Марина Цветаева: «Я бы хотела жить с Вами в маленьком городе…»

Казалось бы, что может быть легче – написать «интервью» с поэтом 19 века: прочел биографию, разбил на несколько частей, придумал соответствующие вопросы. Я выбрала Марину Цветаеву. Прочла её биографию, но вот вопросы в голову не шли. Тогда я попробовала почитать стихи. Красивые… Парочка из них даже сразу запомнились. Однако в компьютере все также одиноко был включен Word. Тогда я нашла песни на стихи Цветаевой. И закрыв глаза, стала слушать, как чудесная мелодия разливается по комнате. Петр Кошелев – неизвестный исполнитель, наложил стихи на музыку. Получилось грустно и красиво. Грустно и красиво. Она убаюкала меня, и только робко вступив в мир грез, когда, кажется, прозвучала строчка: «Папироса горит и гаснет, и долго-долго дрожит на ее краю серым коротким столбиком — пепел…». И перед глазами я действительно увидела пепел, небрежно сбрасываемый чьей-то худой рукой.

- Тебе не поверят. Журналистам никогда не верили, - она отвернулась к окну, где шел мелкий дождь. – Но я всё равно готова. Ведь тебе и, правда, надо, так? Не зря же ты несколько часов слушала музыку. А знаешь… Приятно.

- А я даже список вопросов не подготовила… Хотя вроде как знаю всю вашу биографию.
- А ты не спрашивай то, что можно и так обо мне узнать. Напишешь потом между строк. Вопросы… Задавай только те, которые самой интересны, - поэтесса тяжело вздохнула, втянула табак и с нескрываемым любопытством посмотрела на меня.

- Вы… Вы… Курите?
Она засмеялась. Почти беззвучно и с хрипотцой.
- Ну да… Отрава, конечно, это всё… Но знаешь, когда к глазам приливает грусть и спускается по лицу, деля его на три части, тогда… Тогда, наверное, единственный способ отвлечься – что-то делать. А курить – это тоже своего рода действие.

- Вы грустите?
- Все мы понемногу грустим. Причин может быть масса. Вот за окном идет дождь. Кто-то собирался на дачу, сажать овощи. Кто-то на природу – устраивать пикник… А сейчас что – сырость, слякоть… Хотя я люблю вот так сидеть и курить. Такое время заставляет подумать и поразмышлять. Почему люди не любят дождь? Да потому что многие из них не хотят задумываться о своей жизни. Им легче праздно проводить время.

- И о чем думает великая поэтесса?
- Великая? Так меня сейчас называют… Что ж, приятно… Жалко, конечно, что я не до жила до этого момента, но хоть так. Думаю о чем? Да о разном. О том, что стихи, даже если я их напишу, растворяться во мне. И не прочитать их уже никому… О том, где ещё не успела побывать в свое время, что не успела сделать. Ты всё успеваешь?
- Не знаю… Стараюсь…
- Кто знает, может, через десяток другой лет, ты и сама сядешь вот так, у окна, закуришь и будешь грустить о том, чего не было в твоей жизни.
- А чего у вас не было?
- Посмотри, как догорает пепел. Видишь? Вот так и люди – зажигаются и сгорают. Им кажется, что их жизнь будет длинной, длинной, а в конце понимают, что их так никто и не заметил. Они угасли и растворились.

- Ну, всё-таки, давайте вернемся к вам. Повторюсь, чего у вас не было?
- У меня не было спокойной и тихой старости. Не было той долгожданной встречи моей России со мной… Вместо этого, как плеткой, жизнь нанесла мне удары. Мужа арестовали, дочь отправили в лагерь… Последние годы своей, по сути, короткой жизни, я провела одна. Вот также сидя перед окном, куря и размышляя о разном. Потом началась война. Я бежала в Елабугу. Хотела защитить последнее, что осталось у меня в этой жизни – своего сына. Вот только работы у меня не было, жизненной опоры тоже. И в порыве эмоций я совершила страшную ошибку… Ты знаешь, самоубийц раньше хоронили вне кладбища? Где точно находиться моя могила, до сих пор никому не известно...

- А если повернуть время вспять, исправили бы свою ошибку?
- Исправлять? А зачем? Если сделать по другому, то я уже буду не я. Творческие люди всегда отличались излишней эмоциональностью. Я не стала исключением. И рада этому. Хотя знаешь, как мне иногда хочется коснуться руками бумаги и пера? Вот просто подержать…

- Муза до сих при вас?
- Нет, а зачем ей это? Сначала она затерялась среди других поэтов, работала, так сказать, сперва на двоих, потом на троих, затем и вовсе стала распаляться на десятки авторов – однодневок. Да и исчезла со временем. Этому примеру последовали практически все музы моих коллег того времени. Один хороший автор уходит, на его место приходит с десяток нормальных, уже их сменяют сотни посредственных. Вот так вырождается искусство…

- То есть, по вашему мнению, сейчас нет достойных поэтов и писателей?
- А по твоему, как? Возможно, через несколько лет, твои правнуки будут писать о поэтах 21 века, но… Думаешь это возможно? Оглянись вокруг, посмотри. Сколько поэтов сейчас, сколько писателей. А теперь выбери тех из них, кто пишет от души. Что, мало? Раньше я писала только потому, что мне казалось, если я замолчу, то исчезну… Сейчас люди много пишут и все равно исчезают. Почему? Потому что писателей и поэтов нет. Есть авторы. Те, кто пишет строчки, рифмует. За деньги. Столько-то символов, такая-то сумма, чуть меньше – уже другая.
Она небрежно скинула с сигареты пепел и продолжила:
- Вот также они и догорают. Понимаешь о чем я? Что остается от сигареты? Пепел. Что остается от сигарной трубки? Трубка. Табак выкурен, вдохновение пришло и ушло, а форма осталась.

- То есть вы следите за творчеством современных поэтов?
- Я? (она засмеялась и посмотрела печально в окно). «Я бы хотела жить с Вами в маленьком городе…» играла музыка.

- Что? Уже вслух произнесла я и проснулась. На часах – начало восьмого. Пора вставать… Учеба, работа, в общем, будничная суета… Так вот, о чем бишь я хотела написать? Ах да, то, что она просила написать между строк: «Марина Цветаева, родилась в Москве, умерла в Елабуге. Отец её был профессором Московского университета, основателем Музея изящных искусств на Волхонке. Мать, полуполька, полунемка, была пианисткой, учившейся у Артура Рубинштейна. В гимназические годы Цветаева часто бывала во Франции, Италии, Германии»… Хотя, зачем это вам? Всё это и так можно о ней найти в том же самом Интернете…

Ваша Лариса Тришкина.