклем в лапах.
- Она классная, вот увидишь! Шёрстка мягкая, как пух, - продолжает Наташка.
Таких свиней - покрытых шерстью и в тельняшке - я точно не видела. Даже в мультфильме!

На следующее утро пришла нянечка и стала менять постель на Наташкиной кровати.
В воздух поднялось лёгкое облачко пыли.
- Выписали подружку?.. Ничего, девочки, и вы скоро домой поедете, к мамке с папкой.
Нянечка ушла, и в палате стало совсем грустно.
Я взглянула в окно: сегодня ветер стих и дождя уже не было видно.
Сквозь тучи кое-где просвечивало голубое, чистое небо.
Я лежала и смотрела в окно, когда вдруг стукнула дверь и в палату, шурша пакетом, снова вошла нянечка.
Она положила пакет на мою тумбочку и тихо вышла.
Что такое? Не может быть!.. Это - мне?!
Я осторожно развернула пакет – он был до верха наполнен семечками!
И не просто семечками, а семечками без кожуры!
Только мои родители и бабушка знали про то, что больше всего на свете - больше ирисок и петушков - я люблю семечки!
И тут же кто-то осторожно забарабанил по стеклу.
Я повернулась к окну – сложив руки лодочкой и вглядываясь в сумрак палаты, стоял мой папка!

- Папка! - Закричала я и бросилась к окну.
Он приложил свои большие ладони к стеклу с той стороны, а я – со стороны палаты.
Так мы и стояли, ладошка к ладошке, глядя друг на друга и улыбаясь, по разные стороны окна.
- Машка, ты как – не плачешь?
Я помотала головой и сильно зажмурилась, чтобы не заплакать.
- Потерпи немножко, чуть-чуть осталось!
- А как ты приехал? – закричала я.
- На попутках!.. Мамка и бабушка тебе привет передавали… А Бимка – целых два привета!
- Ты мне семечки принёс!
- Эх, Машка, как же долго я их грыз!
- Целыми днями, да?
- С утра до ночи, Машка!… Там ещё петушок и яблоко…

Когда папка ушёл, я спрятала кулёк под подушку, как самое большое богатство.
Ни с кем делиться не буду!
Мне было жалко не семечки, а было жалко папку.
Я представила, как он, придя с работы, не раздеваясь и не ужиная, садится за стол и всё грызёт и грызёт для меня семечки…
Ночью, когда все уснули, я достала горсточку и тихо, чтобы никто не слышал, немного съела.
А потом крепко уснула…
Утром, держа за руку незнакомую девочку, в палату вошла тётя Главный Врач.
- Девочки, принимайте подружку по несчастью!
Незнакомую девочку положили на Наташкину кровать.
Девочка была испуганной, и было заметно, что она недавно плакала.

Главный врач ушла, и в палате снова наступила тишина.
- Как тебя зовут? – спросила маленькая Оля у незнакомки.
Но девочка промолчала и только тихо всхлипнула в ответ.
- У тебя тоже болезнь Боткина? – спросила я девочку.
Кто такой «Боткин» - никто из нас не знал.
Девочка молча кивнула.
Я засунула руку под подушку и нащупала там кулёк с семечками.
- Хочешь?
Я насыпала ей в ладошку лакомство.
- Меня зовут Настя, - еле слышно сказала девочка.
- Ты поправишься, Настя... Девочки, и вы - угощайтесь!
Кулёк с семечками быстро закончился, но мне было совсем не жалко.
А ровно через день меня выписали.