Поганки.

«Сомнений червь в душе моей гнездится,
Но не стыжусь я этого, друзья мои, никак.
Червяк всегда в хороший гриб стремится.
Поганый гриб - не трогает червяк».
В. Солоухин.
 

Гуляли с внучкой мы вдвоём в лесу. Жара и птичий хор.
Вдруг, за кустами, под берёзой старой, на лесной полянке
Увидели, огромный, словно купол церкви, белый мухомор.
А рядом, как монашки худенькие, в белых чепчиках, поганки.
 
Берёза - часть её ветвей в траве белела, как гробы,
И ствол её могучий и кора, как шкура бегемота …
И эти, очень странные и очень ядовитые грибы …
Они стояли, будто хоронить намерились кого-то.
 
Одна, из всех известных на земле грибов – поганка
Бледная - насквозь пропитана смертельным ядом….
«Коль явится она во сне»- мне говорила старая цыганка:
«К болезни это, или человек поганый с тобой рядом!».
 
И яд её сильнее яда кобры, и гадюки, и кураре,
Американские индейцы её «чашей смерти» называли.
Они им смачивали стрелы, копья, тамагавки, топоры,
Когда своих врагов, христовых воинов, уничтожали.
 
Но «толерантность» белых и пушистых христиан,
Для краснокожих, обернулась мордой злого танка:
Курили трубки мира, а в душе, поганой, был обман –
Вождей споили, подкупили, уничтожили поганки.
 
Да, что Америка? Смотрю, друзья, я на Святую Русь,
И вижу те же самые, иезуитски извращенные повадки:
Сплошные «трубки мира», взятки, алкоголь, и гнусь,
И ложь, сплошная ложь …в христовой золотой облатке.
 
Ах, да! Под русской и могучею берёзкою - поганые грибы….
Я отвлеклась, простите, на минутку, от лесной поляны.
Могли б они, проклятые, как знак проказницы-судьбы,
Причиной смерти иль болезни стать берёзы-великана?
 
«Бабуля, разве может этот маленький грибок
Разрушить жизнь такой большой берёзы?» -
Спросила внучка. «Может, мой дружок!
Грибок «поганка» всюду сеет смерть и слёзы».
 
Три вида их: вот эта – белая, зовут её «вонючий мухомор»,
Но есть ещё зелёная и жёлтая, их страшный яд роднит.
Поганки бледные людей решали, очень часто, спор….
Их ядом, римский цезарь Клавдий, своей женою был убит.
 
И христиане тоже любят этот очень маленький грибок –
Климент VII, их папа, был отравлен этими поганками.
Я расскажу, как действуют они, мой маленький дружок,
И чем они опасны людям, странам и берёзе этой, на полянке.
 
Ты видишь стайку белоснежных, словно ангелы, грибов,
На тонких ножках, с белой, точно крылья, бахромой,
Но под землёю, словно щупальца впиваясь в корни деревов,
Находятся грибницы, как гробницы, или дьявола покои.
 
Она, как спрут врастает щупальцами в корня плоть
И рвётся злобно, к своей цели - углеводородам
И эта - микориза, грибокорень, соки жадно пьёт,
Давая дереву взамен то фосфор, то азот, то доллары
(как США дают другим народам).
 
Так и религии врастая тайно, микоризой, в нашу с вами жизнь,
Взамен: здоровья, правды, счастья, радости, свободы –
Несут могильный тлен пророков и святых…. Куда не кинь!
Настолько испоганен мир, что «счастия» на Небе ждут народы.
 
В дохристианской эре, на Святой Руси,
Волхвы людей старинной магии учили:
«Коль злоба иль печаль, то Душу, ты спаси,
Отдай поганке то, что сам нести не в силе.
 
Найди поганку, долго-долго на неё смотри,
С Души своей, снимая мерзость и отраву,
Потом воскликни: «Дроста!» и её ты раздави,
И … уходи, поставь свечу, и спой Яриле Славу».
 
Смотрю на внучку. Тихо подошла она к грибам,
К поганкам этим с мухомором, и заулыбалась.
Стояла, думала, шептала что-то. Видно по губам.
Их раздавила. «Дроста!» - крикнула, и рассмеялась.
 
