Прости меня, сынок

- Папка, не бей! Не бей, больно! Мама, помоги!

Душераздирающие вопли мальчугана резали душу. Соседка по дому Елена Михайловна мельком взглянула на часы. Почти полночь. Опять пьяный сосед Пашка сына воспитывает. Женщина накинула халат и поспешила выручать парнишку, как она это делала неоднократно. Полгода назад схоронили Верочку – мать Вовки и жену Павла.

Хорошая женщина была. Совсем рано Господь призвал её к себе: за месяц сгорела от рака. Полежала в районной больнице две недели, да и отпустили её врачи с Богом домой помирать.

Пашка любил свою Верочку больше жизни. Хорошая, красивая пара была. Она всегда весёлая: улыбка с лица не сходила. О таких, как она, говорят: светлый, солнечный человек. Это о Верочке, в самый раз, о ней.

Паша очень сына ждал. Верочку на руках носил. А уж когда родила Верочка, так Пашка всё село в вине и водке утопил. Сам он не пил тогда вовсе, разве что по праздникам. Руки золотые у парня: за что не возьмётся, всё в руках спорится. Он и Вовке сам такую кроватку смастерил, что хоть на выставку.

По селу с колясочкой шли, так краше и счастливей пары во всей округе не было. Паша одной рукой колясочку катил, а другой Верочкин стан обнимал, как будто боялся на шаг от себя отпустить. Эх, жизнь!

Елена Михайловна уже настойчиво стучала в дверь дома Павла, откуда всё ещё доносились жалобные крики Вовки.

Вовке было пять лет от роду. Хороший мальчишка. На Верочку очень походит. Соседи жалели мальчика, и помогал, кто чем мог. Что такое в 4,5 года без матери остаться. Пашка - то запил сильно со дня Верочкиных похорон.

Пока угасала Верочка, держался, как умел, всё уговаривал Верочку верить в исцеление, надежду в неё вселял.

Одному Богу известно, как бедный Пашка переживал всё это. Ох, и убивался он по ней, когда совсем угасла наша Верочка. Думали, умом мужик тронется. Днями на могиле у Верочки пропадал.

Возьмёт с собой бутылку, выпивает, да разговоры с Верочкой ведёт. Работу и вовсе забросил. Там понимали, что беда большая у мужика, да и руки его не заменимы были. Просто ждали, когда в себя Пашка придёт.

Мальчишку Вера Михайловна к себе забрала на время. Павел, казалось, и вовсе запамятовал, что сын у него маленький есть. Вовка не понимал тогда, что произошло. Сказали, что мамка уехала по делам, он и поверил.

Маленький совсем, обмануть мальца не сложно было. А вот как потом ответ держать? Тосковал он очень по матери. Верочка ведь такой хорошей матерью была: ласковая, заботливая. Ждал он её очень.

Сердце разрывалось у Елены Михайловны, когда видела мальчугана сидящим у окна: подберёт кулачками бородышку, а в глазах такая щенячья детская тоска.

Спустя две недели Пашка стал в себя приходить. Пришёл к Елене Михайловне за сыном. Извинялся, глаза отводил от стыда. Да какой там стыд: неужто не понимала соседка горя его горького.

Да только не смог Павел с бедой своей напрочь справиться. На работу вышел, по дому потихоньку дела стал налаживать. Вот только с работы, взял за правило, через «деревянный» ходить.

Так мужики называли сельский магазин, в котором души свои, огнём горящие после выпитого, реанимировали. А «деревянный» потому, что и впрямь, старой деревянной постройки магазин тот был.

Так и прилепилось к нему, с незапамятных времён, это незатейливое название. Женщины же, со своей стороны, забегаловку эту «бабьей слезой» прозвали. Сколько раз бедные бабы грозились продавщице Зинке забегаловку её спалить. А что Зинка? Зинка, как Зинка. Работает себе и не смеет в раздоры с мужиками вступать.

Да и к чему ей эти раздоры, коль выручка, вся почитай, за счёт горя бабьего и прибывает в кассу. Кому, как говорится, горе, а кому счастья море. Так вот Пашка и повадился через «деревянный» домой возвращаться.

Хорошо, когда придёт, да мирно спать ляжет. А если не добрал, то колобродило у него внутри. Вот и начинал он парнишку воспитывать. Сначала на словах, а потом и за ремень частенько браться стал.

Елена Михайловна не раз из его рук Вовку вырывала и к себе уводила. А мальчонка – то всё понимал. Недостаток материнской любви и участия, давали ему надежду на то, что скоро папка успокоится, перебродит и будут они опять самыми лучшими друзьями, и будет он – папка опять любить его, как прежде.

О том, что мама уже никогда не вернётся, мальчик знал. Ему, как могла, объяснила добрая Елена Михайлова, что маму забрали на небо, потому что она там очень нужна. А Вовка не понимал, почему её забрали у него.

Разве ему она нужна не больше, чем там, на небе. Елена Михайловна пробовала через Бога объяснить мальчику, что Богу нашему нужны хорошие, добрые люди там на небе. Ему одному трудно там всю работу выполнять, вот и забирает он к себе самых хороших и добрых людей.

Елена Михайловна объяснила Вовке, что мама видит и слышит его, что она всегда рядом и будет помогать ему во всём. И мальчик смирился. Он ясно понял, что маму он больше не увидит, но что она незримо присутствует рядом с ним. И когда ему было совсем плохо, часто он вслух разговаривал с ней и звал на помощь.

