Страшная дочь. Музей

Прочитала статью Ксантиппы и пришла к выводу, что мои родители испытывали что-то похожее, когда я, так же как ее сын исчезала в никуда. Уходила в свое параллельное пространство с тех пор, как мне начали позволять выходить на улицу одной. А это случилось, когда мне исполнилось 2 года.

Родилась 4 апреля - может это весеннее появление в жизнь повлияло на мое желание путешествовать? Сколько себя помню, как только с крыш начинало капать, снег становился ноздреватым, по дорогам, еще снежным, начинали сочиться ручейки, мне начинал дуть ветер странствий и раздувать мои паруса так, что я не могла удержаться не пойти куда-нибудь. Вначале отпрашивалась у мамы просто пойти погулять на улочку. После длительного канюченья мама сдавалась и с напутствиями отпускала , чтобы своими завываниями "хочу на улицу!" я не мешала спать маленькому Вите- у нас с ним разница в один год и 8 месяцев. Оказавшись на свободе, я вначале обходила все интересные для меня места, а когда это наскучивало, начинала придумывать, что же мне еще сделать, куда податься?
 
Однажды, идя вдоль весенних ручейков, ушла из города в деревню к бабушке. Было мне года три тогда. Бабушкина деревня стояла в паре километров от города на угоре. От нас нужно было преодолеть два угора один затяжной пологий, а другой крутой - на финише. Мала я еще была для таких переходов по снежной каше, умаялась, пришла к бабушке и наврала, что мама мне позволила к ней пойти. Ноги мои были мокрыми, бабушка раздела меня, положила одежки, обувки сушить на печку и меня там расположила, где я сразу уснула богатырским сном. Просыпаюсь поздно темным вечером от того, что меня с остервенением стягивают за ноги. Мамино заплаканное лицо и бабушкино укоризненное сливались со сна в одно. Рядом тоненьким стебельком стоял полусонный, уставший старший брат Толя, которому на утро надо было идти в школу. Младенец Витя был оставлен на попечение папы.
 
Мама натянула на меня все полу-мокрое одеяние и поволокла через ручьи и талые лужи домой, в слезах выговаривая, какая же я бессовестная, что так поступила. А я лепетала про то, что это ручейки меня привели к бабушке...
 
Долго держали взаперти, редко выпускали на улицу, если выпустят, то я должна развлекать себя в ограниченном пространстве ограды. А что там интересного? Ну разве что лестница, которая вела на крышу. Наверх лезть легко, а как назад??? Страшно. Мама, не видя меня долгое время в окошко, выходила в ограду и услышав мое поскуливание на краю крыши, лезла за мной, чтобы снять оттуда и, засунув подмышку, как нашкодившего кота, потихоньку спускалась вниз.
 
На следующую весну меня понесло в центр города. Как раз тогда, когда местная речушка Спировка набухла и, разорвав ледяные оковы, со стоном и грохотом разродилась ледоходом. Райончик, где мы жили, называемый Зимовкой, был отрезан от основной части города Спировкой - спокойной плавной, ласковой речушкой летом, там мы купались, ботали из-под кочек в корзину пескарей, налимов, щурят и прочую мелкую рыбку. Но по весне она становилась грозной, полноводной, сметала на пути все мосточки. И поэтому у нас их было несколько. Большой мост, по которому ходили машины и люди, и наш - напрямую - пешеходный, чтобы не ходить кругами. Им пользовались мы - жители Зимовки и рабочие двух предприятий, что были расположены у нас за речкой.
 
Весну я чувствовала носом. Вот вчера еще у воздуха был один оттенок - зимний, устоявшийся, а наутро в него добавились тревожные запахи весны, еще не талого, но уже готового к этому, снега, ветер становится чуть-чуть влажным, в нем появлялась нотка авантюризма, которая и толкала меня к неудержимому движению вперед. И снова надуваются мои алые паруса! (А.Грин родился в моем городе и крестился у нас. Я даже знаю, что его подвигло на написание "Алых парусов". Сама с рождения заглядывалась на это). Как я могу сидеть на одном месте!?, если будоражащий воздух заставляет меня идти куда-то, что-то предпринимать!-

трубы Александровского пивзавода, недалеко от которого родился Александр Грин. На них кораблики-воздуховоды. Когда солнце попадает на них они меняют цвет. И кажется, что плывут в облаках по небу. Я всегда задирала к ним голову, когда оказывалась на этой окраине города. Для меня, они, как и наши Куранты, являются символом моего города.
 
Походила я по Зимовке. Ничего интересного не нашла, решила просто посмотреть, что же это трещит так на речке! Хорошо, что там был наш сосед, мосточек уж притопило и льдины с треском проходили то под, то над досками мосточка. Он направлял их огромным батогом, чтобы не снесло наш мостик.
 
Когда мама, обойдя всех соседей, не нашла меня, она пошла к речке. Там сосед и известил ее о том, что Танечка пошла в город, он сам перевел меня через ледоход. Мост к этому времени он наполовину разобрал, чтобы сохранить материалы для ремонта после паводка. Перепрыгивая по льдинам, мама перебралась на ту сторону и пошла меня искать. А меня и искать не надо было! Я уже сама возвращалась - уставшая, голодная с мокрыми ногами. Мама налетела на меня ураганом. Схватила за руку и с такой силой потащила домой, что я только иногда касалась своими ботами земли. Я не успела и слова вякнуть, как она начала прыгать по движущимся льдинам и на весу, за одну руку, вслед за мамой я перелетела на другой берег.
 
