Царькова, отзовись!

«Жить без приключений нам никак нельзя…»
Царькова вечно куда-то влипает, где-то оказывается, и вечно с ней что-то происходит! Когда она проходит мимо турникета в метро – он обязательно её саданёт. Когда она едет в трамвае – у неё обязательно проверят билет, и его у неё не окажется (потеряет, забудет, перетрясет всё, найдёт на следующий день). Когда она говорит, что она опоздала, потому что трубу прорвало – это значит, действительно трубу прорвало, потом она сидела без ключей, потом переводила бабушку через дорогу, потом бабушка забыла, куда ей идти и они вспоминали… Это - Царькова. С ней и не такое бывает! В общем, вечно она куда-то влипает. И я вместе с ней (да, её «везучесть» очень заразная). Если вы хотите куда-то успеть – не садитесь с ней в троллейбус – он сломается. Не связывайтесь с ней, где-нибудь огреют! Не влезайте – убьёт!
 
Химия
«Слушай, нам надо хоть раз сделать ЭТО». Что? «Аньку помнишь, она сделала, теперь вышла замуж и уехала жить на Кипр». Конец 80-х. На Кипр! Ну, тогда пошли. Мы выбрали самую модную и самую дорогую парикмахерскую, отстояли (вернее, отсидели) очередь, я собрала все свои последние деньги, ещё попросила у мамы. И вот оно счастье: «ВЕРТИКАЛЬНАЯ ХИМИЯ»! Только в этом салоне, и только для нас! Очередь доходит. Почему-то она замедлила, и я как комсомолка-спортсменка грудью шагнула в руки неизведанному. Неизведанное оказалось пенсионного возраста, со слабым зрением и одышкой. Спасибо, подруга! Только ленивый не спросил после «что у тебя на голове». Когда я вышла оттуда она валялась от смеха. И я сама, может, тоже посмеялась бы над этими «вавилонами», только это была моя голова, и совсем не по моей воле, а по воле  Царьковой, хотя и из лучших её побуждений. «Да я как увидела эту тётечку – сразу всё поняла, я думала, что ты тоже слиняешь», - только и сказала она, потому что её душил гомерический хохот. Следующие три месяца я ходила по институту с килограммом невидимок на волосах и выражением лица «не вздумай подойти», а она меня ещё пыталась там с кем-то знакомить. Представляю реакцию бедных юношей, увидевших такой экземпляр с вертикальной (вверх) химией. Да, вам смешно!
 
Билетик на Метро
Она исходила все московские премьеры, и знала некоторые из постановок наизусть. И меня она к театру тоже решила приобщить. Ну, естественно, несколько раз культпоход срывался. То у неё кошка рожала, то у хомячка был нервный срыв, то она своей течной собаке срочно шила трусы.
 
Но час пробил, и нам пришлось-таки посмотреть спектакль. Мы всегда встречались на Соколе, под часами. Всем говорю: часы на Соколе – самые медленные часы в мире! Положенные ей полчаса опоздания длились иногда все полтора. Она всегда пребывала в заблуждении, что от её дома до Сокола 15 минут, хотя все мои опыты показывали, что не менее сорока пяти. Но, наконец, мы встретились. И я, наивно полагая, что она знает, куда идти, пошла за ней. Потом только я поняла, что это будет очередная авантюра. Мы исходили весь центр, заглядывая в каждую театральную кассу, но нигде билетов не было. Мы хотели пойти на «Метро». Плетусь я, расстроенная, разодетая, а у неё вдруг зреет новый план: «на лишний билетик!»
 
Авантюра удалась, мы нашли два лишних билетика, только в разных концах зала. Когда я нашла своё место, оказалось, что на это место ещё три желающих. Дальше милиция, администраторша, билетёрша… А Царькова досмотрела в первом ряду. А я в кабинете у администратора. Но вышли в одно и то же время. И поехали домой вместе. Она ржала всю дорогу. Надо мной.
 
«Зачем идете в горы вы?»
Зачем я опять её послушала? «Ты что! Я с таким трудом эти путёвки достала! А ты отказаться!» Ну, вот представьте, приезжают в туристический лагерь «Джан Туган» (Кабардино-Балкария) Бауманского Института две девочки-припевочки. Стоит ли говорить, что на поезд мы чуть не опоздали, в поезде нас грабанули, а в Нальчике мы сели пописать на самой центральной их клумбе. Но это ещё цветочки! Паспорта у нас на одни имена (на наши, естественно), студенческие билеты на другие имена, профсоюзные – на третьи, турпутёвки – на четвёртые. Я не знаю, что она там проворачивала, но получилось так. А дальше началась авантюра под названием: примите нас в лагерь, ну что вам жалко, что ли? В общем, бред полнейший. Два дня мы жили рядом с лагерем, в каптёрке сторожа, нас не пускали, хотели вернуть обратно. Но она пошла «разбираться». Что она наплела, я не знаю, но как-то нас легализовали. Хотя я думаю, что всё-таки убедил мой измождённый вид. И самое ужасное, что она всему лагерю уже раструбила, что мы не из бауманки, а я всё упорно продолжала всем повторять заученную перед отъездом фразу, что учусь на отделении каких-то криогенных установок. И продолжалось это до тех пор, пока не нашлась одна очкарик, которая сказала, что тоже там учится, и в одной группе со мной. Да. Классическая немая сцена: вокруг стояло человек 20 бауманцев и я, с глупой-преглупой улыбкой. И Царькова, которая мне что-то жестикулировала типа «отползай!».
 
