Сестрица-ряпушка

Владимир Иориш
 

Лососевые – большое семейство рыб, насчитывающее несметное множество разновидностей, относящихся к разным родам, видам и подвидам.
 
Как правило, это крупные рыбины, среди которых самая выдающаяся – таймень – достигает 2 метров длины и 80 кг веса.
 
Но есть в этом благородном семействе малютки, которых иначе чем уменьшительно-ласкательно не назовешь: сестрица-ряпушка и братец-рипус. Они помещаются на ладони. Ряпушка размером 8 – 12 см, рипус 16 – 28 см. Относятся они к виду сигов.
 
Но, как говорится, мал золотник, да дорог. Вкусовые качества этих небольших рыбинок обратно пропорциональны их размеру.
 
Грамотно засоленный рипус заметно превосходит по вкусу своих именитых старших братьев – сига, омуля, хариуса. Да-да, я нисколько не преувеличиваю, в подтверждение этого приведу выдержку из указа от 1675 года царя Алексея Михайловича. Царь писал воеводе города Переяславля-Залесского, неподалёку от которого, в Плещеевом озере, ловился рипус («переяславская сельдь»): «А буде твоим недосмотром рыбные ловцы учнут сельди ловить частыми неводами, тебе за то от нас, великого государя, быть в опале, а старосте и рыбным ловцам в смертной казни».
 
Если б не забота мудрого царя, не дожил бы рипус до нашего времени.
 
А малютка ряпушка так она вообще перестаралась: ее нежная мякоть в подкопченном виде представляет собой такой деликатес, который возвел ее в категорию национального достояния. Она настолько изысканна, что наряду с икрой стала статьей экспорта, целиком и полностью уходя за границу. Вы видели в продаже консервы «Ряпушка»? – Нет. И я нет. За всю мою долгую жизнь это чудо мелькнуло на прилавке всего один раз, как исключение из правила.
 
Хотя ловят ее сотнями тонн. Процесс ловли ряпушки мне хорошо знаком.
 
В течение 20 с лишним лет, в 70 – 80 годы я, в качестве инструктора водного туризма, водил байдарочные группы по просторам Ладоги и Вуоксинской системы от турбазы нашего предприятия ЦНИИ «Электроприбор», расположенной в бухте Черемухин в юго-западной части Ладожского озера.
 
В походах, поднимаясь вдоль берега вверх на север, в Ладожские шхеры, а этот путь составляет 65 км, мы регулярно обходили мощные сетевые сооружения под названием «ставник». Прямо от берега в море метров на 300 – 500 уходит невод, заканчивающийся «ковшом» – сложной системой замкнутых крыльев.
 
Ряпушка – рыба стайная. Питается она планктоном, это мелкие рачки, неразличимые невооруженным глазом. Двигаясь за планктоном вдоль берега, такая стая упирается в береговой невод, пытается его обойти со стороны моря, но неизменно оказывается в ковше.
 
Потом приходит сейнер, рыбаки аккуратно перекладывают всю стаю в свои широкие лодки - шаланды, поднимают их на борт, и за обратный путь на рыболовную базу успевают весь улов разложить по ящикам.
 
Рыболовецкая база «Моторное» была крупнейшей среди рыболовецких баз Ладожского озера и единственной на западном берегу. Другие – «Назия», «Новая Ладога» - располагались на южном и восточном берегах (В настоящее время от рыболовецкой базы «Моторное» остался только маяк. В лихие перестроечные времена, когда вся страна шла на продажу, сейнера были проданы, база обветшала и снесена, а на земельном участке сейчас возведен фешенебельный парк-отель «Капитан Морган»).
 
Нас, туристов, вид рыболовецкой бригады, работающей на ставнике, всегда радовал несказанно. Ведь в ставник, наряду с ряпушкой, заходили и другие представители рыбной фауны: окунь, налим, сиг, судак, встречался и лосось. И за умеренную плату можно было всегда что-нибудь приобрести. Но предпочитали рыбаки не деньги, а бутылку.
 
