Вакум

Эльза Железняк

Ветеранам, пережившим войну,
ПОСВЯЩАЕТСЯ


Аввакум со своей женой Миной шли домой от остановки неспешной походкой. Они возвращались с парада Победы, проводившийся каждый год в парке Славы у Вечного огня у могилы Неизвестного солдата, как в каждом населённом пункте в этот майский день. После того, как ветераны войны торжественно прошли колонной перед началом митинга, стоящим в первом ряду, пионеры повязали красные галстуки. И каждому ветерану вручили по букету весенних цветов. Потом был произведён салют из пушек, и всех желающих пригласили на фронтовой обед. Знамо дело были положенные сто грамм ну, а кто хотел больше, для этой цели принёс с собой целую бутылку водки. Аввакум выпил стопку водки и от повторной хотел отказаться, но уговорили, выпил, а там и третью. Последнее время с ним ходит жена, и этот надзиратель теперь не даст выпить лишней капли. Чего греха таить, в какой – то степени правильно поступает, так как есть за Аввакумом один недостаток: водочка развязывает ему язык, и он бывает, в самом неподходящем месте, может устроить «митинг». Пользы Аввакуму от этого никакой скорее вред, и народ потом насмехается. О последствиях, конечно, сожалеет, но прикусить себе язык во время он не в состоянии, если тот отвязался. Было уже столько неприятностей через его неуёмное стремление к правде, которую мог высказать, только находясь в состоянии приличного подпития. Приезжала милиция, забирала его в отделение где проводилась с ним профилактическая беседа о том, что он нарушает покой граждан, а это непорядок. Бить не били, но стращали крепко. И как-то чуть даже не посадили на пятнадцать суток за оскорбление не то следователя, не то дознавателя с лейтенантскими погонами, спросившего Аввакума, за что дед не любит советскую власть?

- Ах ты, щенок, да ты ещё в пелёнки не ссал, когда я за неё пошёл жизнь отдавать! – Вскинулся Аввакум. – Как это я не люблю? А это ты видел?- Рванул рубаху, и пуговицы, как от выстрела разлетелись в разные стороны, обнажил грудь с рваными рубцами от ран.- А это ты видел? Ты думаешь, что это я себе гвоздём дырок понаделал?- Наклонил голову и показывая ещё один шрам от осколка.- Осколок там сидит, на память оставили, а ты ещё мне и тычешь?! Сопля!- Зычный его голос раздавался на весь райотдел.

Еле успокоили разошедшегося фронтовика, но штраф всё же выписали за оскорбление представителя власти с последним предупреждением. И после этого случая Мина пригрозила, что лишит себя жизни, так как такого стыда не перенесёт, чтобы арестанту передачи возить. И пусть он потом живёт, как хочет. Детей хотя бы пожалел, куда они потом смогут устроиться, когда их отец будет зека? А она такая… слова лишнего порою не скажет, а тут пригрозилась, было над чем задуматься.


Весеннее солнце начинало уже припекать по - летнему, и Аввакум расстегнул свой пиджак с навешанными на нём с десятком полтора орденов и медалей. У жены их намного меньше, раза в три, но если посчитать хорошо, то каждая её награда будет стоить его трёх. Сравнить, да вот хотя бы взять, медаль «За отвагу», данную солдату и молоденькой санинструкторше, которая зачастую под пулями находилась на поле боя. А допустимо ли это? Мужику как бы и положено Родину защищать, а дело баб - рожать детей. Не должна быть для них такая доля тяжкая. Вон, впереди их вышагивает девчонка в туфлях на высоком каблуке, юбчонка выше колен, а под юбкой упругие шарики ягодиц плавно перекатываются при ходьбе, блузочка, поди, натянута на грудях, вон как в обтяжку, без единой складочки на спине. За собою сколько раз при встрече замечал, непременно в это самое место глаза сами пялятся, в надежде, что пуговичка расстегнется. А округлость ягодиц в юбке-обтяжке так и туманят взор, магнитом к себе манят. Девки, как будто не понимают, что парней и мужиков смущают, в грех вводят. А им, этим молоденьким всё равно, модничают себе. И вот хотя бы взять эту, что она знает про войну, стучит счастливая своими гвоздиками по асфальту и хорошо, что не знает, и хорошо, что счастливая. И пусть каблучками выстукивает марш, и пусть кофты и юбки носят не так как в дни его молодости, время другое не то, что было у них до войны. И перед его глазами вдруг возникла картина первой встречи с Миной…

