Истории Вальпургиевой ночи. Пропавший мальчик. Часть 2

Не прошло и получаса, как они снова встретились на улице. У каждого был велосипед и набольшая сумочка с продуктами. У Динки к багажнику был привязан тот же плед.

Проехав село, дети свернули на гравийную дорогу, идущую мимо соснового бора куда-то вдаль полей.
По гравийке ехать было не очень удобно из-за камешков, постоянно попадающих под колеса, отчего велосипеды взбрыкивали и норовили скинуть своих седоков. Кроме того, проезжающие, хотя и нечасто автомашины поднимали клубы густой пыли. Глеб, щурясь и чихая, опять начал ворчать:
- Что за дорога! Это не дорога, а мучение. Неужели нет никакой другой дороги?
- Есть, - сказал Димка. – Совсем грунтовая. Но по ней никто не ездит.
- Есть дорога, - подтвердила Динка. – Но мы по ней не поедем.
- А я поеду, - заупрямился Глеб.
- Не езди. Там, может, уже и проезда нет. Мы скоро и так доедем.
- Да пошли вы… И не нужны вы мне вовсе. Я один поеду на озеро, и купаться буду один, без вас. А вы отстаньте от меня!
- Не нужны? Ну и пожалуйста! Тогда и ты нам не нужен! – крикнул Димка.
Глеб изо всей силы нажал на педали и покатился вперёд.

- Постой, Глеб! Вернись, Глеб! Там Ивановка! Не езди туда, прости! – в спину ему звала Динка. Но он даже не обернулся.
Димка попытался догнать его, но уже через пару метров у него слетела цепь. Брат с сестрой остановились.

Просёлок, на который свернул Глеб, действительно оказался заброшенным и заросшим травой. Только две едва заметные параллельные тропинки, обозначавшие колеи, указывали на то, что здесь когда-то была дорога. И эта дорога шла на пригорок, который оказался довольно крутым. Вскоре мальчику пришлось слезть с велосипеда и повести его в руках. Он уже стал жалеть, что оставил ДД Коноплёвых внизу и уехал с надёжной гравийки. Но гордость, злость и даже досада на самого себя, не позволяли ему вернуться.
- Ну и пусть! Ну и всё равно! – шептал он про себя. – Вот доеду до озера первым и посмотрю, когда они доплетутся. Вот тогда я посмеюсь над ними!

Но косогор наконец-то кончился. Наверху открылось довольно большое ровное пространство, местами поросшее кустарником и деревьями. И ещё было видно, что когда-то здесь жили люди: кое-где стояли развалившиеся строения, обрушившиеся печные трубы, яркая зелень крапивных зарослей и широколистые груды репейника обозначали некогда бывшие здесь деревенские усадьбы.
А дорога неожиданно стала лучше: обочины расширились, на колеях появилась открытая и довольно гладкая и прочная сухая глина. Глеб снова оседлал велосипед и, уже приободрённый и повеселевший, покатил дальше. Он даже начал насвистывать какую-то популярную песенку.
Между тем погода начала меняться. Палящее из зенита августовское солнце стало таким назойливым, что уже не светило, а ослепляло. На далёком горизонте заметно потемнело, хотя было ещё непонятно: эта темень то ли от туч, то ли от зноя. В воздухе не было ни ветерка, ни движения, ни птичьих голосов, ни всегдашнего стрекотания кузнечиков. Стояла только одна тягостная звенящая тишина.

Глеб тоже почувствовал эту тишину, и ему стало не по себе. Он поехал быстрее, стремясь уехать подальше от этой непонятной Ивановки. И вот дорога начала немного соскальзывать вниз, и останки деревни исчезли за высокой травой. Мальчик вздохнул свободнее и расправил сгорбленные плечи. Сбоку от дороги показалась негустая рощица. Глеб решил, что доедет до неё, сойдёт с велика в тенёк, и попьёт тёткиного кваса.

Но приблизившись к роще, он вдруг с ужасом увидел под деревьями… кресты! Много-много деревянных, покосившихся от старости крестов. Глеб растерялся: он не знал, то ли ему повернуть назад, то ли поскорее проскочить и это зловещее место. Дорога уже заметно шла под уклон, велосипед вовсю катил по расширившейся колее, и парнишка решил ехать дальше.
Вдруг он заметил, что поперёк дороги лежит большая ветка. Ветка была старая, потерявшая кору, измытая дождями до белизны.
Глеб нажал на тормоз, собираясь выбраться из колеи и объехать ветку. Но тормоз не сработал. Руль тоже не желал слушаться слабых детских рук. Велосипед на большой скорости приблизился к препятствию и, наехав на него, встал на переднее колесо, скрутился по оси руля и завалился набок. Мальчик упал лицом на пыльную обочину. Уже лежавшего паренька ветка царапнула по обнажённой руке острым, как коготь, сучком. Несколько капель крови скатились на сухую землю…

Глеб отплёвываясь от пыли и постанывая медленно поднялся. Оглянулся на проклятую ветку, и вдруг… вдруг ему показалось, что на земле лежит не ветка, а высохшая до кости длинная рука с тонкими растопыренными пальцами! В панике он отвернулся и наткнулся взглядом на ограду кладбища. На длинной жердине, кривоватой, потемневшей и растрескавшейся от времени, сидел рядок чёрных печальных птиц. Чуть в стороне сидела ещё одна, самая здоровенная ворона. Глаза её были закрыты.

