Мемуары плутовки с берегов Невы (продолжение)

Боже мой, неужели это Жан-Луи Третиньян и Брижит Бордо? Такие молодые, что даже не сразу узнаешь!
Вот интересно, а что меня толкает на всякие глупости?
Видимо, ответ на этот вопрос будет мной получен не скоро. На экране только что поженившиеся Третиньян и Бордо занимаются любовью. Свадебный обед проходит без новобрачных. Как ни странно, их слившиеся тела не вызывают во мне желание заняться тем же самым, а вот съесть что-нибудь явно не мешает.

-Люда, ты не спишь? О, любимый фильм моих родителей «И бог создал …женщину», - в комнате незаметно появился Гийом. – Мы решили с ребятами прогуляться до ближайшей пиццерии. Твои блинчики были замечательные, но организм требует добавки.

Перед походом в театр я тщательно накрашиваюсь. Может быть, надеть длинную юбку и такую же чёрную футболку, чтобы быть похожей на Бордо в только что увиденном фильме? А потом станцевать, как она, в каком-нибудь баре на столе босиком? Шальные мысли всё ещё витают в моей голове, но мы идём в заведение культуры, поэтому выбираю самое скромное платье – у него совсем маленький вырез, да и тот только на спине.

-Ты выглядишь шикарно! Мне кажется к этому платью подойдёт меховая горжетка. У моей мамы как раз такая есть, сейчас принесу.
Брижит Бардо, ярая сторонница интересов животных, пришла бы в ужас от такого предложения. Я же просто нервно вздрагиваю.
-А без трупов на шее никак нельзя? – говорю я, как можно мягче, чтобы не обидеть француза.
-Не знаю, - растерянно протягивает Гийом. – Мама говорит, что это такой дресс-код для оперы.
-А Амелии и Оливии мы соседских кошек на шею повесим? – иронично спрашиваю я.
Гийом пожимает плечами и натягивает галстук-бабочку (подозреваю, что сие галантерейное изделие принадлежит не ему, а его отцу).

Конечно, ты, может быть, удивишься, мой читатель, что Люда с друзьями идут в театр, студенты обычно больше посещают бары и дискотеки.
-Это смотря какие студенты, - с ностальгическими нотками в голосе откликается читатель. – Вот я в свои студенческие годы знал весь репертуар местной филармонии!
-Ну, до филармонии, боюсь, дело у нас не дойдёт, - вздыхаю я. – Может быть, будет только посещение местного ресторана при этом музыкальном заведении. Да, было время, студенты ходили и в филармонию и в театры и в музеи!
«Это было самое прекрасное время, это было самое злосчастное время, — век мудрости, век безумия, дни веры, дни безверия, пора света, пора тьмы, весна надежд, стужа отчаяния, у нас было все впереди, у нас впереди ничего не было, мы то витали в небесах, то вдруг обрушивались в преисподнюю...», - с лёгкостью подхватывает мой читатель, выискав в Интернете подходящую цитату из уже упомянутого мной произведения Диккенса, вспомнив свою замечательную молодость «неипотечного периода».

В театре мы сначала фотографируемся на каждом метре роскошных интерьеров, затем интересуемся ценами на алкоголь в местном баре, и оставшись ими очень недовольны, проходим в зал.
Амелия и Оливия отлучившиеся в дамскую комнату, чтобы привести себя в порядок (господи, с такой внешностью, хоть куда себя приводи, всё равно результата не будет, разве что пластический хирург поможет, да и то, вряд ли), вбегают в ложу явно чем-то возбуждённые.
-Представляете, мы только что видели Руслана! – верещат англичанки.
Боже мой! Вот и очередной coup de théâtre! или лучше сказать ««perdu monocle»?
-Хоть действие сейчас происходит во Франции, лучше сказать, какая досада! – критически замечает читатель.
Досада, не досада, а я стараюсь отодвинуться как можно дальше от дружески приобнявшего меня Луис-Альберто.
-Он нас не заметил, а мы сразу поняли, что это он! Хотя вид у него более, чем странный – подстрижен коротко, серьга в ухе! Стоило тебе, Люда его оставить одного, и он решил кардинально измениться!

«Измениться» звучало почти как «изменить», хотя слова эти в португальском языке не однокоренные.
Я выдохнула, но на всякий случай всё-таки отодвинулась от испанца подальше.
-Это Костя.
-Какой ещё Костя? – спросили меня все почти одновременно.
Когда наконец я ввела общественность в курс двойственности Руслана, свет стал медленно гаснуть, и я решила воспользоваться моментом и как следует рассмотреть зал.

Только мой взгляд скользнул по декору ближайших лож, как я натолкнулась глазами на… Андрея. Он мило любезничал с какой-то черноволосой барышней, что-то шепча ей на ушко. Наши взгляды встретились. На повёрнутом ко мне лице моего бой-френда начали проявляться, как на негативе, признаки удивления и испуга.

Тем временем, поднялся занавес, началось шоу, и на сцене появились модели с самыми разнообразными конструкциями на голове, почти у всех волосы были кричащих оттенков. Пик первого действия пришёлся на появление группы моделей с на первый взгляд обычными стрижками. При более пристальном разглядывании стало понятно, что парикмахерское искусство было проявлено…эээ… как бы так приличнее сказать, скорее в нижней части тела, чем в верхней.

У мужчин от конца живота спускались огромные волосяные бороды, у женщин на причинных местах росли целые газоны.
В перерыве, когда зажгли свет Андрей начал делать мне какие-то знаки. Я махнула рукой, приглашая его к нам. Идти в ложу, где сидела подозрительно любезничавшая с Андреем девица не хотелось.

-Кто это? – поинтересовались мои сокурсники.
-Россиянин, - только и нашлась, что сказать я.
Тем временем, Андрей уже входил к нам в ложу. За ним показалось смущённое лицо его спутницы.