Как хорошо ребёнком, братцы, быть!
Ногою топнуть, крикнуть, рассмеяться,
Печали, горести все с радостью забыть,
Шагать по лесу, песни петь и улыбаться.
 
Второе августа…. Какой-то очень странный день.
Из леса вышли мы, и через поле побрели к озёрам.
Вода блестела, камыши шуршали тихо, было лень
Идти домой, залюбовались неба расписным узором.
 
Вдруг, внучка шепчет: «Утки, бабушка, смотри!».
Смотрю, за камышами выплывает маленькая стайка.
Они скользили по воде, как, древних сказок, корабли,
Тихонько крякали, плескались и играли в «догоняйки».
 
Мне внучка снова тихо-тихо говорит: «Смотри, бабуля,
Они такие же, как те грибочки белые с лесной полянки!
Смешные головы и тоненькие шейки …». Присмотрелась я.
Так это же не утки, а – нырки, народное название – «поганки».
 
Опять - поганки! Мы захохотали громко…. Стайка
Развернулась, быстро скрылась в камышах и затаилась
«А ну-ка, бабушка, рассказывай быстрей, давай-ка!
Про птичку эту, и за что ей с именем такая милость!».
 
Такое имя она получила из-за «мяса» (пахнет рыбой!),
А так они повадками похожи на монахов и попов.
Я слышала, что черношейную поганку зовут «чомгой»,
Есть: «серебристая», и «головастик», и «белоголов».
 
По праздникам (по брачным) - эти птички приодеты.
Наряды у поганок – яркий, праздничный коктейль!
А церемонии и ритуалы – очень зрелищно всё это!
Движения, пение, поклоны, погружение в купель.
 
Поганки – птицы очень древние, жили и плодились до Адама.
Колен (простите, видов) этих птичек было - двадцать два.
Но, три – уже, увы! Не сберегла от смерти их Природа-мама.
У них на шее: бороденка с бахромою, и с рожками смешная голова.
 
Повадки очень разные у них: одни, вне праздников,
Живут отдельно ото всех, в глуши, как схимники-монахи,
Другие – группами, в монастырях, среди своих дружков,
Их оперение немаркое, как грязно-серая рубаха у неряхи.
И яйца – разные: то белые, то жёлтые, то серые, то голубые
Все с пёстренькими крапинками, чёрных и коричневых цветов.
 
Но и отличье у монахов есть от этих странных перелётных птиц.
Монахи сперва купол храма строят, потом сверху ставят крест,
А вот поганки-птички строят всё наоборот, гнездо, готовя для яиц,
Построят купол, но под купол – две сухие камышины, крест-на-крест.
 
Лишь в страшном сне увидеть можно это:
В основе – крест, а сверху куполом гнездо в сухой траве,
А выше – чёрная рогатая поганка – P. Auritus,
С хохлом, воротником и … жёлтой полосой на голове.
 
Птенцы, по облику – плешивые и шустрые монахи,
Проплешины смешные есть на темени у каждого птенца ….
Два месяца, как в Ноевом ковчеге, эти божьи птахи
Дерутся, гадят, плавают на спинах своих мамы и отца.
 
Мы шли по берегу, а в мыслях «расцвели» ассоциации,
Ведь символ древних христиан не «крест», а «рыба»,
Поганок этих мясо тоже пахнет рыбой, братцы ….
И веру древнюю, «поганой», кто назвал? Народная она!
Давно пора с вопросом этим разобраться!
 
Над головою светит солнце, в небе чаек белых карнавал,
А рядом с озером, за горкою, в леске - поганая помойка.
Урод какой-то, или погань … разгрузил свой самосвал.
А за кустами – снова погань – мат и … пьяная попойка.
 
Нам стало грустно. Идём молча. Что ещё сказать?
Куда не глянешь - всюду погань и вонючие поганки….
А где ж Сварожьи внуки? Где героев наших рать?
Где воеводы русские, полки непобедимые? Останки!
 
Поужинали. Внучка спать легла. Умаялась она вконец.
Включила телевизор и опешила, размякла, словно глина.
С экрана на меня смотрел герой моей мечты, красавец,
Воин в голубом берете. Вы не поверите, такой мужчина!
 
Орлиный взгляд, из под берета - седина
И на груди широкой орденов иконостас,
За ним, солдат шеренга, радуйся страна.
Мы дождались – Сварога внуки среди нас!
 