Глеб прикрыл рот обеими руками, чтобы не закричать и не спугнуть своих страшных соседей. Он лихорадочно думал, что всё это значит и что же делать дальше. Внезапно в голову полезла всякая чушь о ведьмах, о мертвецах, о переселении душ – всё, что он когда-то читал, слышал или видел по телевизору. «- Мистика. Не может быть. Это не может случиться со мной», - думал он. Мальчик пересчитал ворон: двенадцать! Уже лучше. А какой сегодня день? Пятница! О-о-о… Но число-то – двенадцатое, значит, сегодня всё будет хорошо! Он попятился назад и наткнулся ногой на велосипед. Жалобно брякнул звонок…
Большая ворона открыла глаза, повернула голову и немигающе уставилась на Глеба. Её крылья распахнулись, клюв поднялся вверх, словно птица собиралась что-то крикнуть и спрыгнуть с жердины.

Крик раздался. Слабый, далёкий, детский:
- Гле-е-еб! А-у-у-у!
Глеб подхватил велосипед и, уже не глядя на птиц, помчался вниз по косогору, на ходу запрыгнув в седло. Сзади прогремел раскат сухой грозы.

Внизу, на гравийке его ждали Димка и Динка. Брат держал оба велосипеда, сестра
поднималась наверх, навстречу Глебу, пробираясь сквозь высокое разнотравье.
- Мы уж подумали, с тобой что-то случилось, - сказала девочка. – Кричим-кричим, а ты не отзываешься.
- Не слышал, - отмахнулся Глеб. Он был бледен, по всему телу катился липкий пот.
- А что там, видел? Есть что-нибудь? – Димка мотнул головой наверх и устремил на Глеба светлый взгляд.
- Не, всё, как везде… Ну, далеко ещё до озера? Поехали!

Озеро и в самом деле оказалось замечательное. Дети накупались и наигрались всласть, наелись сладкой земляники, а Динка нарвала большущий букет полевых цветов. Вечером, едва солнце коснулось макушек корабельных сосен на дальней стороне озера, они поехали домой в Новоивановку.
Возвращались они по гравийке, вместе, дружно, будто бы и не спорили всё утро.

А грозовые тучи всё же собрались и споро окружили всё небо. Едва Глеб поставил велосипед в сарай и вошёл в дом тёти Гали, хлынул ливень. Обычный летний ливень с молниями и с громом. В такую погоду даже в доме делать особо ничего и не хочется, зато спится вообще даже замечательно. Вот и женщина с мальчиком недолго засиделись после ужина, а вскоре разошли по своим кроватям, и погрузились в сон.

Среди ночи Глеб проснулся от привидевшегося ему сна. Ему снилось, что идёт он с мамой и папой по людной, ярко освещённой солнцем улице города. И вдруг из узкого, тёмного провала бокового переулка кто-то позвал его по имени. Папа и мама со смехом подтолкнули его: иди мол, туда, ты нам больше не нужен. Глеб понимал, что это только шутка, но решил подыграть им. И вошёл в тишину и сумрак переулка. Переулок был недлинным. В конце его стояла женская фигура в бесформенном чёрном одеянии. Лицо женщины было неподвижным, странного серого цвета. Серыми были и губы, и брови, и выбивающиеся из капюшона волосы. На лице выделялись только глаза, горевшие, словно два уголька из-под пепельного цвета век. И это женщина без слов, без единого движения, каким-то необъяснимым образом звала его к себе. Глеб вдруг узнал её – это же та женщина из автобуса, в котором он приехал в Новоивановку. Его вдруг охватил сильный страх. Он понял, что женщина пришла, чтобы причинить ему зло. Он попытался повернуться и убежать назад, на светлую улицу к маме и папе. Но женщина вытянула руки в стороны, коснулась стен тёмных домов и начала стучать по ним костяшками пальцев: тук-тук, тук-тук, тук-тук… После первого же стука Глеб внезапно осознал, что светлая улица для него уже не существует и спасения больше нет.

Мальчик открыл глаза и резко сел на постели. Его сердце бешено колотилось. В комнате было темно, только от квадрата окна на полу лежал фиолетово-серый блик. А за окном сидела громадная чёрная птица и стучала клювом в стекло: тук-тук, тук-тук, тук-тук…

Глеб встал. Ему хотелось крикнуть, позвать на помощь. Но в горле пересохло до рези, до потери голоса. Он хотел бежать в комнату к тёте Гале, но кровь во всём теле стала тяжелее ртути. Голова птицы за стеклом странно вытянулась, и показалось лицо. Нет, не лицо, потому что в нём не было ничего человеческого. Это была личина, ужасная, отвратительная, пародия на лицо.

Стук прекратился, но страшное существо стало непостижимым образом «звать» к себе Глеба. И он был не в силах противиться этому зову. Окаменевшими ногами Глеб сделал два шага вперёд и открыл шпингалет окна. Тот час же в комнату ворвался холодный, совсем не летний ветер, дождь и ещё что-то неодолимое и неизбежное. Сверкнула молния, ударил гром - и Глеба не стало…

На ограде заброшенного деревенского кладбища сидела стайка ворон. Двенадцать нахохлившихся печальных птиц. Казалось, они спали. Ещё одна птица, похожая не на ворону, а скорее всего на доисторическое летающее чудовище: большая, чёрная, с мощным клювом и длинными загнутыми когтями, сидела чуть поодаль. Она явно не спала а, казалось, чего-то выжидала.

Раннее летнее солнце выкатилось из-за дальней горы и осветило макушки берёз и тополей, росших на кладбище. Тогда чёрная птица спрыгнула со старой жердины ограды. Едва коснувшись земли, она превратилась в толстую старуху в бесформенном чёрном одеянии. Дьявольская усмешка исказила серое морщинистое лицо. Опираясь на кривую клюку, она бодро засеменила по заросшей травой заброшенной дороге.

Ведьма вернулась в мир людей. Вернулась, чтобы с ещё большей злобой и коварством творить беду и горе. Посмеет ли кто-нибудь остановить её?