Леся (6)

Сердце бешено колотилось в груди, казалось еще минута, оно вырвется, и упадет у ног маленьким живым комочком. Сдерживая дыхание, стараясь восстановить сердцебиение, Леся поднялась по ступеням крыльца родного дома. Только сейчас она поняла, как скучала по родителям, как сильно она их любит, и как плохо ей было вдали от них. Эту минуту возвращения она оттягивала целых три года, желая доказать самой себе, что она самостоятельная и родители ей не нужны.

Противоречивые чувства боролись внутри. Одно требовало немедленно открыть дверь, войти в родной дом, и бросится в объятия матери. Попросить прощение за свой поступок и остаться с родными уже навсегда.
Другое, бежать, как она когда-то уже это сделала. Жить самостоятельно и доказать самой себе, что она сильная и может выжить вдали от дома.

Стали закрадываться сомнения: правильно ли сделала, когда решила вернуться к матери, устав от беспризорной жизни, или надо было все-таки остаться там?
Страх перед тем, что мать ее не примет, пересилил, и она решила уйти, пока ее никто не увидел.
Она дошла до калитки, когда негромкий голос матери окликнул ее:

- Девочка моя. Почему ты не заходишь?
Леся замерла, боясь повернуться, но материны руки, сами развернули ее, и крепко прижав к себе, нежно гладили по спине.
- Господи! Как я долго ждала этой минуты! – Мать плакала, не скрывая слез. – Я уже не знала, что и подумать. Мы ведь обыскали все вокруг, подняли на ноги всю милицию. А сколько раз я ездила на опознание? Где же ты пропала?
- Все нормально мама. – Леся вытерла слезы. – Не плачь, все будет хорошо. Я вернулась и буду с тобой.

Радостная мать, обняв дочь, повела ее в дом. Пока они прошли те несколько метров, что отделяли их от крыльца, она успела задать дочери много вопросов, на которые Леся не успевала отвечать.
Мать радостно накрывала на стол, расставляя продукты в таком количестве, будто в гостях у нее было пять человек.

- Мам! Ну, куда столько? Нам за весь день этого не съесть, - Леся с улыбкой наблюдала за матерью.
- Съедим, еще и добавки попросим. – Мать притянула ее голову и поцеловала в висок. – Посмотри на себя, ты худая как гончая и вытянулась, почти на голову выше меня.

Валентина села рядом с дочерью за стол. Подперев рукой щеку, смотрела, как дочь ест. Ей не верилось, что она вернулась и сидит здесь на стуле, и как в детстве ест любимые блинчики, которые мать напекла перед школой.
Они разговаривали, когда из комнаты донесся, плачь ребенка. Мать, вздрогнув, замерла, Леся вопросительно посмотрела на нее.

- Это Леша, твой брат.
- Брат! Вы с папой снова вместе? – Леся радостно обняла мать.
Валентина, замерев в ее руках ничего не ответила. Почувствовав ее напряжение, дочь заглянула ей в глаза.
- Мама ответь мне, где папа?
- Не знаю. Я его не видела, столько же, сколько и ты.
- Как? А Лешка, он… - она прижала к губам ладонь.

Отпустив мать, она сложила руки на груди. Говорить ничего не хотелось. Вся радость от встречи исчезла. На сердце с прежней болью, появилась обида на мать, обида за очередное предательство. Злые и обидные слова готовы были сорваться с губ, но усилием воли Леся их сдержала.

- Мне нужны документы. Паспорт, аттестат.
- Зачем?
- Надо. Я только за этим вернулась, как только получу документы я уеду.
- Какой аттестат? Ты бросила школу, останься, доучись потом поедешь куда захочешь.
- Нет! – Леся не хотела ничего слушать.- Я здесь не останусь!

Валентина видела, что дочь начинает нервничать, и решила отложить разговор.
- Давай поговорим потом, а сейчас иди, отдохни с дороги. – Валентина пошла к плачущему сыну.
- Нам не о чем разговаривать. Завтра я закажу паспорт, и как только он будет готов, я исчезну из твоей жизни!
Плечи матери поникли, ничего не отвечая, она вышла.

Наутро, после приезда, Леся пошла в сельский совет. Она видела, как на нее смотрят местные жители. Зная местные нравы, она понимала, что хорошее отношение, которое было у людей к ее матери, изменилось с побегом Леси и появлением ребенка. Женщин, родивших не от мужа, не любили, считая падшими, и эта нелюбовь передавалась на всех членов семьи.