Что мне дома было... Я думала, что она меня укокошит. За меня уж тетя Люба- папина тетка и наша соседка - заступилась. Она была с Витей, пока мама бегала искала меня.
-Тоня- матушка, оступись девку-то лупить, ухлопаешь ведь намертво. Слава Богу, что жива, не утонула. Всяко ведь могло быть. Отступись, говорю. И загородила меня от плачущей мамы.
 
Выбила мама из меня, как из пыльного коврика весь пыл-охоту к дальним путешествиям. Но ненадолго. Ровно до следующей весны.
Тогда мне уже было целых 5 лет, а Вите три. Пора парня привлекать. Да даже если бы и не привлекать, нам не разрешалось гулять отдельно и он, слушаясь маму, ходил за мной хвостиком, хотелось ему этого или нет. Он был более послушным и ответственным за свои действия, чем я. Как старшая, я должна смотреть за Витей и не таскать его куда ни попадя.
 
Хорошо. Не потащу куда ни попадя. Поведу в хорошее место.
И получилось как в том стихотворении:
" Я поведу тебя в Музей!!!" - сказала мне сестра"!

- в храме справа от Курантов сейчас расположен Музей.
И повела я Витеньку маленького, трехлетнего, на правах старшей, в музей.
Был поздний май, а может ранний июнь, я была в красном штапельном платье в мелкий белый горошек, Витя в короткоштанном костюмчике. Видимо уже тепло было, я не помню чувства холода.
 
Музей расположен на главной площади нашего старинного купеческого городка, раскинувшегося на крутом берегу Вятки.
Раньше, до революции, это был собор. Один из девяти, что были выстроены на деньги прихожан. Что было удивительным, на тысячу семьсот жителей (видимо тогда считали по мужскому поголовью) в городе насчитывалось 9 церквей, соборов и храмов и 2 монастыря - мужской и женский.

владения мужского монастыря. Тут работала моя мама.
 

Женский монастырь. А здесь работал мой папа. Намного позже мой брат, его жена и его младший сын. Потому что из монастыря сделали Красные Казармы - стояла воинская часть. До недавнего времени.
 

Каждый пятый житель Слободского был купцом. Мой прадед был купцом первой гильдии. У первой гильдии были преимущества - их не могли прилюдно драть розгами!
 
Я часто думаю, что наверное мое желание идти-брести и ехать от моего прадеда -Демида Меньшикова. По рассказам стариков (один такой мне еще в детстве попал, сказал, что я пошла выправкой и характером в прадеда и немного рассказал мне о нем). Мой прадед собирал обозы и вел их на Архангельск, а оттуда, снаряжая корабли со своими товарами, ходил по морям в страны Скандинавии. В одной из них - в Дании - сейчас живет его пра-правнучка. Думаю, что тут много факторов сошлось в кучку.
 
Так вот, о нашем Музее. Я пишу с заглавной потому, что это самый главный Музей моей жизни. С него у меня началась тяга к старине, к знаниям. Этим я обязана маме, которая привела нас с Витей в Музей совсем маленькими. Витя еще не ходил, сидел на маминых руках. Но помнил что-то. Когда я сказала ему, что мы пойдем в музей, его черные глазищи-смородины загорелись любопытными огоньками.
 
Нас пропустили за троячок, который вспотел в моей ладошке, пока я его несла. Мы обошли все залы, где нас предупредили строго-настрого, чтобы ничего не трогали. Оба мы всегда возвращались из Музея благоговейно-потрясенные увиденным. До сих пор некоторые экспонаты стоят в моих глазах.
 
Недавно ездила к брату и мы с ним вспоминали этот поход. Я его спросила, помнит ли он, как мы с ним сбежали в музей? Сказал, что отчетливо помнит всё. И ту пьяную кровавую драку, что мы увидели на подходе к дому. Я загораживала ему лицо, но он, потрясенный, все равно увидел, как пьяные мужики убивали друг друга камнями, и уже упавшего лицом в жидкую грязь, они его все еще лупили булыжниками, норовив попасть именно в лицо и голову. Это было потрясением на всю жизнь. Я кричала: "Люди!!! Помогите!!!" Но кто-то оттолкнул нас: "Бегите-ка, ребятки, отсюда. Неровён час, запустят булыжником в эту сторону и попадет в вас. Сразу убьет". Зевак было много, но никто не растянул их. Боялись и в грязи запачкаться и самому пасть ни за что ни про что.
 
Витина память трехлетнего ребенка до сих пор хранит этот страх и боль бессилия, сжимающую сердце. Так же как и моя память, старшая на 20 месяцев.
Вырос мой Витенька. Выучился. Имеет не одно образование. Стал очень красивым офицером. Отслужил родине в самых горячих точках до 45 лет. Через день после отставки пошел работать. Выбрали его наши земляки мэром. И он с гордостью показывал какому-то московскому гостю наш Музей. Тот удивился, сколь он хорош и богат - Музей в простом городишке, затерявшемся на огромных продуваемых просторах России.
 
Продолжу позже.