25 шагов к морю
 
Первого августа 1972 года началась третья смена, в которой я был инструктором, два дня на сборы, третьего мы вышли в сторону Приозерска, и поздно вечером, пройдя 35 км, разбили лагерь в красивом месте на мысе Роговом. Это в 7 км севернее Моторного.
 
Наша группа – 8 байдарок, 16 мальчиков и девочек, средний возраст 21 год. В традициях нашей турбазы было принято называть руководителя похода громким словом «адмирал». У меня было персональное плавсредство – пластиковый каяк, в котором я занимался эквилибристикой на ладожских валах.
 
В 6 часов утра 4 августа начались военные действия: толпа дикарей сотрясала стены моей палатки, а чьи-то голоса жутко вопили: «Адмирал, вставай, сейнер!».
 
Вставать было никак невозможно – тяжелый переход предыдущего дня, долгие посиделки, не исключено, что по случаю благополучного начала похода мы немного расслабились. В общем, об вставать не могло быть и речи.
 
Военные действия продолжались минут 10-15. Поняв, что так им ничего не добиться, нападающие перешли в атаку. Аккуратно расстегнули палатку, и также аккуратно вытянули спальник с находящимся в нем телом. Тело не шевелилось.
 
Потормошив его, и продолжая что-то вопить, дикари перешли к следующей фазе военных действий: спальник был аккуратно расстегнут, а тело бережно приведено в вертикальное положение. Не тут-то было – тело продолжало спать стоя.
 
Посовещавшись, они приняли решение отказаться от намерения меня разбудить, и перешли к заключительному этапу.
 
Если телу, слегка подталкивая в спину, придать поступательное движение, то, дабы не упасть, нога автоматически сделает шаг вперед, так же поступит вторая.
 
Приступили. «Ура, тело движется» - раздался радостный вопль. Так и двигалась, не торопясь, эта странная процессия: в середине находился некто по имени адмирал, с боков его поддерживали двое, сзади двое обеспечивали поступательное движение, еще двое подстраховывали спереди, если некто вздумает падать.
 
Наконец меня довели до воды. Кто-то принес лодку, кто-то весло. От палатки до берега было 25 шагов.
 
Проделав этот путь, в голове начали появляться проблески рассвета.
 
- Чего надо? – буркнул я.
- Адмирал, ты вчера говорил, что если будет сейнер, можно рыбки достать, вон он стоит…
 
Рассвет, наступающий в голове, был еще слишком слаб, чтобы шарики закрутились, скрипнул только один, и я хрипло произнес:
- Мешок…
- Где?
- Под палаткой…
 
Пока меня осторожно усаживали в лодку, кто-то сбегал за мешочком, и пихнул его в кокпит (овальное отверстие в верхней деке, в которой располагается каякер) между ног.
 
Война закончилась. Победители плавно оттолкнули мою лодку от берега и остались ждать контрибуцию. Я продолжал спать.
 
Вообще-то каяк – утлое верткое суденышко, но коленки, прижатые к бортам, чувствуют баланс, руки держащие лопасти весла, автоматически баланс отыгрывают, и имея опыт водного слалома, я двигался вперед, не боясь перевернуться, хотя и спал.
 
Взмахи весла, свежий ладожский ветерок, урчание воды под бортами потихоньку делали свое дело, в голове с каждым метром прояснялось. Мне нужно было проплыть 400 метров. В конце первых 100 метров я открыл глаза, увидел ставник с работающей бригадой, мое движение стало прямолинейным.
 
Вот до рыбаков остается 50 метров. Я уже вижу рыбацкую лодку с хорошим уловом – она была заполнена ряпушкой под самый обрез бортов, это где-то тонны полторы. По краям лодки на бортах сидели рыбаки, человек пять-шесть разного возраста, а на корме восседал капитан.
 
Это была фигура. Монументальная. В переносном смысле – он не был крупным по фактуре, но от его лица исходила такая сила, которая ощущалась за километр. Возраст капитана определить было невозможно – в равной степени ему могло быть и 60, и 70, и 80.
Морщинистое, просоленное лицо, задубевшее от палящего солнца, крутых ладожских штормов, пронзительного осеннего ветра. Этот человек умел железной рукой вести судно в любую непогоду, усмирять подвыпивших матросов, и лавировать в хитросплетениях чиновничьей дурости.
 
