Я буду счастлив

Греков смотрел в след уходящему поезду. Злоба на себя, на Женьку, на Ленку и Валентину охватила его. Он зажмурил глаза, крепко сжал кулаки и с размаху разбил что-то в воздухе, что-то, что мешало ему свободно дышать. Он опустился на корточки, закрыл лицо руками и заплакал… В первый раз в своей жизни… Он рыдал как ребёнок, которого родители оставили одного, уйдя в гости. «Я буду счастлив, буду, несмотря ни на что», - крутилось в сознании у Грекова.

Прошло несколько месяцев. Жизнь била ключом: деловые встречи, рестораны, бары. Иногда Грекова замечали в обществе женщин лёгкого поведения. Он жил как умел, то есть, так, как мог в данный момент. Такая кутерьма ему нравилась больше, чем вечера в тихом, пустом доме. В такие моменты на Грекова наваливалась тяжесть, сравнимая только с бременем небесного свода на сильных плечах Атлантов. Ему хотелось просто бросить всё и убежать, удрать на край света, подальше от людей и от себя. Но это не возможно – убежать от себя. Есть только один выход. Греков понимал это, но страх удерживал его от подобного шага. Страх … и надежда на то, что кто-нибудь из трёх женщин вдруг позвонит в дверь и скажет: «Это я. Начнём всё сначала». Но этого не происходило.

Шло время. Сначала о своём замужестве сообщила Женька. Для Грекова это было как гром среди ясного неба. Затем замуж вышла Ленка, даже надменная красавица Валентина обрела свою любовь (любовь ли, но это было не важно). В душе Грекова погасли последние чуть теплившиеся огоньки надежды.

Греков практически совсем отошел от дел своей фирмы, возложив все полномочия на своих заместителей, которые бессовестно пользовались состоянием шефа и постепенно разворовывали его детище. Сам же он пустился во все тяжкие. Не было ни одного вечера, чтобы Греков не появлялся бы в каком-нибудь ресторане с вульгарно размалёванной девицей. Казалось, это было началом его конца.

В тот вечер Греков остался дома. Ему опостылело всё: партнёры по бизнесу, деньги, рестораны, девки. Весь этот день он пил. Пил, чтобы залить тоску, сжигавшую его душу, пил, чтобы забыть себя, пил, чтобы сделать тот шаг, которого он так боялся. В какой-то момент в его затуманенном алкоголем мозгу наступило просветление. Он вспомнил поезд, отъезжавший от перрона, вспомнил Валентину с Ленкой, уходящих с вокзала. Он здесь, он опять здесь. Вот он сжимает кулаки, разбивает ими воздух. Вот слёзы текут у него из глаз… Что же он тогда сказал…Кажется, это: «Я буду счастлив, буду, несмотря ни на что!».
Вдруг Греков вскочил со стула и бросился вон из дома, рыча, как зверь, и ломая всё на своём пути. Он не помнил, как добежал до машины, как сел, повернул ключ…. Он не помнил, как его машина на бешеной скорости сорвалась в овраг. Не помнил спасателей, врачей, других людей, окруживших его машину после аварии.

Греков открыл глаза. Первое, что он увидел – белый потолок. Значит, жив, значит, есть надежда на лучшее…

- Греков, ну наконец, ты проснулся, - сказал весёлый, знакомый до боли голос.

Греков попытался приподняться, чтобы посмотреть, кто бы это мог быть. Но слабость не позволила ему этого сделать, и он рухнул на подушку.

- Да я это, я – Сашка. Ты лежи, старайся поменьше двигаться. Ты очень слаб.

Сашка… Его первая любовь, единственная женщина, оставившая в его сердце след… Она снилась ему с детства, всю жизнь, даже тогда, когда он засыпал, утомлённый ласками своих женщин… Он любил её всю свою жизнь… её… только её.
«Я буду счастлив, буду, несмотря ни на что», - прозвучало откуда-то издалека.