Ещё мы там в горах еле остались живы, потому что Царьковой пришла в голову прекрасная мысль: а что, если забраться на Эльбрус по канатке, а спуститься пешком. Каким-то десятым чувством мы выбрали правильный путь, потому что когда обернулись, чтобы посмотреть, откуда мы спустились, мы рухнули на землю и начали вспоминать все молитвы, которые знаем. Там был обрыв, страшенный, с расщелинами и отвесными камнями. Мы спокойно могли разбиться, просто решив в шортиках и босоножках прогуляться по Эльбрусу. Дуры!
 
Все, что ли, застревают в Форосе?
«Слушай, такое точно нельзя пропустить!» Да, путешествие бесподобное! Двадцать дней по Крыму. Для бедных студенток это было действительно что-то! За несчастные 18 или 16 рублей, потому что время от времени студпрофком всё-таки худо-бедно работал. Но вот последний пункт назначения – Севастополь. Приграничная зона, между прочим. Закрытый город. И оказывается, что одним из условий в путёвках значилось, что должна быть какая-то бумажка в паспорте, вкладыш что ли, разрешающий въезд в город. У нас этого, естественно, не было, потому что путевки, как всегда, брались горящие, настолько горящие, что садиться на поезд надо было вчера. Я прокляла всё на свете, вместе с этой Царьковой, когда мы шатались по приграничной зоне с чемоданами под страхом быть задержанными или не дай бог застреляными. Нас высадили из автобуса на подъезде к Севастополю, в Форосе, от греха подальше, потому что автобусы и их пассажиров проверяют. И мы притащились в гостиницу только к утру пешком, всю ночь трясясь от страха, что нас кто-нибудь задержит, проверит, изнасилует, застрелит, отправит обратно.
 
Глина
В скульптурных мастерских были ванны с глиной. Обычные такие чугунные ванны, которые у всех есть в домах. А глина всегда была замочена в воде до консистенции сметаны, чтобы за ночь не высыхала. Еще в этих мастерских были очень высокие полки, куда мы складировали свои скульптуры. Закинуть скульптуру весом до 10 килограмм на высоту около трех метров самостоятельно, грациозным девушкам было очень сложно. На помощь приходили обычно наши рыцари-однокурсники. Но в этот день они все очень быстро слиняли (за что позже получили нагоняй). Задача: поставить скульптуру на третий ярус полок. Царьковой, конечно, приходит в голову гениальная идея. «Давай ты заберёшься, а я тебе подам». Здорово, ничего не скажешь. Я забираюсь, держусь одной рукой за перекладину. Она мне подаёт работу. Я её беру и тут перекладина, за которую я держусь, ломается. Я лечу вниз. Вместе со скульптурой. Внизу – ванна с глиной. Эпизод последний: я сижу в этой ванне, в глине, со скульптурой в одной руке. На второй руке - занозы, кровь, и всё это утопает в серой жиже. Смешно. Царьковой не видно. Дальше – входит следующая группа, которая должна заниматься после нас. Да. А там, между прочим, учился мальчик, который мне очень нравился. А Царькова не может ничего сделать, потому что валяется на полу от смеха. Я впрочем, тоже. Только не на полу, а в ванне. Группа следующая тоже рыдает. Занавес.
 
Праздник каждый день
Все шесть лет в институте, у меня действительно не было и дня, чтобы что-то не случалось. Даже в самый обычный день, когда не было никаких поездок, театров, библиотек или акробатических рок-н-роллов. То очки по её вине разобью, то вся в краске буду пугать прохожих, то как дура буду ржать на всю аудиторию, то как идиотка рассказывать анекдот про препода, который стоит прямо за моей спиной… Мы каждый день ржали. Чаще надо мной. Но это ерунда. Она меня таскала на премьеры, на матчи, на какие-то чтения. Она вечно что-то путала, и мы оказывались где-то либо рано, либо поздно, либо не там. Мы столько раз тонули, падали, шлёпались… Над нами ржала вся группа, весь курс. Когда мы заходили в лифт – все выходили из него, потому что: либо застрянут, либо умрут со смеху…
 
Всё думаю, почему нам не пришло в голову вместе идти на одну работу? Дальше началась самостоятельная жизнь. Но не скажу, более спокойная, потому что Ксюхина (Царькову зовут Ксения) везучесть, как я и сказала вначале, имеет уникальное свойство передаваться тем, кто с ней хоть чуть-чуть пересекается.
 
Царькова, отзовись!
Мы потерялись. Работа, молодые люди, болезни близких, смена телефонных номеров. Разные дороги. Даже фотографии не осталось.
Я пару лет назад была проездом в Москве. У меня было немного времени. Решила: была–не была, свалюсь как снег на голову. Ей ли не понять? Подъезжаю, а домов уже нет. Хрущовки снесли, всё стало по-другому. Царькова, отзовись! Меня твоя везучесть, если честно, уже достала! Как бы тебе её вернуть? А вообще, мы ведь в театр так и не сходили вместе…
 
Девчонки! Может, кто знает такую девушку Царькову Ксению. Скажите ей, что я её ищу!