«Паспортистка», долго держала ее в коридоре, не желая принимать заявление и потом, не стесняясь в выражениях, грубо выговаривала Лесе, за просроченное время для получения документа. Все это угнетающе подействовало на Лесю, и с низко опущенной головой, ни на кого не глядя, она почти бегом вернулась домой.
Войдя на кухню, она со злостью хлопнула дверью.

Подняв голову, остановилась с открытым ртом. Мать, стоя на коленях мыла в тазу ноги Марату. Весь накопленный гнев, выплеснулся на бедную голову матери. Слова презрения, вылетали и кололи мать, больнее стрел, но Леся не могла остановиться. Такого унижения, она никогда не ожидала увидеть у матери. Марат, которому надоело ее слушать, оттолкнул мать ногой, и разлив воду встал и, подойдя к Лесе, с презрением сказал:
- чем ты лучше ее? Шлялась неизвестно где три года, и тут нарисовалась вся чистенькая и правильная!- Не дожидаясь ее ответа, он ушел.

- Мама! Как ты можешь так унижаться!? – Леся со слезами на глазах, опустилась по стене на пол. – Почему ты ведешь себя как рабыня?
Мать, вытирая лужу, грустно усмехнулась.
- А я и есть его рабыня.
- Но ты же умная, современная женщина! Ты врач, в конце концов! Ты всегда была гордой и независимой. Ты никогда не позволяла папе, заставить тебя сделать, что-то против твоей воли.
Мать, словно старуха, села на низкий стульчик.

- Все изменилось в тот злополучный вечер, когда я позволила твоему отцу уйти отсюда. Да, даже не в тот, а в тот день, когда испугавшись трудностей, согласилась стать его женой. Я ведь жила в городе, мечтала туда вернуться, работать в хорошей клинике, но меня сломила жизнь в деревне. Я не была к ней приспособлена. Твой отец был для меня соломинкой спасения, и только. Потом появилась ты, и всю свою любовь я посвятила тебе. Ты единственная, что держало меня рядом с ним. Потом, отец подал на развод, и мы развелись, а ты сбежала, это было последнее каплей. Мне стало все безразлично, не хотелось жить. Марат как злой рок, ни на один день не оставлял меня в покое, и вскоре вся деревня узнала о нашей связи. Я стала для всех изгоем. Люди даже перестали лечить у меня зубы, предпочитая ездить в районную поликлинику. Ко мне обращались только в экстренных случаях, когда уже не могли терпеть боль, и даже приходя в мой кабинет, выражали полное презрение. Так я и осталась наедине с Маратом, который относился ко мне лучше всех. Он один был рядом и помогал, поддерживал меня. За всеми этими проблемами, я просто не обратила внимания на беременность и когда решила делать аборт, было уже слишком поздно.

Валентина надолго замолчала, и только когда раздался плач ребенка, легкая улыбка тронула ее губы. Она встала, прошла в комнату и вернулась с ребенком на руках. Взгляд светился нежностью и любовью. Она, нежно прижимая его к себе. Шептала ему на ушко, от чего он по-детски мило улыбался и что-то лопотал ей в ответ.
Не выдержав этого, Леся ушла в свою комнату. Посидев несколько минут на диване, она опять вернулась к матери.

- Почему ты не уехала? Почему позволила этому чудовищу использовать себя? Как ты могла допустить родить этого…- она не знала, как назвать маленького, ни в чем не виновного ребенка. – Этого ублюдка.
- Не смей! – Мать, ударила дочь по щеке. – Никогда не смей его так называть! Пусть я родила его не от твоего отца, но он мне такой же сын, как ты дочь. Для меня между вами нет никакой разницы. Вы оба мои, и оба мне дороги.

Пощечина матери, была первой за всю жизнь и, Леся не могла в это поверить.
- Я вас всех ненавижу! Тебя в первую очередь! Ты просто слабовольная подстилка!
Мать отшатнулась от нее как от прокаженной, и едва не уронила малыша.
- Я никогда не думала, что воспитаю такую жестокую дочь! Возможно, ты права, мне надо было уехать. Но не сейчас, а задолго до того, как ты появилась на свет.