До рыбаков оставалось уже метров 10, в голове окончательно прояснилось, и в ту же секунду молния ужаса пронзила весь организм – у меня с собой не было бутылки…
 
Гордое выражение хорошо финиширующего гребца мгновенно сменилось тоской и унынием, я чуть не провалился на весле, выправился, перестал грести, и в состоянии полного отчаяния родное суденышко поднесло меня к рыбацкой шаланде.
 
Бригада смотрела молча, в этой компании говорить имел право только один человек.
 
- Чего загрустил, - спросил капитан, - за рыбкой небось приехал?
- Да, - сказал я, - а загрустил потому, что всегда подъезжал к вам с бутылкой, а тут что-то со мной ничего не оказалось.
- Не беда, - сказал капитан, - без рыбы не останешься, мешочек есть? Коль, насыпь ребятам.
 
Больше я его голоса не слыхал. А ведь я было совсем забыл про этику ладожских рыбаков – если вы подъехали с бутылкой, то на пару судаков и налима впридачу можете рассчитывать, если у вас ничего нет, без ряпушки вас не оставят.
 
С противоположного борта поднялся высокий здоровый парень, которого капитан назвал Колей, взял лопату, и подошел поближе к моему каяку, выжидая пока я достану мешочек.
 
Я потянулся за мешком и… похолодел. Так, опять... Что ж за напасть такая? Мое лицо горело от стыда, еще одна молния ужаса сотрясала весь организм, не слишком ли я вчера расслабился… Однако вытащить руку из кокпита у меня не было никаких моральных сил – этот «мешочек» был вкладышем от рюкзака.
 
Для тех кто не знает, такая громоздкая конструкция из плотного полиэтилена применяется в сложных водных походах. Развернув рюкзак, вы ставите в него этот вкладыш, затем укладываете все вещи, и сверху еще остается рукав сантиметров 20, чтобы сделать двойную гармошку, после чего рюкзак становится непромокаемым и непотопляемым. То есть, объем такого вкладыша литров наверное 60 – 80, не меньше.
 
Вы с таким «мешочком» ходите на рынок за продуктами? – Нет? А я вот приперся к рыбакам за ряпушкой. Кто-то из пацанов, не глядя, схватил первое, что попалось…
 
Прошло 5- 10 секунд, чувствуя, что пауза затягивается, я посуровел, собрал всю волю в кулак, выдернул мешок из кокпита, и протянул его Николаю.
 
Кураж
 
Коля взял мешок, деловито расправил, положил его перед собой, а стоял он прямо в гуще супа из живой ряпушки, и взял в руки лопату.
 
Должен сказать, что его лопата была под стать моему вкладышу. Хорошая такая совковая лопата – такой уж загребешь, так загребешь. На пароходах в самую пору такой лопатой уголь в топку закидывать.
 
Первые три-четыре лопаты прошли для всех совершенно спокойно. Один я знал, что ситуация может перерасти в катастрофу. Сделав над собой усилие, я придал лицу безучастное выражение, а взгляд устремил в никуда.
 
Однако от зрителей не укрылся тот факт, что мешок как был пустым, таким и остался.
 
Еще три-четыре лопаты исчезли в бездонном брюхе с тем же результатом. На лице Николая появилась озадаченность. На всякий случай он взял «мешочек», приподнял, потряс, и еще раз расправил. Пошел как бы второй цикл.
 
Очередные три-четыре лопаты ситуацию мало изменили – что-то там булькало на дне мешка, но не более того. Колю все больше охватывало недоумение.
 
К концу второго цикла нервы у Коли стали сдавать: правила игры, в которую его подрядили, рушились у него на глазах. «Насыпь ребятам» - сказал шеф, и что?! Обычный полиэтиленовый мешочек был бы давно полон. Этот же заполнился едва на треть. Что дальше? Коля, слегка растерянный, с немым вопросом обвел зрителей взглядом.
 
Собрав все силы, мне удалось выдержать безучастное выражение лица. Горечь и стыд этой дурацкой ситуации свели мои скулы замком.
 
На капитана Коля даже не оглянулся – он знал, что там не дрогнет ни один мускул, провались я хоть в преисподнюю.
 
