Тризна

Петр Ильич любил выпить, но всегда возмущался, когда его называли пьяницей, или хуже того – алкоголиком.
– Я не пью, – говорил он. – Меня спаивают. Программа такая существует. Всех тех, кто способен подняться до настоящего социального протеста, спаивают. Вводят, так сказать, в программу пасссивного социального протеста. Водка – всегда было оружием. Она же – есть самое необходимое лекарство. Незаменимый антидепрессант. Иначе пришлось бы строить все новые и новые дома для сошедших с ума.

Петр Ильич любил порассуждать о жизни, сама работа в морге располагала к этому. Сегодня компанию ему составил Саша, который работал санитаром. Они уже порядочно выпили, когда Петр Ильич спросил его:
– Кстати, Саша, ты бывал в сумасшедшем доме?
– Нет, – коротко ответил он.
– Очень советую. Есть только два места, где можно постичь истину жизни – это морг и дом, для сошедших с ума людей. В сумасшедшем доме живут счастливые люди. До этого они были несчастны. Горе всегда от ума – это первая и непреложная истина.
– А какая вторая? – спросил Александр.

– Однажды я возроптал на Бога, очень плохо мне было. Бог услышал меня и что-то забитое, изувеченное, с тусклыми безжизненными глазами вышло из меня. Спрашивает меня: «Узнаешь?» – «Нет», – отвечаю, а сам почему-то начинаю дрожать. А Существо и говорит мне: «Так это же я, твое внутреннее естество. Совсем ослеп что ли?! Чего это ты меня на свет вытащил?! Я там прятался в самом темном уголке твоей души, потому что панически боюсь света. Нашел же способ, как меня вызвать, к Богу обратился».


Я его и спрашиваю: «А при чем тут Бог, это наше, так сказать, интимное дело!» Существо и говорит: «Раз интимное, то чего Бога приплетаешь, ропщешь на него. Он же меня из тебя на свет белый вывел, чтобы дать тебе ответ. Получил ответ и будь доволен, а теперь дай мне схорониться в уголке души. И, пожалуйста, не взывай больше к Богу, не вызывай меня на свет. Тяжело, чай мы не чужие друг другу!» И исчез. С тех пор не ропщу на Бога, поскольку цену свою узнал.
– Значит каждый сам виноват в своих несчастьях? – спросил Саша.
– Конечно, – ответил Петр Ильич. – Не соседка же. Давай, Сашок, выпьем за Маресьева.
– Почему за Маресьева? – поинтересовался Саша.
– Он мой идеал, недостижимый. Он существовал реально и не был выдумкой. Потерял две ноги, встал на протезы и продолжал летать и бить врага. Вот так и нужно жить: никогда не сдаваться и упрямо идти к своей цели, – объяснил Петр Ильич.

– Ты знаешь, Александр, что такое парадигма? – спросил Петр Ильич, выпив и закусив.
Саша отрицательно покачал головой.
– Парадигма – это образец, пример для подражания. Вот какой у меня образец? – спросил он.
– Ваш образец, Петр Ильич, Алексей Маресьев, – ответил Саша.
– Верно, Саша, верно, – похвалил его Петр Ильич, – Так вот сейчас проходит тризна по Алексею Маресьеву. Тризна, мой юный друг, – это часть погребального обряда у древних славян после похорон. Песни, пляски, военные игры, жертвоприношения, пиры – в общем веселье. Как говорится: король умер да здравствует новый король. Жизнь продолжается.
– Так значит перестройка – это тризна по Алексею Маресьеву? – спросил Саша.
– Именно, именно, мой юный друг! Приходит эра нового героя. Происходят колоссальные сдвиги в сознании людей, потому что смена парадигм – это революция.
– И кто же новый герой России? – спросил Саша.
– Ему нет имени, его трудно персонифицировать, ибо он есть отвлеченное понятие, которое трудно представить в человеческом образе.
– Петр Ильич, но ведь как-то нужно обозначить это отвлеченное понятие, – сказал Саша.
– Напряги мозги, Сашенька, только знание, полученное непосредственно самим человеком становится впоследствии для него полезными.
– У нас был социализм, а теперь наступает эра капитализма, – стал размышлять Александр. – Значит – это капитализм.
– Мыслите, мой юный друг, в верном направлении, но недостаточно четко. Не капитализм – а его величество Рынок. Вот герой новой эпохи. Все на продажу. Все что только можно будет продать, все, на что только найдется покупатель. Смерть и Рынок не знают жалости, только первая убивает быстро, а Рынок долго, мучительно, основательно и безвозвратно. Как ты думаешь, будет ли в новые времена ценится Добродетель?

– Конечно же, нет, Петр Ильич, – уверенно сказал Саша. – Рынок и Добродетель – это нонсенс.
– Жизнь она не так проста, Саша. Добродетель будет цениться, причем больше чем когда-либо, но она просто перестанет существовать, потому что лучше всего на Рынке оплачивается подлость. Вот она-то и будет самым ходовым товаром. Теперь ты понимаешь, что в наступившей эре не будет героев?
– Почему, Петр Ильич?
– Героев рынка не существует! Наступает новая эра безликих людей. Границы сумасшедшего дома расширяются и становятся невидимыми. Человек даже не будет замечать, где он в данный момент находится – в сумасшедшем доме или в мире здравомыслящих людей.
– Чего же тогда народ так радуется это перестройке? Все орут как оглашенные и радуются.

– Ну а чего ты хотел? Ведь народ всегда молчал, молчал аж со времен Бориса Годунова. Правители творили, что хотели, а он молчал. Вот сейчас все и оттягиваются, кричат, радуются, надеятся, а Васька молчит, да ест.
– Какой еще Васька? – недоумевая спросил Александр.
– Васька – это обыкновенный мелкотравчатый бандит, а много Васек – много бандитов. Пока народ радуется свободе, они прибирают к рукам имущество народа, власть прибирают. Тут ничего нового нет – с древнейших времен известно, что чем бессовестнее человек, тем легче ему живется. А легче ему живется потому, что он быстрее всех приспосабливается к новым условиям существования.
– И что же произойдет, когда перестройка закончится? – спросил Александр.
– Ровным счетом ничего. Все вернется на круги своя. Власть останется в руках подлецов, а народ снова станет безмолствовать. Традиция, понимаешь, а ее нарушать нехорошо, некрасиво.

– Однако! – опечалился Саша. – И никакого выхода?
– Это и есть выход, – ответил Илья Петрович. – Выход в традицию, в привычную и нормальную для российского народа парадигму: власть – подлая, народ – несчастный.
– Васька не страдает, так почему же я должен? – возмутился Саша.
– Сашенька, – ласково обратился к нему Петр Ильчи. – В этом-то свобода и заключается. Ты можешь Васькой стать, а можешь, как Иов страдать. Осознай наконец, кто ты есть на самом деле.

Петр Ильич хоть и любил выпить, но в своей профессии был гением. Работал быстро, четко, красиво. Художник да и только. Он обучил Сашу так же виртуозно владеть скальпелем. Став таким же мастером, как Петр Ильич, Саша купил в подземном переходе диплом врача и устроился работать в элитную клинику пластической хирургии. Так что он себя идентифицировал, то есть осознал, кто он есть такой.