Последний вагон

Ты, провожая, Люда, говорила,
высекая добрые слова,
чтобы с братом дом родной любили,
чтоб не похмелялась голова.

Чтоб по жизни прошагали твёрдо
и не спотыкались на тропе,
чтобы в мыслях наших было вёдро,
ведро в нашей собственной судьбе.

Мы твоим, сестра, советам вняли,
жизнь свою прожили, как могли.
Было всё: порою спотыкались,
поднимались, да и снова шли.

И дошли – брательник стал уж дедом,
я отцом с седою головой
и за нами косолапит следом
наша жизнь с оплавленной судьбой.

Что там будет завтра, мы не знаем,
да и, впрочем, не хотим и знать,
мы вот нашу жизнь с ним принимаем
так, как ты учила принимать.

Эта жизнь – в степи ковыль под ветром
коромыслом гнула нас к земле,
за спиной остались километры
снежные, сугробные, как мел.

Что там вспоминать! Остались годы
за плечами птицей у реки,
канули со звоном камнем в воду,
лишь оставив на воде круги.

И, вспугнув задумчивую птицу –
нашу жизнь заснеженную с ним,
мне нет-нет порой да и приснится,
что мы с братом грифами парим
высоко в далёком синем небе,
наслаждаясь красотой земной,
а внизу остались наши беды
с жизненной ухабистой судьбой.

Вот такое мне, сестра, видение
приоткрыло в шесть часов глаза...
Начиналось утро – воскресение,
я входил один в хрустальный зал.