Непедагогический опыт

Педагог - это призвание, а она идет подработать. «Насколько беззаветно надо любить чужих детей, чтобы кроме обучения, еще и воспитывать», - с чувством почтения подумала Галина Ивановна о Макаренко, и вошла в класс. Директриса представила ее, как специалиста из РОНО, который будет читать курс черчения, и предупредила: «Не шуметь». Галина Ивановна к первому уроку готовилась тщательно. Потренировалась перед зеркалом, представляя, что стоит у доски. Подобрала строгий костюм, несмотря на теплую погоду, надела колготки, сделала маникюр. Директриса, молодая и эффектная женщина, была рада, что нашлась замена ушедшей в декрет. «Все будет хорошо», - поддержала по-дружески. Галина Ивановна ей импонировала.
 
Замужем директриса была за африканцем, и летала каждые три месяца в Африку, любовь на расстоянии более горячая. На ее длинные ноги и короткие юбки оборачивались не только учителя, но и старшеклассники. Проходя мимо классов, в которых, учителя стремились перекричать учеников, директриса отметила, что у математички подсел голос.
 
Шум и гам заполнял помещения школы. Ученики ходили, бегали, прыгали, чуть не летали по коридорам и рекреациям. «Как с ними справляются?», - шарахнуло по сознанию. Как обуздать орущую толпу подростков с бурлящими гормонами, желанием: быть крутыми, куклами Барби, суперменами, вампирами, и прочими фантастическими и киношными героями.
 
Класс, изучающее, смотрел на новую училку. На вид - строга. Прошла процедура знакомства. Галина Ивановна начала урок. А, через минуту последовали вопросы, о ее личной жизни. Она не растерялась: «О личной жизни расскажу после уроков, желающие могут остаться, а сейчас, прошу слушать, записывать, помечать, запоминать».
 
Знакомая Галины рассказывала, что ей, пришлось преподавать в школе домоводство. Она боялась вести урок. Поэтому, приготовила конспект и стала диктовать материал, чтобы дети записывали. В результате целый урок писали. А потом потихоньку привыкла. Вот и Галина Ивановна приготовила конспект, на всякий случай, чтобы если что, диктовать.
 
Первый урок прошел спокойно, а на втором, класс вошел в свою колею. Полетели скомканные бумажки, захлопали партами, линейками, книжками. Класс шумел, вырисовывался менталитет простой школы. Выделялись три девочки. Одна, похоже отличница, локти на парте, ловит каждое слово учительницы. Две другие, похожи на куклу Барби, сидят за одной партой, и не вникают ни во что.
 
Класс не реагировал на преподавателя. Выхода было два: кричать до срыва голоса или молчать, плюнув на все. Оба варианта Галину Ивановну не устраивали. Во-первых, совесть не позволяла, не работать, доверили детей. Во-вторых, назвался груздем, полезай в кузов.
 
Распоясавшаяся ребятня шумела в каждом классе. «Это дурдом,- подумала Галина Ивановна, - в наше время такого не было». Посоветоваться было не с кем, шум был во всех классах. Большую часть урока Галина Ивановна диктовала материал. Она уже каялась, что подрядилась на эту подработку.
 
Коровина, толстушка и хохотушка, хлопнула Шмлева книжкой. Схваченные в хвостик, кучерявые волосы взлетели верх, и платье пережало складки, выпирающие на тех местах, где обычно бывает талия. Это была сдача худышке Шмелеву, верткому непоседе, который, ущипнул ее за бок. Он вертелся, как юла, как говорится, иголки кололи зад, и щипал Коровину.
 
Хлопок был звучным. Шмелев втянул голову в плечи и стал еще меньше, но опять ущипнул. Галина Ивановна должна была среагировать. Это бы не первый выпад Шмелева и Галина Ивановна пошла на крайний шаг, не видя другого выхода: «Шмелев, - взгляд выражал умиление, как у мамы восхищенной поступком малыша, - ты зачем Коровину щипаешь. Ты же против нее муха, если, она плюнет - ты утонешь».
 
На нее устремилось 26 пар любопытно-ожидающих глаз, поведение было нестандартным. Она язвила. Галину Ивановна мучила совесть, но отступать было некуда. Она объявила войну не только наглости учеников, но, и правилам педагогического воспитания, которые не срабатывали. Она понимала, что ее поступок достоин порицания, даже жесток.
 
Рыжий Димка, самый отъявленный хулиган, сын хулигана, фыркнул: «Муха». «Муха, муха», - повторили братья Свиридовы. «Муха», - хихикнули куклы Барби, и Шмелев понял, что отныне его имя не Шмель, а Муха. Он спрятался за спину Коровиной, и проклинал себя за назойливость, а училку за язык. Шмелем быть приятнее, чем мухой.
 
