Каюсь

Жара! Я лежу, как рыба на берегу, дельфинчик выпрыгнул из воды - я спокойна, он рядом копается в песке, строит замок, можно расслабиться и лениво из-под полотенца понаблюдать, как он сажает деревья – веточки водорослей, прямо на стены замка. В ясной синеве кружит над нами беленькая, молоденькая чаечка.
Вдруг резиновый мяч выпрыгивает у меня из-под головы, нарушая моё равновесие, я чуть не падаю и слышу хриплое: «Беги за мячом!»
Оторванный от своей кропотливой работы, Дельфинчик, опешив, смотрит на дядю, а дядя орет, источая такой крепкий запах самогона, что кажется, весь пляж сейчас опьянеет и будет лежать вповалку: «Дай мячик вон тому мальчику!»
Дельфинчик рад приключению, воде, мальчику, подбегает и дает осторожно мяч котеночку, который один остался в воде и не знает , что с ней делать, ему показалось, что её слишком много, мамы с папой рядом нет, чтобы спасти, и он старательно вычерпывает море с левой стороны на правую, тараща удивленные глазки, дескать , почему со стороны волн, моря больше… И когда дельфинчик помешал ему в этом важном деле, он с размаху зацедил ему в глаз, так, что тот поплыл вместе с набежавшей волной к берегу.
Пьяное ржание на берегу конной кавалерии пробудило меня от спячки и заставило изучить публику. Вот он - средний украинец постсоветского пространства – основная масса народа, которая и есть моя сегодняшняя Родина. Но почему-то любви совсем нет. То ли жара на меня так действует, то ли амбрэ, исходящее от пьюще-курящего зверинца, сплевывающего сюда же себе под ноги – в песок, то ли вид современной мамаши с фингалом под глазом и сигаретой во рту , рядом с прорехой , зияющей чернотой , красноречиво говорящей о том, что её зуб кому-то мешал и явно был лишним, то ли беспардонное поведение.
Не знаю , наверное, меня можно обвинить в снобизме, нетолерантности, несдержанности, недемократичности, но услышав, очередное ржание и обращение к моему дельфинчику, я поступаю импульсивно и резко: подхожу к воде, забираю мяч и вывожу из моря дельфинчика. Мне почему-то обидно за него: «Ну почему для него любой взрослый авторитет? Почему он их слушает, Почему не видит, что над ним с издевкой смеются …». С этими мыслями бреду к шезлонгу.
А здесь меня уже ждет «Встреча на Эльбе»
-Тебе что, мячика жалко? Счаз поплывешь на этом шезлонге прямо в Турцию.
Меня уже не по-детски колбасит, но я тихо и нарочито сдержанно говорю:
-Если твоему ребенку надо, пусть подойдет и возьмет сам, пусть хотя бы скажет - можно?
На что, зачавшая явно в момент алкогольного опьянения, мать с гордостью заявляет: «Мой ребенок не умеет разговаривать!» Она это говорит таким тоном, будто делает заявление на весь мир, что он в четыре года идет в школу!
Есть ли смысл общаться с ущербными? Можно ли их призвать к элементарному культурному общежитию? Как их любить безусловной любовью? Как их поднимать ввысь?
Осталось, все равно, какое-то гадливое чувство к себе - да на кого там было обращать внимание? Нужно было забрать дельфинчика, оставив им мячик и шезлонг, это же те несчастные, которые нуждаются в любви и понимании, только они не просят, а нагло требуют её и почему-то у меня, кляня совок и все совковые идеалы.
А я должна их любить той любовью, которой мать любит дитя, и терпеть от своего народа все, что мать терпит от несознательного ребенка, уча и воспитывая его, ведь сказано в Библии: «Не ведают, что творят».
А просто я - не святая, не идеальная, мне трудно быть богом, я - очень импульсивная.
Каюсь.