Вот и в этот раз, когда Пашка, придя с «деревянного» пьяным, начал воспитывать сына ремнём, Вовка кричал и звал на помощь маму, которая, как сказала Елена Михайловна, должна была обязательно помочь ему.

Елена Михайловна стучалась в дверь, но ей долго не открывали. Наконец, еле державшийся на ногах Пашка, с ремнём в руках, всё же отворил дверь. Его стеклянные и, ничего не соображающие глаза смотрели в упор на соседку. Елена Михайловна оттолкнула пьяного воспитателя и прошла в дом. В углу комнаты на полу сидел Вовка и горько плакал:

- Ты говорила мне, что мама будет помогать. Я звал её, я просил, чтобы она помогла, а она не захотела, она не слышит меня, она не помогает мне. Ты обманула меня! Она не видит меня, она не помогает мне!

Женщина прижала мальчика к себе, поцеловала в голову.

Она утирала слёзы, которые капали прямо на волосы Вовке и приговаривала нежно и ласково:

- Ну, что ты, хороший мой, мама услышала тебя, но она попросила меня прийти к тебе на помощь. Вот я и пришла. А как бы я узнала, если бы не мама? Она просила меня сказать, что любит тебя и обещала, что всё теперь будет хорошо.

- Правда? Ты не обманываешь меня? Вовка утирал с лица солёные горькие слёзы обиды, а Елена Михайловна в этот момент думала о том, как и , главное что она завтра скажет горе – отцу, чтобы положить конец этим издевательствам над ребёнком, и без того, с надломленной судьбой.

Она обдумает разговор с Пашкой, она выскажет ему всё, она пригрозит ему, что соберёт подписи от соседей и у него заберут сына в детский дом… Тут Елена Михайловна сама себя оборвала на глупой мысли о детском доме. Но пригрозить - это вариант. Может, опомнится, наконец.

Утром Елена Михайловна , первым делом, заглянула в спаленку, где уложила Вовку, отбитого у отца. Но мальчика на месте не было. Женщина выскочила в сад, заглянула в туалет. Нет нигде. Может домой побежал?

Так вряд ли: Пашка ещё дома. Она побежала к Пашке. Тот уже проспался и собирался на работу. Глаза не поднимал. Стыдно. Не всю совесть пропил, видать. Но мальчика дома тоже не было. Пашка, узнав, что сын куда-то пропал, занервничал. Он оделся и побежал в сторону кладбища, где уже несколько раз заставал сына.

Уже подойдя совсем близко, Павел увидел, сидящего у могилки Верочки, сына. Сердце защемило. Маленький Вовка одиноко сидел на том самом месте, где обычно сидел сам Павел. Мальчик что-то говорил. Павел подошёл ближе, но так, чтобы сын не мог его видеть. Вовка плакал и сквозь слёзы обращался к маме:

- Мамочка, я так скучаю по тебе. Я знаю, что ты видишь и слышишь меня. Спасибо тебе, что помогаешь мне. Ты не сердись на папку. Он хороший. Он просто тоже очень скучает по тебе. Ему тяжело без тебя.

Он водку пьёт, чтобы ему легче стало. Ты поговори с ним. Скажи, чтобы не пил и не бил меня. Я ведь папку тоже люблю. Нам так плохо без тебя, мамочка. Мальчик зарыдал, а Павел, услышав мольбы ребёнка , обращённые к матери, остолбенел.

Ему показалось, что он умер на какое – то мгновение, что его нет вовсе и что воскресать он не хочет таким, какой он есть – грубый и жестокий, бессердечный отец, отрёкшийся от единственного сына. Павел закрыл глаза, глубоко вздохнул и, не слыша себя, вслух произнёс:

- Господи, да что же я делаю?

Он произнёс это так громко, что маленький Вовка услышал и обернулся. Он увидел растерянное лицо отца, но что-то в нём было не так, как всегда. На мальчика смотрели любящие глаза дорогого человека, единственного и самого близкого. Вовка всматривался в это обновлённое лицо, глаза и понимал, что что-то явно происходит.

Молчание нарушил Павел. Он подошёл к сыну, сел с ним рядом и прижал его податливое тельце. Потом он притянул его к себе, посмотрел в грустные глаза сына и сказал так убедительно и, по мужски, твёрдо, что не мог Вовка не поверить этим словам:

- Ты прости меня, сынок. Я очень виноват перед тобой. Прости папку и поверь, что больше никогда папка пить не будет. Мама только что поругала меня за моё поведение. Она просила меня больше не пить, и я пообещал и ей, что всё будет у нас с тобой, сын, хорошо. Ты мне веришь?

- Папка, родной мой, верю, верю, я очень тебе верю!

Они сидели на могилке, обнявшись , ещё очень долго, а потом, так же, обнявшись, два близких и самых родных человека направились по направлению к дому. Но, вдруг, маленький Вовка остановился, как будто что-то забыл.
- Папка, я сейчас. Ты подожди меня. Я скоро.

Мальчик вернулся к могилке. Он подошёл и шёпотом, как будто, боясь быть кем то услышанным, произнёс:
- Мамочка, спасибо тебе. Теперь я точно знаю, что ты слышишь меня. Папка всё понял. Теперь всё у нас будет хорошо. Жаль только, что тебя нет с нами.