Шмелев больше не напрашивался, на уроке прятался за спину Коровиной. С одной горячей точкой в классе было покончено. Но на среднем ряду не могли угомониться Зайцев и Уткин. Не поделивши неведомо что, колошматили друг друга так, что летели шерсть и перья. Галина Ивановна пошла ва-банк. Не педагогично – зато эффективно.
 
Класс смотрел и ждал. И снова, голос Галины Ивановны стал ласково-воркующий: «Уткин, перестань обниматься. Зайцев, конечно, симпатичный парень, но я не думала, что у вас такая привязанность. Перестаньте обниматься, вы же не голубые». Класс вдохнул в себя одновременно, и глаза расширись у всех.
 
Как ошпаренные, Зайцев и Уткин сидели, как в первом классе, положив локти на парту и ладонь на ладонь. Но поезд уже ушел. «Голубой?», - вытаращила глаза кукла Барби. Она повернулась к Уткину и рассматривала в упор. Уткин побледнел и покрылся испариной.
 
Он проклинал тот день, когда сел за одну парту с Зайцевым и училку. К его горю, на нем сегодня была еще и голубая рубашка…. У каждого яда, есть свое противоядие. Клин клином вышибают. Никому больше не хотелось попадать под ласку училки. Слово не воробей, вылетит, не поймаешь, а с «кликухой» потом ходить и краснеть.
 
Класс слушал урок. Кому не сиделось, если, и крутились, то старались это делать неслышно, и прятались за спины. Относительная тишина, слегка шуршащая, слегка шипящая. Только в самом центре класса, выделялся рыжий потенциальный двоечник, хулиган, приговоренный второгодник, он всех цеплял, дергал.
 
Учителя на него махнули рукой, мать с отцом пили, не просыхая. Димка даже учебников в школу не брал, но в школу ходил ежедневно. Скорее всего, в школе было лучше, чем дома. Димка хулиганил. Последний штрих, решила Галина Ивановна и, взяв лист бумаги, карандаш и линейку, отправилась к Димке, который был увлечен расстегиванием пуговички на спине, впереди сидящей, ученицы. От старания, он даже высунул кончик языка.
 
Галина Ивановна заговорила: «Ох, какая ты симпотюлька! А глазки, как васильки». Ее рука потянулась погладить рыжую шевелюру. Димка опешил. Это было посягательство на его личное пространство, на его неприкосновенность. Сразу вспомнились Зайцев и Уткиным, и он не знал, что делать. И согнувшись до парты, пытался уклониться, от неотвратимо тянущейся руки к его волосам.
 
Голова практически коснулась парты, но рука училки коснулась волос и погладила рыжую шевелюру: «Да ты просто прелесть, симпопончик, и чего с тобой никто не сидит. Дай я посижу», и села рядом. «Да ты ничего не чертишь. Не умеешь? Сейчас научу. Вот смотри, - рука учительницы вложила в его руку карандаш и, провела линию, - Видишь, получается. Теперь на урок черчения будешь приходить с карандашами и бумагой, и учиться чертить».
 
За всю свою короткую жизнь Димка так не краснел. На его плече лежала рука учительницы, чувствовал ее тепло. Последний раз по голове его погладила мать, когда ходил в садик. Он понимал, что его высмеивают, но все было так непривычно и странно. Что он готов был провалиться сквозь землю, заплакать, сбежать».
 
Теперь Димка на уроке, молча, чертил. Когда учительница проходила мимо, шарахался и вжимал голову в плечи. Класс пришел в норму. Галина Ивановна присматривалась к куклам Барби, и искала, как их вернуть к учебе. Класс чертил, когда в дверь постучали. Классный руководитель попросила разрешения сделать объявление.
 
«Пожалуйста», - ответила Галина Николаевна. Зачитав объявление, она попросила Галину Ивановну выйти на минутку. Побледневшая классная сказала: «Извините, но я никогда не подумала бы, что у моего класса, черчение любимый предмет». «Почему вы так решили?» - в свою очередь удивилась Галина Ивановна. - «Я не видела, чтоб они так тихо сидели, это первый случай в моей практике».
 
«К сожалению, они меня боятся», - ответила Галина Николаевна. На следующий день, она принесла заявление на увольнение. Директор была довольна результатами работы: «У Вас хорошо получается, они вас слушают и любят. Останьтесь». - «Нет, не хочу калечить детские души. Я поступила не педагогично. Заставила молчать оскорблением. Я не Макаренко». – «Вы нашли такой подход, что Макаренко отдыхает!» Но Галина Ивановна ушла из школы.