В последних ее словах было столько боли и обиды, что, не выдержав, Леся, убежала на улицу.
Неделя ожидания, пока будет готов паспорт, показались Лесе трудней жизни, проведенных за эти три года. Замкнувшись в себе, все дни провела за деревней, на берегу небольшого пруда. Только поздно вечером возвращалась домой, закрывалась в своей комнате, не желая ни с кем разговаривать, или кого-либо видеть.
Мать ходила по дому как приведение, и если бы не было Лешки, который ничего не понимая, ходил по дому и весело смеялся, играя с мамой, можно было бы подумать, что в этом доме живут приведения.

Закинув за спину свой маленький рюкзак, с которым никогда не расставалась, Леся остановилась на пороге своей комнаты, где когда-то провела много счастливых часов. Слезы навернулись на глаза и, вытерев их, она решительно вышла.
Мать стояла с Лешкой на руках, по ее щекам текли, не переставая слезы, но она их не замечала.
- Леся! Доченька моя! Останься! Ну, зачем тебе уезжать, у нас все наладится и будет как прежде.
- Нет, мама. Как прежде уже не может быть. Я хочу найти отца.
- А что его искать! Он, как тогда уволился с совхоза, в Ивановку переехал, там и живет.
- Значит, поеду в Ивановку.
- Я бы не советовала. Как ты его там найдешь? Поселок большой и неизвестно, как и он тебя встретит. Вдруг у него новая семья.
- Почему? Боишься, что мне с ним лучше будет?
Мать неопределенно пожала плечами .
- Ты хочешь у него остаться жить?
- Не знаю. Я хочу идти учиться.

Мать, ничего не говоря, вышла в свою комнату. И через несколько минут вернулась, держа в руке деньги и ключи и листок бумаги.
- Возьми. Тебе на дорогу понадобиться, - она протянула деньги дочери. – Это, ключи и адрес, от квартиры бабушки и дедушки. Я не хочу, что бы ты жила неизвестно где. Поезжай. Там определишься, что делать дальше.
- Нет. Мне ничего не надо. Ты лучше сама уезжай, тем более, есть куда. – Не прощаясь, Леся выскочила из дома.

Старый, обшарпанный, дом, стоял в самом конце длиной улицы. Покосившийся забор из штакетника, местами был сломан и требовал капитального ремонта, так же как и сам дом. Крыша у него прогнулась, в одном окне вместо стекла, была прибита фанера. Перекошенное крыльцо стояло, опираясь на кирпичи.

Леся в нерешительности остановилась, надеясь, что это не тот дом, который она ищет. Улица была пустой, и спросить было не у кого. Боясь, что во дворе может быть собака, осторожно, оглядываясь, она пошла к входной двери. Приоткрыв, заглянула вовнутрь. Тяжелый запах грязного помещения, казалось, окутал ее с ног до головы.
- Есть кто дома? – Она прислушалась. – Ау, люди!
- Кого там еще черт принес? – Злой женский голос, чертыхаясь и матерясь, становился все громче, по мере приближения к двери. Дверь напротив, открылась, и к Лесе вышла женщина, неопрятного вида. – Чё надо? Какого лешего приперлась?
- Я ищу Виктора Воронцова. Он здесь живет?
- Ну, живет и чё? На работе он, поздно будет. Чё надо то?
- Спасибо, ничего. – Леся уже хотела уходить, когда из-за женщины выглянул мужчина.
- Кто там? С кем трещишь?
- Папа?! – От радости у Леси подкашивались ноги. Любимый отец стоял напротив ее, это был он!
- Люська! – Так ее называл только отец. – Ты какого лешего приперлась?

Леся растерялась, такой встречи она не ожидала. Обида вновь с прежней силой разгорелась и едва не плача, она проговорила:
- У вас, что, кроме как приперлась, других слов в лексиконе не существует?
- Чиво? – Женщина подперла бока руками.- Какой лексин? Я тя щас спущу со ступень, будешь знать как хамить!
- Иди в дом, дура! – Отец, оттолкнув ее от двери, вышел. – Пошли во двор, там поговорим.

Он повел ее за дом, где у стены, под деревом стояла скамья, сел, достал папиросы, закурил.
Леся села рядом, с интересом разглядывая отца. Он всегда был красивым, подтянутым мужчиной, с чисто выбритым лицом, даже когда неделями пропадал на сезонных работах в поле. Сейчас он был полной противоположностью того, кем был раньше.

