Эра Святого Валентина

С некоторых пор этот день стал моим самым любимым праздником, именно День Святого Валентина, а не Новый год и не день рождения, как было когда-то в детстве. Потому что в День Святого Валентина ровно год назад мы познакомились с Иваном.
 
   Было шумное застолье у моей давней институтской подруги Юльки и её мужа Сергея, накануне вернувшегося из командировки в Акапулько, и устроивших по этому случаю грандиозный приём. Гости веселились, обсуждали отснятый и показанный Сергеем любительский фильм о местной архитектуре, пили за радушных хозяев дома и только на четвёртом или пятом тосте вспомнили, что сегодня не просто день чествования друга в связи с приездом домой, но ещё и праздник – День Святого Валентина.
 
   Только я, лишь переступив порог Юлькиного дома и едва поздоровавшись с другими гостями, сразу осознала, что недаром сегодня День всех влюблённых, более того, сегодня день любви и удачи, сбывшейся мечты и ожившего идеала, самый долгожданный и самый лучший день всей моей жизни – день, когда я впервые увидела Ивана. У него были чуть настороженные глаза за стёклами очков в тонкой металлической оправе и немного сутулые плечи под белым шерстяным свитером.
 
   -  Кто это? – шёпотом спросила я Юльку, указав глазами на Ивана.
   -  Это Серёжкин коллега. Тоже архитектор. Да ну его, больно надутый, - вынесла свой вердикт моя подруга. – Давай я лучше тебя с Пашкой познакомлю, отличный парень, приехал из Питера, работает в Серёгиной фирме по договору…
 
   Но я уже не слышала Юльку. В моей голове громко звучали трубы и гремели литавры, и музыка эта была величественная и торжественная, а в душе поднималось и высоко парило счастливое предчувствие, или нет, даже не предчувствие, а предвосхищение чуда, прекрасное, пушистое и прозрачное, похожее на июньские облака.
 
   -  Разрешите вас пригласить?
   Я помню, как растерялась и онемела от восторга, сообразив, что это именно ко мне относится предложение Ивана потанцевать. Свитер его был шершавый и кусачий, а глаза, оказавшиеся так близко от моих, отливали волнением и счастьем.
   -  Меня зовут Иван. А вас?
   -  Люба.
 
   Так странно, мы тогда не сказали друг другу и десятка фраз, практически не познакомились, но Иван весь вечер не выпускал мою ладошку из своей руки, и мне начало казаться, что мы знакомы с ним всю жизнь. И даже не только эту жизнь, но и все семь предыдущих.
   Он поехал меня провожать и остался насовсем, так мне, по крайней мере, тогда показалось. И для нас с ним со Дня всех влюблённых началась новая жизнь и новый год – год Святого Валентина.
 
   Но моё счастье с Иваном не было уверенным и размеренным, как добропорядочное супружество или юридически оформленное партнёрство. Оно казалось хрупким и прозрачным, как наивный кружевной лёд в мартовских лужах. Ярким и неожиданным, как разноцветная радуга после хмурого дождя. Эфемерным и зыбким, как едва уловимый шлейф ароматов новогодней ёлки, мандаринов, шоколада и шампанского, тянущийся сквозь шальные дни рождественских каникул.
 
   Я с нетерпением ждала нашего праздника – Дня Святого Валентина. В этот день мы бы отметили нашу с Иваном годовщину. Мне необходимо было материальное, вещественное доказательство важности и стабильности наших чувств – накрытый стол, блюдо креветок, запечённых с шампиньонами и пармезаном, бутылка мартини.
 
   Необходимо позарез, потому что прочие подтверждения присутствия Ивана в моей жизни начинали стремительно таять и плавиться, как кусок масла на раскалённой сковородке. Его зубная щётка и бритва ночевали на полочке в моей ванной уже не постоянно, а лишь два-три раза в неделю. Его запасные, или, как он называл, «форсмажорные» очки лежали теперь не в верхнем ящике комода, а в потайном кармане тёплой куртки. Он редко бывал у меня, объясняя это постоянной занятостью на работе. Он даже начал мотаться по командировкам в районы, чего раньше никогда не делал.
 
   И поэтому я так истово поверила в наш праздник и в накрытый стол – я надеялась на разговор с Иваном, который должен всё прояснить и поставить на свои места: либо мы открываем друг другу все секреты и остаёмся жить вместе, как прежде, либо… нет, я ни за что не готова с ним расстаться и согласна на любые странности в его поведении… либо мы всё равно остаёмся вместе!
 
   Иван улетел в командировку в Великий Устюг, а я готовилась к празднику: пропылесосила квартиру, закупила продукты, покрасила волосы. Я приготовила ему подарок: кашемировый джемпер цвета горького шоколада, пушистый и мягкий. Хотя Вика, секретарша шефа, всю неделю талдычила, что мы не умеем выбирать подарки.
 
   -  Люба, мужикам надо вещи покупать со смыслом. Ни в коем случае нельзя дарить рубашки и тапки.
   -  А джемпер?
   -  Ну, джемпер ещё куда ни шло. Главное – это сделать такой подарок, который навечно к себе привяжет. Вот я, например, всегда всем своим мужьям покупала ремни, чтоб наверняка.
   -  Всем мужьям? И много у тебя их было?
   -  Целых три! – гордо провозглашала наивная Вика, не понимая того, что этим самым начисто опровергала свою «подарочно-привязочную» теорию.  
  
   Купленный джемпер, заботливо уложенный в нарядный пакет, дожидался своего часа. И я ждала, чтобы Иван вернулся как можно скорее, хотя бы в среду, канун праздника, или, в крайнем случае, в четверг рано утром. Но он не приехал.
 