… Аввакум, которому недавно стукнуло двадцать два года, неженатый сноносного вида парень, только что подъехал к своему полю, как из соседнего лесочка донеслись женские голоса и на опушку вышли с пяток девушек. Девушку от женщины в селе сразу можно отличить по одежде, по тому, как косу носит: вокруг головы закручивает или в вдоль спины змеится, а также как, косынку повязывает на голове. Для опытного глаза столько приметок разных, что оплошать может сделать только совсем глупый человек. Аввакум присматривался к подходящей стайке щебетух, среди которых выделялась одна молчаливостью, да и на личность была как бы не из здешних. Подошедшие девчата весело обсуждали какую-то очередную деревенскую новость, а Аввакум не мог отвести взгляд от незнакомки, заметив, что её рассматривает парень, девушку, словно кипятком обдало. И в это время хулиганистый порыв ветра подхватил лёгкие подолы ситцевых сарафанов девчат и стал ими играть, обнажая колени хохотушек, дружно верещащих над проделками шалуна. Свободной рукой, захватывая полы сарафанов, старались прикрыть ноги перед стоящим невдалеке парнем.

- Авак, что стоишь, рот раскрыл, кузнечик залетит! - Крикнула со смехом одна из озорниц.
- Да вот хочу узнать, много ли костяники набрали или только хохотали весь день? - Ответно вопросил Аввакум.
- Ягоды много, по корзинке набрали, а вот гостья наша даже умудрилась и в бидончик из-под воды набрать, такая расторопная.
- Так видать не ела, собирая ягоды, как вы, вот и набрала больше, таких скорых на дело и замуж скорее разбирают. – Окончательно смутил незнакомую девушку Аввакум.
- Ты на Мину не заглядывайся, она ужо, поди, просватана! – Блестя зубами, брызнули смехом хохотушки.- Опоздал ты паря, из нас кого выбирай!
- А вот её и выберу! - Чем окончательно привёл незнакомку в полное смущение. – Ну что, красавица, пойдёшь за меня?

И тут девушка неожиданно вскинула голову и с горящим румянцем на щеках неожиданно звонко ответила:

- А от чего же не пойти, только вот я не из таковских, что бы за первого встречного пошла, а вдруг ты лентяй аль какой другой в тебе изъян!
- А ты своих товарок поспрашай, они тебе всю подноготную выложат, чего и не знают, придумают! – Под новый взрыв девчачьего смеха проговорил подбоченясь, Аввакум.


Эта их первая встреча не стала последней, а осенью поехал Аввакум с отцом-матерью и крёстным в соседнюю деревню свататься к Мининым родителям. После недолгого торга между сватами, вынесла смущенная девица буханку хлеба и рушники с собственной вышивкой, повязала сватов. И свадьба была на славу и невеста статью не подкачала: тело было хоть куда: груди тугие, не обвислые, не с детский кулачок. И вдруг воспоминания оборвались от резкого толчка жениным локтем в бок:

- Ты что старый пень, пялишься куда тебе не следует! – Услышал он негромкое шипение жены. – Седина в бороду, а бес в ребро! Стыдись, народ идет, здоровается, а ты как заснул глазами на девьчачьем заду.

-Каком заду?- Не сразу понял Аввакум. – И чего это я – то, старый пень? - Насмешливо протянул муж - Мне всего только и того, что стукнул полтинник. Пеееень. - Обиделся вдруг он. - Иду вот и вспоминаю, как мы с тобою встретились самый первый раз. Ты ж такой недотрогой была, я только после свадьбы потрогал твои груди. – Ответил подвыпивший Аввакум. - У этих, нонешных всё на виду, чего там смотреть? Прыщи одни, а вот у тебя были груди так груди! – Снова ударился муж в восторги.

- Тише ты, чего мелешь? Домой придём, расскажешь мне, какие у меня были груди, а соседям оно ни к чему знать.


Напрасно сказала о том, что он дома расскажет, только раззадорит этими словами мужа, еле заметно вздохнула женщина. С вечера и лестницу к соседям в малинник спрятала, ту, что у дома стояла на чердак лазать. Место для схованки присмотрела заранее, хорошо, что заборчик невысокий, а что она там, никто не догадается - соседям сквозь густой малинник не узреть и мужу не вздумается там искать. Стационарную лестницу из железа старший сын к осени приедет и сварит, пока материал нужный докупают.