Посмотрев на корешей, Коля уловил старательно скрываемую усмешку, и решил, что остаться в их глазах незадачливым он себе не позволит. Растерянность мгновенно испарилась, в глазах загорелись огоньки – Колю охватил кураж. «А-а, да гори вы все огнем!» – сказал сам себе Николай, и поплевав на ладони, закусил удила.
 
Приподнял мешок, потряс, расправил – посыпались очередные 5-6 лопат. Приподнял, потряс, расправил…
Третий цикл, четвертый, пятый, Коля работал не без злости – вздумай кто-нибудь над ним сейчас подшутить, мало бы не досталось. А мешок все рос и рос вверх.
 
Однако всему приходит конец. Николай остановился, и отложил лопату только, когда мешок заполнился на две трети. В нем было килограмм пятьдесят.
 
Поставив ногу на ребро борта, он обхватил мой вкладыш за горловину, и посмотрев мне прямо в глаза, тихо и твердо сказал: «Куда положить?». Мне показалось, что на дне его глаз мелькнула лукавинка.
 
Он свою игру сделал, теперь ход был за противником. То есть, за мной. И его лукавство было мне понятно.
 
Противник сидел в узкой 4-х метровой лодчонке, в центральном отверстии помещался только гребец, и где мог разместиться пятидесятикилограммовый мешок, еще надо посмотреть.
 
Но за себя я был абсолютно спокоен. Мне хорошо были известны физические свойства получаемого генерального груза. Это была живая, студнеобразная масса, и если ей не препятствовать, а слегка помочь, то она должна плавно перетечь сквозь кокпит в форпик (носовая часть судна), а там места хватает для трех таких мешков.
«Сюда» - показал я глазами на кокпит, и глубоко выдохнув, максимально вжался в бортики каяка.
 
Коля рывком приподнял мешок, с удивлением обнаружил, что тот выдержал такой вес, и спроецировав его мне точно между ног, аккуратно опустил в кокпит.
 
Тут уж мне пришлось не зевать. Есть такой закон физики: каждое тело стремится занять максимально устойчивое состояние, особенно если его потрясти. Вибрируя брюшным прессом, бедрами, коленками, я способствовал тому, что мешок начал углубляться в пространство форпика. Когда он стал почти не виден, и угроза переворота исчезла, я сказал всем «Большое спасибо», и плавно оттолкнулся от шаланды.
 
4 августа, год спустя
 
Первого августа 1973 года началась третья смена, в которой я был инструктором, два дня на сборы, третьего мы вышли в сторону Приозерска. Дул попутный ветер, и я показал группе как из двух весел и одного одеяла поставить парус на байдарке.
 
Ветерок домчал нас за три часа, пройдя 35 километров, мы разбили лагерь в красивом месте на мысе Роговом.
В это раз никакого расслабления я себе не позволил, лег не очень поздно и в шесть утра внутренний голос послал мне в темечко мощный импульс.
 
Выглянув из палатки, я не удивился, увидев стоящий сейнер и бригаду, работающую на ставнике – слишком я этого хотел, что бы оно не могло случиться.
 
Тихонько собравшись, я взял мешочек, в котором что-то булькало, сел в каяк и поплыл на свидание.
 
Слегка разогнавшись на последних пяти метрах, я одним движением весла развернул каяк на 90 градусов, и он застыл в 1 см от борта шаланды. Судя по потеплевшим взглядам рыбаков, маневр оценили.
 
- Здравствуйте, - сказал я, и выдержал паузу.
- Небось, за рыбкой приехал, - промолвил капитан. Он нисколько не изменился.
- Нет, - сказал я. – Должок привез. В прошлом году на этом месте и в этот же день я брал у вас рыбу, а у меня ничего не было.
При этом я достал из-за пазухи мешок.
- Хорошо, дадим и сейчас.
 
В этот раз товар я получал на судне. И опять стандартный полиэтиленовый пакетик был заполнен почти до отказа – два судака, сиг, пару налимов.
 
Николая я в команде не видел.
 
Я встретился с ним через 15 лет. Он был капитаном новенького сейнера. Но это совсем другая история.