Страх

Мое поколение, поколение родителей и бабушек-дедушек постоянно боится. Я говорю не о торговках-скандалистках, и не про тех, за чьи деньги перед ними стелятся, а про обычных людей. Чего мы боимся? Того, что накричит врач, продавец, чиновник из ЖЭО, милиционер… Спина реально покрывается мурашками, язык прилипает к небу, глаза сами собой опускаются вместе с виноватой головушкой: простите меня, тетенька врач, я больше не буду болеть!
 
Мамина соседка, тетя Зоя, 60 лет отроду, любит пожаловаться на жизнь. И поясница у нее болит, и начальник сволочь, и огород сохнет на корню – теперь она закроет не 100 банок огурцов, а всего лишь 95, и вся семья вымрет с голоду… Зная ее, мы только посмеиваемся. Глядя из окна, как соседка расправляется с огородом, мой отец лишь удивленно покряхтывает, мама испытывает легкий шок, когда соседка играючись тащит сумки с продуктовой базы. Они столько на машине привозят… До сих пор пашет на хлебозаводе в любую смену. А насчет «поныть» - это у нее ритуал такой: постонет, а потом снова веселая и довольная жизнью. Родственная душа, короче, - это насчет поныть.
 
Упала тетя Зоя. Глупо упала, в ванной, на спину. Как встала – неведомо. Отработала на следующий день смену (!) и отправилась к участковому невропатологу.
- Шея и спина болят невыносимо, - пожаловалась она доктору.
- Я не понимаю этого слова!! Как это – невыносимо??!! Если бы невыносимо, ты бы тут не стояла!!! – он сразу перешел на «ты» с женщиной, которая годится в матери.
Соседка рассказывает, а у самой слезы льются. От обиды.
- Теть Зой, ну надо же к главврачу идти! Нельзя так оставлять, ты понимаешь?!
Снова слезы, потоком.
- А кто ж меня потом лечить будет? Он ведь всем расскажет про меня…
Вот так. Словно на 33 окружающих деревни – один фельдшер.

 
Кстати, этот «доктор», извиняюсь за выражение, назначил ей анализы, уколы… За всеми этими благами жизни ей надо по 2 раза в день в поликлинику ходить. А она и рада, что хотя бы больничный дали. А поликлиника от их дома в 6 остановках, да с пересадкой…
Я вот подумала: тетя Зоя ведь сильная, как лошадь (прости, господи!). Схватила бы его тихонько своей «армреслинговой» лапкой за причинное место! Ну, чтобы по-христиански помочь понять, что такое «невыносимая боль». Мы ж должны помогать друг другу, не правда ли?
 
Страх… Какие картины проплывают перед вашими глазами? Когда лошадь закусывает трензель и разносит по полю, когда, бравируя, впервые залезаешь на вышку в бассейне – там страх утрамбовывается азартом. А страх – это когда я бегала на перемене в 1 классе, вместо того, чтобы ходить, как заключенная, парами по кругу. И меня схватила учительница параллельного класса за руку, стала ее выворачивать и что-то зло шипеть гнилым ртом прямо в лицо… Вот это был страх! И когда май дедушка, мой тихий незаметный дедушка пошел с ней разбираться и остался один на один в кабинете. Это тоже был страх.
И ничего хорошего ему тогда не удалось сделать: еще 3 года та учительница смотрела на меня с дикой ненавистью, а дед попал на 3 недели в больницу с инфарктом. И что показательно: я не помню имени своей учительницы, а эту помню! Клавдия Андреевна ее звали… С тех пор внутренне содрогаюсь от одного имени «Клавдия».

 
Страх – это когда мама покупает в магазине сырок, открывает его, а он покрыт плесенью. И мама боится вернуться в магазин и вывалить этот сырок за шиворот продавщице. «Почему, ма?!» - спрашиваю. «Так я же сама виновата, на дату не посмотрела»… Во как!
 
Страх – это когда на неделю меня сдали в детский сад. Больше всего я боялась, что во время тихого часа захочу в туалет и, конечно же, именно этого и хотела. А попроситься очень боялась – потому что воспитатели либо очень кричали, либо их вообще не было в группе, а встать без спросу… Ну, таких мыслей даже не было.
А однажды я очень захотела. Как раз после того, как попросился один мальчик, и на него сильно наорали. У меня от страха скрутил живот… Я обкакалась. Что было дальше – честно, помню очень смутно. Все плыло в голове. Помню, как орала та воспитательница, как все смеялись, как я ходила в этих штанишках до прихода мамы. Потому что у меня не было сменных – ведь маме такого развития событий и в голову не приходило… Кстати, все это происходило в самом лучшем садике города, от конторы УВД. Интересно, что творилось в других?
 
Моя бабушка умерла, потому что боялась. Когда с очередным инфарктом ее госпитализировали, я спрашивала, почему надо было доводить до этого? Почему нельзя позвонить врачу, когда только «прозвенел звоночек»?
- Да что ж я буду врачей понапрасну дергать? У них и других больных полно…
Тогда мне хотелось завыть. И я завыла, когда она вот так умерла. Побоялась. А когда зашла соседка (у той был ключ и телефон), бабуля уже не могла говорить, только ртом воздух хватала, как рыба…

 
Но есть среди запуганных исключения. У меня грудь распирает от гордости, когда я вспоминаю, что с одним таким исключением состою в родстве – это моя тетка Таня. Она до сих пор… как бы это помягче сказать, чтоб вас удар не хватил? До сих пор ездит 2 раза в год бесплатно в лучшие здравницы! Честно. При этом она не инвалид, не герой войны, не блокадница и не дочь Сталина. Она всего лишь работала медсестрой в наркодиспансере! Алкашей из запоя выводила. Так вот, полгода она тратит свои нервы, добиваясь путевки, а потом успешно 3 недели (!) эти самые нервы лечит. Тетке 65 намедни стукнуло… После НГ приехала из Крыма, передохнула пару дней и пошла по кругу с претензией: а чего это вы меня так далеко посылаете? Мне бы поближе…
Подозреваю, что все эти «круги» готовы вскладчину запустить тетку на Марс, да она не захочет. Еще и Путину пожалуется, как она любит. Мне иногда кажется, что у ВВП название моего города тесно связано с теткиной фамилией, и от этих мыслей он начинает активно почесываться… Даже настроение сразу поднимается. Вот на кого равняться надо, товарищи! Дай бог здоровья и долгих лет тетке моей, престарелому геморрою всех наших «кругов» и «органов».
 
Подвожу резюме под своим длинным опусом. Несколько поколений живого страха. Дети боятся учителей, их родители – врачей (тащим коленопреклоненно сумками и тысячами), врачи и учителя – «органов», «органы» - сами себя боятся, стукачества, своей же подлости. Еще журналистов боятся, поэтому все у них засекречено, все посещения и вопросы нужно утверждать у еще больших «органов». Интересно, как мы еще не задохнулись в собственном страхе?
 
Еще интересно: неужели никто не думает о том, что даже мышь, загнанная в угол, способна кинуться на обидчика? И выцарапать-выгрызть глаза наглому коту, который ее достал? И нам, мышам, пора об этом вспомнить, и котам не помешало бы.