601-й – "скорый"

Незнакомые лица – куда ни смотри,
мелькают, как кадры немого кино,
понять, что у них на душе не дано,
они разноликие, как сизари.

Вот аналогия: голубь и люди,
а, впрочем, ребята, что здесь такого,
так было и вечно в жизни так будет,
когда на Земле будет что-то живое.

Порой говорят: человек, словно птица,
жизнь свою прожил, как пролетел,
ему до сих пор, может, нет да приснится
иное то время, когда он был смел.

Когда он действительно был, будто птица,
и сильным, и смелым, как горный орёл...
– Проверка билетов!
и дёрнулись лица,
а кто-то и бровью совсем не повёл.

Но проводница – серьёзный работник,
она так считала, что каждый наш труд,
это, когда до десятого пота,
когда уже дома не чувствуешь рук.

– Пожалуйста, слышишь. товарищ, билетик,
ты, что же, уснул, просыпайся давай,
докуда путь держишь?
– До синего лета.
– Нет такой станции, ну-ка, вставай!

И безбилетника разом ссадили
в Еманжелинске, на тихий перрон,
и снова мы в ночь колесом покатились,
и зажужжал, словно улей, вагон.

Сосед, молдаванин, с усами такими,
какие в истории были у тех,
кто верховодил местами большими,
имея сто душ только так для потех,
так вот, молдаванин, он голосом ровным
нарушил вагонную тишину:
– Как же оставить его на перроне,
хоть безбилетник, а всё ж, ни к чему...

Он долго ещё разливался словами,
порой нецензурными, матерясь,
и, шевельнув смехотворно усами,
буркнул: "А может быть всё это зря?".

– Понял, мужик, молдаванин ты вольный,
что в этой жизни тот человек,
кто никогда не идёт против воли
тех, кто плывёт по течению рек –
эти слова изрекла тётя Маша,
соседка, что слева была от меня,

– И всё же я не согласен, мамаша,
а что, если бросить вас в пламя огня,
вы б закричали: "Люди! На помощь!",
а люди бы мимо проплыли, ну что?" –
это спросил парень в кепочке, Рома,
но тётя Маша молчала и всё.

А что было ей говорить в это время,
Рома все точки расставил над "и"...
Поезд промчался мимо деревни
и растворился с шумом в ночи.