Старый колодец

В это лето я еще не умел читать. Мир лежал передо мной сплошной загадкой, полный нерасшифрованных символов. Это было последнее лето перед поступлением в школу.
Мы сидели за чаем, и мама сказала озабоченным голосом: «Надо срочно спасать его от города». Она значительно посмотрела на папу, папу взглянул на меня, а я растерянно уткнулся в свою чашку.
Я знал, что маленькие кружочки на карте в папином кабинете называются городами. Но я уже имел небольшой опыт и научился подозревать многозначность вещей и понятий. Например, маму по-домашнему звали Алечкой, а на работе – Алиной Петровной. Для папы она была то царь-девица, то «голубая мечта холостяка», а иногда просто пампушка.
В сказках обычно спасали от чудовищ. И я представил себе зеленоглазого крылатого змея с железными когтями и перьями, от которого меня нужно срочно спасти. Потом я попытался ответить на вопрос, почему этот змей вдруг заинтересовался мальчиком семи лет, который еще иногда просыпается мокрым и не умеет быстро завязывать шнурки на ботинках. По всему выходило, что в мальчиках он совершенно не разбирается.

«Спасать» меня привезли в маленький пригородный поселок, какое-то Лыково или Луково, к бабушке, которую я до сей поры совсем не знал.
По утрам и по вечерам она одинаково сидела в длинной белой рубашке и, зевая, расчесывала седые волосы. Я же вечером был всегда грязным и бодрым, а утром чистым и сонным. Оттого, что бабушка при этом ничуть не менялась, мне казалось, что она по ночам не спит. Так и сидит, прореживая пластмассовым гребешком и без того редкие волосы, а в полнолуние уходит из дома и бродит по поселку. Инстинктивно я стал сторониться ее, как существо иной природы.
Днем она раскладывала везде разноцветные клубки ниток, а потом сосредоточенно их искала, сдвинув на лоб очки. Иногда в игру включался ее кот, гроза соседских кур, когда он отлеживался в доме после неудачного набега на курятник. На меня кот посматривал презрительно и котлет за обедом не выпрашивал.
Неподалеку от дома раскинулся старый запущенный сад. Для бабушки он был местом, где дети могли запросто заблудиться и подхватить простуду, такой он был огромный, заросший и сырой. Поэтому она приводила меня гулять на самый солнечный участок сада, возле старых некрашеных скамеек, и не разрешала забираться в заросли.
В друзья она определила мне соседскую девочку, красивую и нарядную, как кукла из дорогого магазина. При бабушке «кукла» нежно мне улыбалась, но стоило старушке куда-нибудь отлучиться, как она начинала бросать мне в глаза песок и обзывать гадкими словами. Наверно, с тех пор я не доверяю красивым женщинам.
Самыми счастливыми для меня были дни, когда «кукла» по каким-то причинам оставалась дома, а бабушка спокойно дремала на скамейке. Тогда я потихоньку углублялся в сад.
Городской домашний мальчик, я нисколько не боялся густых, угрожающе нависших ветвей, сплетавшихся над головой подобно шатру шамаханской царицы. В книжке, которую бабушка иногда читала мне в назидание, у этой царицы имелась скверная привычка приглашать всех в свое полотняное жилище: что она там делала со своими гостями, мне было непонятно, но наверняка что-то отвратительное. Они потом выходили оттуда непохожими на самих себя. К бабе-яге я уже давно относился, как к безобидной старушке. Она просто «играла» с прохожими, а на самом деле помогала им. Но шамаханская царица, по моим понятиям, была настоящим злом.
В этом саду я не ощущал бега времени. Вот когда мама водила меня в луна-парк, мне казалось, что только прокатишься на одной карусели или немного подурачишься в комнате смеха, как уже пора домой – обедать. В старом саду время замирало и не двигалось. Я успевал обойти все разведанные мною уголки, посидеть в хижине, кем-то построенной неизвестно когда, а бабушка все также клевала носом на скамейке, и ее маленькие часики еще не говорили «пора».
Но самое загадочное в этом саду было то, что здесь я ни разу не видел птиц. Ни нахальных галок, ни вездесущих воробьев. Тишина здесь стояла немыслимая.
По краям сада, вдоль забора встречались одичавшие кусты малины и смородины. Ягод с них я никогда не ел, какая-то почерпнутая из сказок осторожность меня останавливала. Можно ведь и козленочком стать или еще похуже. Хотя мне здесь как будто ничего ни угрожало, но я всегда чувствовал, что когда-нибудь сад покажет мне свою темную сторону.

В тот день бабушкин кот явился домой на трех лапах. Бабушка сделала ему тугую повязку на раненую конечность. Он разлегся на диване и невыносимо капризничал: пытался сорвать бинты зубами, шипел и отвратительно мяукал. Бабушка трепетно его успокаивала. Я уже испугался, что сегодня наша прогулка не состоится. К тому же на улице буйствовал сильный ветер, но когда мы подошли к саду, он моментально утих. Бабушка, как всегда, забылась на скамейке сном, который незамедлительно посещал ее здесь, в отличие от привычной домашней бессонницы.
Я отправился на очередную вылазку по непроходимым джунглям первозданного сада. Неподалеку от хижины, среди зарослей гигантских лопухов мне открылся заброшенный колодец. Он был не закрыт, и моя палка, которой я сбивал пушистые головки одуванчиков, отправилась в его бездонные недра. Я присел на корточки, затаив дыхание. Потом лег, ощущая животом полусгнившие остатки сруба. Разведя руками переплетенные стебли каких-то колючих и очень жестких трав, склонился над темным квадратом, похожим на дверь, уходящую в глубь земли. Оттуда пахнуло холодом и перестоявшим квасом. Тьма внутри казалась непроницаемой.
Я глядел безотрывно. Так смотрят в глубины пропасти, в неистовую толщу водопада, в отверстую могилу. Откуда-то издалека, словно за тридевять земель, из той жизни, доносился озабоченный бабушкин голос: «Сережа! Ты где?» Я должен был откликнуться, но промолчал, потому что старый колодец тоже позвал меня. Позвал властно, ломая природные инстинкты самосохранения. Такой зов слышат даже трезвые и здравомыслящие люди, стоя на вершине обрыва, крыше высотного дома, на балконе, у глубокого омута. Темный квадрат был ловушкой, подобной шатру шамаханской царицы, а я наклонялся все ниже, почти проваливаясь в сырую бездонную яму.

Вдруг кто-то грубо дернул меня за ноги, и я вернулся назад, в этот мир. Конечно, рядом суетилась «кукла», она неистово верещала, что нашла беглеца, и что он дерется. Я увидел лицо моей бабушки, прекрасное лицо, освещенное солнцем и радостью, потому что ее мальчик пропадал и нашелся. Что-то подобное, кажется, уже было в той давней притче о блудном сыне?

Мы вернулись домой, и драный рыжий котище, не дававший покоя никакой мелкой живности в поселке, буквально купался в лучах нашей любви и заботливого внимания. Вечером бабушка, как всегда, долго расчесывала волосы, но теперь я знал, что ночью она будет спокойно спать в своей постели, а не сидеть на дереве, как престарелая русалка. Все страхи и домыслы остались за чертой этого дня, в темном квадрате старого колодца.