- Да ладно, Вакум, не серчай, смотрю, у тебя взгляд стеклянный, думаю, куда это ты вылупился, а ты на Стешкины принады уставился и молчишь. – Успокаивающе произнесла Мина. – Сейчас придём чайку с тобой попьём, с пряниками. Вчера купила, свеженькие. – Ворковала жена.

Но у того рождалась новая тема для импровизированного митинга, он начинал прокручивать её в голове. Это всегда так получалось, сначала он размышлял о засевшей в мозгу мысли, а потом она обрастала новыми, они начинали тесниться и искать выход. Аввакум взбирался на крышу, затаскивал следом лестницу и громким голосом оповещал окрестности, что митинг начался, и все желающие услышать, о чём он думает, могут без опаски подходить поближе, чтобы принять активное участие.

Они ещё только подходили к дому, как услышали заливистый лай Абрека, почуявшего своих хозяев. Он не любил, когда они уходили надолго со двора, ему было скучно без них, хоть и отвязывали собаку, но цепь не пряник, к ней не привыкнешь.

- Ну что, Абрек, заждался нас! Сейчас, сейчас - хозяин стал освобождать свои плечи от лап любимца. - Ну, всё, всё идём привязываться.

И пока Мина открывала дом, он пристегнул к ошейнику овчарки карабин цепи и машинально взглянул на стену, лестницы не было. Интересно, куда же она делась, промелькнула мысль. Он поискал глазами, но лестницы не нашёл - не иголка, а не видать нигде. В недоумении вошёл следом за женою в дом.

- Слышь, мать, а лестницы – то на месте нет, куда же она могла деться? Взять никто не мог, Абрек не подпустил бы.

- А я её на куски вчера попилила, чтобы ты не лезь сегодня и не устраивал позорище на всю округу. Хорошо, что дети с нами не живут и не видят всего того, что ты вытворяешь, стыда не оберешься. – Не утерпела Мина, чтобы лишний раз не напомнить мужу о том, что силы её иссякли в борьбе за его свободу. – У всех мужья, как мужья, а у меня лектор из области! – выговаривая всё своё недовольство, накипевшее за годы совместной жизни. - Я тебе клянусь вот перед богом, - она повернула голову к висящей в углу иконе и перекрестилась. - Терпеть больше не буду, руки на себя наложу, тогда живи сам и делай, что тебе вздумается.

- Да ты что, в самом деле, ошалела, такое городишь? - Примиряюще, с испугом в душе, протянул Аввакум, погладив жену по плечу.
- Ошалела или нет, но ты так и знай, ты на крышу – я в петлю!


Взглянула на мужа с полной решимостью исполнить обещанное, отошла к столу, включила электроплитку, и поставила чайник. Глубоко вздохнула переведя дыхание, подняла крышку и посмотрела, сколько в нём воды. Воду не нужно было доливать, как раз хватит на две чашки. Хорошее дело такая плитка, на ней готовилось намного быстрее, чем на керогазе, посуда не в копоти, и руки керосином не пахнут.

- Иди, Вакум, переоденься, а я к чаю стол приготовлю и тоже переоденусь, пока закипит. - Негромко проговорила Мина, накрывая на стол. – И какое ставить варенье? Кажись, вишнёвое закончилось, нужно в погреб слазить.

- Какое варенье спрашиваешь, а какая разница? Какое есть, такое и ставь.


Переехав из ягодного края в этот город, где было обилие фруктов, Мина заготавливала по рецептам соседок всевозможные варенья, даже пробовала совсем несуразные по мнению Аввакума - из помидор и зелёных грецких орехов, которые особым способом замачивались в извести, промывались и варились с сахаром. Помидорное ещё как – то можно было кушать, а вот ореховое было на вид страшное, а на вкус приторно-сладкое и он от них категорически отказался.

Аввакум, переодевшись в баевую яркую клетку рубашку, вошёл в кухню.

- Ну что там с чаем?

Мина, пока грелся чайник, переоделась в домашнее платье, взглянула на мужа, снова вздохнула, а он ещё ничего, смотрится! Какие всё же плечи широкие и мускулы на руках и грудь крепкая, не дрябло обвисают, как у старой бабы. Заглядевшись на мужа, она старалась только по одним ей известным признакам увидеть приближение той минуты, которую всегда опасалась. Может быть, она зря всё приготовила для спектакля и на этот раз минётся.