- Папка! Родненький! Я так соскучилась. – Леся убрала с его лица длинную прядь волос. – Ты что так зарос?
Отец резко отодвинулся и отвернулся.
- Зачем приехала?
- Лучше ты скажи, почему ни разу ко мне не приезжал?
Он посмотрел на нее с таким удивлением, будто увидел инопланетянку, потом внезапно рассмеялся.
- А ты думала, что я приеду после того, что вы наделали?
- Я ничего плохого тебе не сделала!
- Вы обе одинаковые, что твоя мамаша, что ты.
- Пап, ну причем здесь я?
- Нечего было ее прикрывать!
- Но я никогда никого не прикрывала!
- Врешь! – Он встал, и стал нервно ходить рядом. – Она бегала к этому чурке, когда меня не было дома, а ты мне ничего не говорила. Ты думаешь, я смогу такое тебе простить!
-Папа клянусь тебе. Она не бегала к нему.

Разъяренный отец, подскочил к дочери и, схватив ее за грудки, стал трясти как грушу.
- Да она еще из сарая не вышла, а об этом уже знала вся деревня. И ты думала, что после такого позора я буду с вами жить?
- Но причем здесь я? – Слезы градом катились из глаз Леси. - Меня, почему в этом винишь?
Отец, наконец- то отпустил ее, и сел рядом низко опустив голову.
- А кого еще? Вы обе одинаковые! Когда по дороге домой, меня остановил ехавший на встречу, Талгат и рассказал, как она каждую ночь бегает к Марату, я его чуть не убил. Не поверил ему, но твоя мать ничего не отрицала. – Он усмехнулся, - только твердила, что это было один раз, и она этого не хотела.
- Почему ты поверил Талгату, а не матери?
- Ну, еще бы! Какая дура скажет, что каждую ночь наставляет мужу рога.
- Мама всегда была честной. Ты это прекрасно знаешь сам, и если бы это было не в первый раз, она сказала бы об этом.
- Все! Закрыли тему! Не желаю вас обоих знать.

Тут к ним подбежали мальчик с девочкой и наперебой, стали жаловаться отцу, что их прогнали соседские мальчишки. Мальчик был старше, лет семи, восьми, а девочка еще совсем маленькая, около трех лет. Ничего не понимая, Леся наблюдала за ними. Успокоив, отец отправил их гулять. Он опять отодвинулся на край скамьи и не смотрел на дочь, куря одну папиросу за другой.

- Ты отказался от родной дочери, - Леся с трудом могла говорить. – Но при этом принял чужих детей?
- А кто сказал, что они ему чужие?
Леся оглянулась, высунув голову в окно, женщина недружелюбно смотрела в ее сторону.
- С чего ты это взяла? Это его, Петьке скоро восемь, Таньке три исполнилось два дня назад. – Она громко рассмеялась. – Ты думала твой отец такой святоша и ты у него одна! Да у него в каждой деревне по бабе с выводком.
Виктор встал, грубо толкнув женщину в грудь, и закрыл окно.

- Стерва! Никак не угомониться. Не слушай ее, нет у меня больше никого. Только они.
- Они? – Леся встала. – Только они? У тебя только они дети? Кто же тогда я? Ты променял нас с мамой на эту грязную бабу! У тебя был уже сын, а ты обвинял маму в неверности! Так кто же рогоносец? Ты ничего не перепутал, любви обильный папаша? Я, как дура наивная, развесила здесь уши, жалею тебя, оправдываюсь, а тебе и дела нет до меня. Я тебе никто и тебе плевать, что со мной и как я живу! Ну и живи в этом грязном сарае!

- Было бы плевать, я не оставил бы вам все! Посмотри, как я сейчас живу и как жил раньше!
- Господи! Папа! О чем ты? Я еще могла поверить в это, проживи ты здесь всего неделю, но три года это много. За это время можно все привести в порядок. Ты просто не хочешь! Ты привык, что все всегда решала мама сама.
- А что она делала? По мужикам скакала из койки в койку?
- Ты неисправим! Я хорошо помню, как ты ее всегда ругал, когда она платила, за очередную работу, на которую нанимала чужих людей. Сейчас вижу, что другого выхода у нее просто не было, иначе и наш дом также превратился бы в руины. До свидания папочка. Желаю счастья с твоими детьми.
с Горечью в голосе она процитировала:

- Прощай! Не думаю, чтоб снова
Нас в жизни Бог соединил!
Поверь, не хватит наших сил
Для примирительного слова.
Твой нежный образ вечно мил,
Им сердце вечно жить готово, —
Но все ж не думаю, чтоб снова
Нас в жизни Бог соединил! ( М. Цветаева. Прости)


Продолжение следует.