А ещё я вспомнила... "ФМ"

Мои воспоминания не вяжутся в единую нить, а отрывочны, хаотичны. Память хранит лишь те моменты, которые каким-то образом потрясли душу. Я расскажу об отце, так как все считали меня папиной дочкой. Так оно и было. После бабусиной смерти, я практически выросла под его присмотром: летом на бричке, зимою укутанная в санях, так как при каждом случае я убегала из садика и удержать меня не было никакой возможности. Выходит, что я была проблемным ребёнком. Семья у нас была большая и дружная и стержнем этой сплочённости был папа.

Помню папину походку, как он ходил, заложив руки за спину, так он прятал правую кисть руки с оторванными фалангами трех пальцев. Помню, его оставшиеся пальцы были коричневыми от самокруток, и усы были на кончиках рыжими. Отец ножницами каждую неделю их подстригал, но вот не помню, то ли перед баней, то ли после бани. Но они все равно рыжели. Он был на фронте кашеваром, из-за признания годен к нестроевой.

Я не знаю точную дату его рождения, но то, что родился в 1906 году, знаю точно. И вот будучи в возрасте тридцати семи лет отец ушёл на войну. Хлебнул всего. Был и на передовой, и лечился в госпиталях после ранений, и после госпиталя отправляли в тыл в какую-нибудь формирующуюся часть, чтобы снова идти на фронт. Приходилось подвозить и снаряды с патронами, и раненных солдат вывозить с поля боя.

В наступившем мирном времени отец был и в колхозе безотказным работником, а на фронте тем более не пас задних, и в кустах не хоронился. Когда его ранило в последний раз, он попал в госпиталь уже в Прибалтике, где долго отходил от контузии. В палате, в которой пришлось лежать отцу, работала то ли медсестрой, то ли санитаркой женщина по имени Раса, в честь которой и назвал свою младшую дочь, он хотел назвать меня, но мама не разрешила, мотивацией служил аргумент, похоже на собачью кличку.

Папа не любил вспоминать о войне, столько потерять родных и друзей, что эти воспоминания вызывали слезы на его глазах. Вечерами он рассказывал какие видел места, какая природа и животные встречались им на пути. Мы слушали затаив дыхание и я под его глуховатый голос засыпала, чего и добивались взрослые члены семьи.


Родители никогда не ссорились на наших глазах, как я уже говорила ранее, они жили, душа в душу. Но однажды произошел такой случай. Мама работала на ферме, и там же работал животноводом отец. В выходной летний день мама затеяла стирку. Старшие девочки помогали полоскать белье и развешивать на веревках. Когда стирка была в полном разгаре, приехал на телеге отец и устало сказал:

- Собирайся, Арин, Кушакова Анна заболела, утром доярки разобрали коров, а в обед и вечернюю дойку подоишь ты, а завтра уже будет доить подменная.

- Никита, ты, что не видишь, сколько еще стирки? У меня целый месяц не было выходных! Никуда я не поеду. Поищи кого-нибудь.


Отец долго увещевал маму, убеждая ее, что в первую очередь он должен свою жену предложить в качестве подменной, а мать предлагала, чтобы он такое предложение сделал председательше. Тут папа не выдержал, и как гаркнул, собирайся, мол, и ко всему вдобавок сделал вид, что замахнулся плеткой на мать. Та в страхе аж присела, бросила мокрую вещь в корыто, и плача, выбежала со двора.

До летнего пастбища Семихатки было около семи километров. И мама без отдыха быстро отшагивала их, не соглашаясь сесть на телегу к отцу. Как он только ее не уговаривал, прося прощения, мама была непреклонна и на моё нытьё, «мам садиииииись», не реагировала. И тогда папа привел последний аргумент:


- Ну, как ты думаешь, неужели же я сам должен лезть под коров и доить, ведь от меня куревом несет так, что не всякая лошадь выдержит, не говоря уже про коров!

- А я выдерживаю», - парировала мама.


Они рассмеялись, мать умостилась рядышком со мною и оставшиеся пару километра ехали, мирно беседуя.

Они были всегда желанными гостями. Отец очень красиво пел, а мать плясала и пела частушки, которых знала неимоверное множество. Голос у нее был звонкий, хотя слухом особым не отличалась, потому всегда пела вторым голосом. А вот отец мог и первую и вторую вести, смотря какого голоса, не хватало в данный момент. Пил он немного, не любил пьяных: не любил куража и пьяных драк. И вообще был спокойным человеком с покладистым характером.

Помню его любимую песню, которую обычно пел, когда приходил с гулянья. «Ой, да ты калинушка, ой, да ты малинушка. Ой, да ты не стой, не стой да на горе крутой». Песня эта требует сильного голоса, безголосым тут делать нечего.

После третьей операции отец заболел раком желудка. Он стал худеть, сил оставалось мало, и большую часть времени стал проводить в постели, а затем и вовсе слег. Свое обещание, которое дал матери, когда делал предложение, держал честно до самого своего последнего часа. Мы обедали во дворе, как вдруг услышали, как папа кому-то громко сказал:

- Настя, я сейчас приду.

Мы все кинулись в дом, папа умирал. Я не осознавала, конечно, но как заплакала мама, как глухо застонал брат Саша, я поняла, что случилось что-то ужасное, и тоже закричала, кинулась тормошить отца. Но меня Саша подхватил на руки и вынес во двор...

Затем были похороны. Папу похоронили возле бабушки, вторая могила от входа справа. Папа, где обитает сейчас твоя душа? Самой щемящей и пронзительной болью в моей жизни, это потеря, пап, тебя...

Фото на превью из инета