А подготовилась к этому дню Мина основательно. Помогла соседка советом, живущая через три дома от них. Они с нею детально обсудили каждую мелочь, и как бы сказали сведущие люди, разработали подробный сценарий. По плану, оставшуюся после Пасхи красную краску, налить в пузырёчек из - под пенициллина и спрятать в сарай. Большой кусок старой верёвки подтереть в нескольких местах. Действовать скрытно, чтобы комар носа не подточил. Мина так и сделала, в нескольких местах потёрла кусок старой верёвки, затем намотав на согнутую в локте руку, завязала оставшимся концом петлю, спрятала за стенку большого угольного ящика. Отыскала гвоздь, приготовила молоток, прикрыв его ветошью. Это был самый дерзкий план по отбиванию охоты к ораторскому делу. И в случае очередного митинга, так, что бы навсегда отбить охоту митинговать. Она очень переживала за мужа, которого едва не посадили в тюрьму и не упрятали в психушку. И в который раз облилось кровью её сердце в страхе за судьбу мужа, с которым сроднилась душой и телом.

Чаепитие прошло тихо и мирно и, убрав со стола и помыв посуду, Мина решила, что им нужно после мероприятия прилечь отдохнуть, как - никак, рано встали и натолклись, а завтра на работу обоим. Тот согласился, и пошёл к своему любимому диванчику, а Мина прилегла на кровать, предварительно накрыв марселевым покрывалом, и не заметила, как подкравшаяся усталость смежила глаза. Провалившись в сон, настороженное ухо всё же уловило, как муж скрипнул пружинами дивана, и ступая, чтобы не скрипнуть ещё половицами, тихо вышел на веранду. Но особого значения не придала, мало ли, может он в туалет пошёл. Но сразу очнулась, когда услышала раскатистый бас мужа, доносившийся с крыши: долгожданный соседями митинг начался. Ну что же, значит, нужно приводить задуманный план в действие. Она встала, достала тетрадь, карандаш, и села к столу, написала записку, оставила на столе. Подошла к иконе, перекрестилась:

- Господи,- громко проговорила вслух - помоги мне, не осуди, ты же видишь, не во вред, а только на пользу ему же хочу, мужу венчанному.

Вздохнула, ещё раз перекрестилась, поправила на голове косынку, быстрым шагом подошла к двери, рывком открыла и вышла во двор. Собака подскочила к ней, звеня цепью, прыгая, пытаясь лизнуть в лицо. Мина посмотрела на чердак, дверь была распахнута, в голове зароились мысли, как же он взобрался на крышу? Мина не учла сообразительность бывшего командира взвода разведчиков. В бесплодных поисках лестницы, он вспомнил, что в гараже лежит кошка с тугими крючьями и прочной верёвкой. Когда копали колодец, ею было удобно вытаскивать наверх корзину с грунтом. Закинув кошку в открытую дверь чердака, Аввакум, поднатужившись, взобрался и по обычаю своему, втянул за собою и верёвку, хотя по верёвке вряд ли бы кто залез, если бы и захотел, но бережённого и бог бережёт.

- И вы думаете, что властям есть до нас дела? Как бы не так! Нам тычут под нос про худое житьё негров в Америке, что они там живут в гетто, что они голодные и бесправные. А скажите мне, разве мы не в гетто живём? Да мы живём хуже американских и африканских негров вместе взятых! К автобусной остановке нужно минут двадцать идти, телефона рядом нет. Самый близкий автомат в полукилометре от квартала. Куда это годится! И случись, какая беда, вызвать скорую или пожар не дай бог - хоть в рельсу бей. А автобусную линию когда к нам подведут? – Бушевал Аввакум. – Бабы, вон, руки себе оторвали сумками с покупками. Водопровод и свет сами протянули, сами и улицу умостили. За что же так нас власть не любит, что ей нет до нас никакого дела? За что мы воевали? Нужно писать письмо всем народом и отослать наверх! – Всё более распалялся бывший фронтовик от вопиющей несправедливости.

- Аввакум, прощай! – Прокричала ему Мина и когда он на секунду повернул голову в её сторону, поясно поклонилась. – Прощай!— Повернулась, и на этот раз без дальнейших уговоров, пошла к сараю и скрылась за приоткрытою дверью.