   Его мобильный не отвечал, то есть отвечал, но не родным Ивановым голосом, а равнодушно-металлическим « абонент временно недоступен». Потом эта недоступность исчезла, и вызываемый с такой надеждой неуловимый прежде абонент разбудил своим звонком мой дремлющий телефон. Загоревшийся голубым светом дисплей сообщил имя будущего потенциального собеседника, но поговорить с ним я толком не смогла, потому что планёрка была в самом разгаре, и шеф всегда требовал у присутствующих на ней отключения мобильных, так же как этого добивалась администрация у зрителей, пришедших на спектакль в Большой театр.
 
   -  Алло, Иван, я перезвоню тебе! – только и успела я крикнуть в трубку, прежде чем отключить аппарат, и приготовилась ощущать на себе неодобрительный начальственный взгляд все долгие двадцать минут до окончания планёрки.
 
   Едва освободившись, я набрала номер Ивана.
   -  Привет, это я! Ты извини, шеф не любит, когда мобильные…
   -  Любаш, я задержусь ещё немного, но сегодня постараюсь вернуться. Чёрт, как плохо слышно, - сквозь хруст и скрежет помех я вдруг поняла, что всё кончено. Он забыл про праздник, про нашу годовщину, про меня. – Как у тебя дела?
    -  Всё хорошо, - машинально ответила я, уже ничего не соображая.
   -  Ну всё, пока.
 
   Голос Ивана исчез, и всё пространство вокруг меня заполнили глупые, нахальные, противные гудки. Они пищали и глумились, кружили и сгущались вокруг меня, обволакивали тело, проникали в мозг, выжигали душу.
   -  Люба, с тобой всё в порядке?
   -  А? – я не сразу расслышала, что мне сказали.
   -  Всё в порядке, Люба? – Толик, стажёр из соседней редакции, недоумённо заглядывал мне в лицо. – Ты такая грустная сегодня… и такая красивая, - вдруг добавил он. – Давай вечером сходим вместе в какое-нибудь кафе?
 
   -  Спасибо, Толик, - я подняла на него глаза, и он почему-то сразу убежал от меня, даже не став дожидаться окончания фразы, содержащей завуалированный отказ про «следующий раз». Наверное, сам всё понял.
 
   Я пошла в туалетную комнату, открыла кран с горячей водой и подставила руки под упругую струю, смывая обиду и напряжение. Потом посмотрела на себя в большое зеркало, висевшее над раковиной, и показала своему отражению язык. Ну и пусть, сказала я себе. Ну и пусть всё будет так, как будет.
 
    Вечером я сделала всё так, как хотела сделать и раньше, надеясь на праздник с Иваном: приготовила ужин и накрыла стол. Я забралась в кресло с ногами, захватив с собой оба телефона, мобильный и домашний, и прислушивалась к лязганью ездившего вверх-вниз лифта.
 
   В моей душе отчаянно цеплялась за попытку выжить слабенькая надежда на то, что мой любимый праздник не закончится грустным бесполезным ожиданием. Ещё пять минут, и железная коробка лифта откроется напротив моей двери, и из неё выйдет Иван с букетом жёлтых тюльпанов. Я так настойчиво взывала к этому образу, что даже сумела разглядеть цветы в самых трогательных деталях, увидеть, какие они нежные, хрупкие, нереально-жёлтые. Их было целое поле, и они, качаясь на ветру, звенели, как хрустальные колокольчики: дзынь, дзынь, дзынь.
 
   Я проснулась от телефонного звонка и взглянула на часы: без двух минут двенадцать. Сон оборвался, и вот-вот закончится мой неначавшийся праздник.
   -  Алло?
   -  Любаш, это я! Выгляни в окно!
   -  Иван? Где ты?
   -  Я внизу, у подъезда, выгляни в окно!
 
   Не соображая спросонья, я высунулась в форточку. Иван махал мне руками около какой-то круглой маленькой машинки, к которой была привязана, наверное, сотня воздушных шариков.
   -  Я поздравляю тебя с Днем всех влюблённых! – кричал Иван. – Это мой подарок тебе! Я люблю тебя, Любочка, ты – моя Любовь!
   Больше всего на свете я тогда боялась разреветься во весь голос от счастья и только молча кивала Ивану в ответ, глотая слёзы и задыхаясь от огромного жгучего кома в горле.
 
   Наш ужин в тот вечер, или, точнее, в ночь, совсем не был похож на праздничный. Иван с уважением посмотрел и на креветки, и на салаты, и попросил разогреть ему суп.
   -  Любаш, ты не обижайся, пожалуйста. Я столько времени на сухомятках и на столовской еде из-за проклятых командировок. Так хочется куриного бульончика, просто слов нет. А твои кулинарные шедевры мы съедим завтра, хорошо?
   -  Скажи, а какой чёрт занёс тебя на эти галеры? Зачем тебе нужны были командировки?
   -  Как зачем? Я деньги зарабатывал на твою машину. Конечно, я за неё ещё не совсем рассчитался, но большую часть всё-таки заплатил. Осталось немного, сущие копейки.
   -  А что же ты раньше всё не рассказал? Мне уже казалось, что я стала занимать всё меньше и меньше места в твоей жизни.
   -  Я хотел сделать тебе сюрприз! И именно сегодня, в День Святого Валентина, ведь это наш с тобой праздник. Любочка, я очень люблю тебя. Давай поженимся.
 
   Разбуженное небо было подсвечено розовыми лучами проснувшегося солнца, ещё по-зимнему строгого, но уже по-весеннему настырного. Ночь умирала, рассыпаясь и тая под натиском солнечного света. И зима умирала, доживая свои последние февральские дни.
   Но рождалось утро, первое утро после большого праздника, распахнувшего дверь в новую эру – эру всех влюблённых, эру Святого Валентина.