Смотрела, любовалась – «дядька Черномор»! Ох, красота!
«И тридцать витязей из вод …». Увы! Ошибка злого рока!
Ошиблась я! Прости меня Сварог! Святая простота!
Не внуки оказались то твои, а овцы божьи … Илии пророка.
 
Эх, жаль, друзья! Потомков не осталось князя Святослава,
И русский Бог Сварог забыт, а вместо воина пророк Илия.
А кто такой Илия, я решила воинов сходить, спросить ….
Пошла на Чистопрудный, я, бульвар, да, и спросила.
 
Я опросила двадцать пять лихих мужчин:
Красивых, статных - в голубых беретах.
Ответили, что Илия – небесный властелин
И покровитель ВДВ, а дальше – нет ответов.
 
Я пригласила их в сторонку отойти
И рассказала то немногое, что знала
О Свароге, древнем иудее Илие пророке.
Я видела, как парни свои сжали кулаки,
Как загорелись их глаза и заалели щёки.
 
Илья пророк, а на др. еврейском - просто, Илийяху,
В IX веке в Иудее, скромно, очень скромно жил.
Его назвали «первым девственником Ветхого Завета»,
Он верой истинною Яхве - Богу иудейскому служил.
 
Он жил в пустыне, день и ночь постился не впустую,
В молитвах Богу, дни своей он жизни проводил ….
В легендах, он три года голодом морил страну родную,
Жрецов Вааловых своей рукою собственной убил.
 
Возгневалась жена царя Ахава, Иезавель ….
И Илийяха, сорок дней «летел» от страха, словно птица.
Устал. Прилёг. Вдруг словно «тихий ветер» налетел
Господь. Умчались оба на огнём дышащей колеснице.
 
Молчали воины, как я когда-то на уроках ленинизма.
Потом один спросил: «Так кто такой Илийяху, Илия?».
«Он ревностный поборник и пророк иудаизма!
Язычников он Иудеи обличал!» - ему сказала я.
 
«Ну, блин! - сказал другой - «Пошли, накатим!
Я знаю всё теперь про друга боевого Илийяху.
Как первый девственник из Ветхого Завета. (дальше матом),
Уйду в пустыню!». И со злостью на груди рванул рубаху.
 
Ушли бойцы-десантники. Сижу на лавочке одна,
А Чистый бульвар светится лучистыми огнями….
И в памяти всплывает Москвы древней старина,
Стихи мелькают, лица, звуки, обрастая именами.
 
Три Александра жили здесь когда-то:
Светлейший князь, писатель и поэт;
И Грозного Ивана опричники-солдаты
Бояр топили, выполняя кесаря декрет.
 
Ну, что же, братцы, за поганый этот день такой!
Что ж не давало мне покоя, мое сердце раня?
Я всё же вспомнила, что раньше Чистые пруды
В Москве, по летописи звались – пруд Поганый.
 
История Руси далёкой, те лихие, злые времена,
Которые, как миг прошли …. Спасибо, христианам!
Языческие Боги, им молились в этом месте племена
Народа русского …. Всё стало вдруг - поганым.
 
Тихонько я к кроватке внучки подошла,
Она своей ладошкой книжку прижимала.
Страничку, где она читала, сразу я нашла….
Там, как закладка, птичье пёрышко лежало.
 
Открыла книгу и … упала книжица на пол,
Смотрю, там Илья Муромец, гласит предание,
В Царьграде, в том, откуда наш орёл
Двуглавый прилетел и сел …. Так вот, Илья
Побил там, Идолище жуткое, поганое.
 
Второе августа уж подошло к концу,
Ночь … в сладкой дрёме голова кружится:
Грибы-поганки, погань, чайки, ВДВ, Илийяху.
Монах икая, с жирной рыбой жрёт свою мацу,
Рогатые поганки на крестах. Да ну их, к ляху!
 
Эх, Русь! Люблю тебя я, русская земля!
Люблю леса, поля твои, озёра, реки, горы.
Как хорошо у речки слушать трели соловья
И собирать грибы, а не поганки-мухоморы.
 
Постскриптум.
 
«Поганое солнце стояло в зените,
Поганые люди сидели вокруг,
Автобусом правил поганый водитель,
И очень погано смеялся мой друг».