Такая тактика жены несколько обескуражила оратора. Он на какое – то время смолк, своим поклоном Мина скомкала весь его запал. В это момент его чуткое ухо уловило какой – то стук, доносившийся из сарая. Он не мог понять, в чём там дело и этот стук стал зарождать в душе неясную тревогу, но продолжил начатую тему про дядю Сэма, про борьбу чернокожего населения за свои права и за права советских граждан. Затем стук внезапно стих, но жена не вышла из сарая. «Что там ей делать в такой праздничный день?», пронеслась мысль в голове оратора, между другими, рождёнными глобальной темой о правах человечества. Ему было непонятно, чего там можно так долго копаться. Всё большее беспокойство охватывало его грудь и усиленно сжимало душу. Неожиданно услышал глухой вскрик, сопровождавшийся одновременно с грохотом чего – то.

- Минааа, ты чего там? - Прокричал Аввакум, но ответ не последовал.

С бьющимся сердцем он подошёл к дверце на горище, проверил, как зацеплена кошка и по верёвке быстро спустился на землю, опрометью кинулся к сараю. Предчувствие его не обмануло, с оборванной верёвкой на шее, жена лежала спиною на перевёрнутой табуретке, головою касаясь бетонного пола, и хрипела. Не помня себя, Аввакум подскочил к Мине, приподнял её голову, кровь тоненькой струйкой сочилась из уголка рта. Трясущимися руками растянул петлю на шее жены всё это время, не переставая взывать к ней, тряся за плечи, приводя в сознание.

- Минушка, родная моя, да как же это так, да что же ты удумала?
Мина приоткрыла глаза и мутным взглядом упёрлась в открытую дверь сарая. И тут впервые за всю свою жизнь Аввакум заплакал:

- Минушка, не умирай, клянусь, век больше такого не повторю. Под замок себя сажать буду! Родимая моя, не оставляй меня, как же я без тебя буду жить, ведь окромя тебя я никого на свете не любил!

Он встал с колен и рывком поднял отяжелевшее тело жены, и тут её стошнило. Аввакум ловким движением перевернул жену лицом вниз, чтобы та не захлебнулась рвотной массой. Так санинструктор, Дуся после контузии Сёмку Смельца переворачивала. - Аввакум понёс её в дом. – Мина, сейчас, сейчас, - бормотал он, не зная, что предпринять.

У Мины невыносимо в этот миг болела голова, её тошнило, но лёжа на руках мужа, с закрытыми глазами радостно думала, чтобы услышать от мужа слова любви через двадцать семь лет, ради этого стоило жить. Аввакум бережно положил свою драгаценную ношу на диван в веранде, и заметался, растерявшись, что же делать дальше.

- Вакум, - слабым голосом произнесла Мина, - подай вон тот полотенчик, и бутылку с уксусом, я виски протру, а то голова раскалывается.

Это было верное лекарственное средство. Как же он сам не догадался. Он схватил полотенце, и присев на корточки перед кухонным столом в поисках нужной бутылки. Наконец увидел на бутылке этикетку «Уксус» и, смочив добрый кусок ткани, подал жене, распространяя острый кислый запах по комнате. Сел к столу и смотрел, как жена трёт виски, лоб, шею и чувствовал как озноб, охвативший его при виде бесчувственного тела жены, понемногу уходит, но страх потерять её не переставал терзать.

- Что же это я сижу? – Заволновался он. – Я сейчас съезжу скорую вызову. Надо думать, что у тебя сотрясение мозга.

- Какую скорую, Вакум? Ты выпивший. Сиди дома, не нужно никуда ехать.- Всё ещё слабым голосом запротестовала Мина.

- Я на велосипеде, туда и назад. Не переживай, быстренько смотаюсь. Ты пока тут побудь. Сейчас я тебе водички стакан поставлю.

- Вакум, ты лучше тазик поставь, тошнит меня, - попросила его жена.

После долгих раздумий Аввакум принял единственно правильное решение: при всём своём желании ни капли спиртного в рот. Он избрал другую тактику для достижения конкретных целей: начал писать письма с жалобами на районное и городское начальство. В них излагалось очередное бездействие в отношении нужд народа, и рассылал в разные важные вышестоящие инстанции. Этот метод оказался намного действеннее, чем митинги, едва не стоившие ему его счастья в жизни, как его грудастая Мина


К осени власти города удлинили автобусный маршрут номер десять, и стало намного удобнее. В довершении всего, на углу квартала возле общих почтовых ящиков, установили телефонную будку. И только через много - много лет, жители квартала сами провели телефонную линию и проложили канализацию. Но это было уже после смерти Аввакума.