Tarsius

маленькие зверьки симпатичны нам именно потому, что высокий лоб, большие глаза, маленькие рот и нос вызывают у нас ассоциации с детьми и точка. Эх, если бы всё было так просто… Возьмем, к примеру, долгопята:



Все вышеперечисленные благородные черты в его лике присутствуют в полной мере: отлично выражены и большие глаза, и маленький (в закрытом состоянии) рот, а уж нос мало того, что маленький, так еще и представляет собой не мокрую заплатку, как у лемуров, а вполне себе нос в человеческом понимании – долгопят, как и мы, относится к подотряду сухоносых приматов, то есть куда больше родня, чем всякие мышевидные… при всем этом долгопята можно назвать прикольным, но воспринимается он совсем не таким милым, как галаго какое-нибудь, есть в нем даже что-то откровенно жутковатое.



Владимир Мезенцев в книге "Человек ищет чудо" пишет, что долгопят в легендах жителей Индонезии и Филиппин изображается как злой гном, пьющий человеческую кровь, и рассказывает, что во время II Мировой войны некий американский солдат заблудился в филиппинских джунглях и прилег отдохнуть, а проснувшись, обнаружил сидящего перед лицом долгопята… Возможно, крыша у солдата от пережитых в лесу лишений поехала и до этой встречи, но когда его поймали, он говорил только одну фразу: "Эти глаза! Эти глаза!"



Что можно сказать с уверенностью – если солдат встретил в лесу именно долгопята, то адским огнем "эти глаза" не полыхали: тапетума – отражающего слоя позади сетчатки – у долгопята, как и у человека, нет. Именно поэтому у него такие огромные гляделки (каждый глаз зверька размером с его же мозг): не обладая, в отличие от лемуров, "удвоенной светочувствительностью", глаза долгопята приспособились к ночному мраку путем предельного увеличения светочувствительной поверхности.



Как и у сов, глаза долгопята из-за своих размеров и формы не могут вращаться в глазницах, и, так же как совы, долгопяты компенсируют этот недостаток повышенной подвижностью шеи, будучи способными поворачивать голову почти на 360°.



Но главное, о чем говорит отсутствие тапетума – долгопят перешел к ночному образу жизни вторично, его предки, наряду с другими приматами, были дневными животными и потеряли тапетум. То есть это не "исходная форма сухоносой обезьяны", свой облик долгопят приобрел вторично, вследствие сходного образа жизни, произойдя не непосредственно от лемуров, а от некоей дневной обезьянки (скорее всего, из ныне вымершего семейства омомиид, и у них действительно глазницы были заметно меньше), в свое время, видимо, уже успевшей частично утратить "базовую малозверьковую кавайность" – отсюда и гротескность его облика, воспринимаемая нами как нечто не совсем гармоничное, "неправильное" и оттого пугающее.



Ну да ладно, на самом деле изрядная доля пугающего в облике долгопята – от "безумных глаз", когда зрачок сжат в точку на ярком свету, как у наркомана, и глядит он прямо перед собой, тоже как упоротый – глаза-то не вращаются. На фото, сделанных в темноте, долгопят гораздо более мил, и выражение лица у него естественнее. А мимимические мышцы у него развиты получше, чем у лемуров, он человечнее. Посмотрим на долгопята в естественной обстановке, когда он на кисоньку похож, а не на укурка:







В отличие от вроде бы подобных ему галаго, долгопят – хищник и растительную пищу практически не потребляет. В список его добычи входят не только беспозвоночные, но и ящерицы, и даже небольшие птицы.







Социальное поведение тоже больше напоминает повадки одиночных хищников: долгопяты бóльшие индивидуалисты, чем лемуры и большинство обезьян, у каждого из них своя территория. Один самец обычно занимает до 6,45 га леса, а самка – до 2,45 га и привычки спать толпой они не имеют, хотя в искусственных условиях не конфликтуют, находясь группой в одной клетке.



Насчет развитости их коммуникативных способностей трудно сказать что-то определенное: раньше их вообще считали молчунами, а сегодня известно, что когда долгопят открывает рот, словно для зевка, на самом деле он кричит, просто в ультразвуке – в среднем 70 кГц. Так они могут звать партнера для размножения, обозначать границы участков или предупреждать друг друга об опасности. И это единственный сухоносый примат, общающийся в ультразвуке.



Гнезд для выращивания потомства долгопяты не строят, а детеныши их с рождения могут цепляться за шерсть матери. Детеныш обычно только один, и, хотя у самок долгопятов по четыре соска, "работают" только два верхних.







В целом можно сказать, что долгопят – "почти обезьяна", но при этом довольно специализированная и в отличие от лемура не очень-то подходящая на роль модели нашего далекого предка. Завтра рассмотрим что-нибудь более типичное.



Источник://haritonoff.livejournal.com/276165.html