Талантам нужно помогать

Я уж и не помню, каким ветром Мишу Иванова занесло в нашу правофланговую группу -гонористых и слишком правильных девиц в стиле:"ум, честь и совесть нашей эпохи". Михаил был небольшого роста, голубоглазый, нордический и очень пластичный-а-ля Гибсон, только блондин.

Новичок вел себя независимо, ни с кем ни в какие отношения и разговоры не вступал,- казалось, он жил в третьем измерении, отличном от мира зубрежки, коллоквиумов, учебных успехов и неудач. Ареопаг группы, где я занимала почетное место массовика-затейника и свахи по совместительству (так как не страдала коммуникативными комплексами), сразу же вынес суровый вердикт Иванову:"противопоставляет себя коллективу". Ярость общественного мнения усугубилась и выбором друзей сокурсника. Михаила окружали единомышленники из другой группы, не истязавшие себя "борьбой хорошего с отличным".

Студенческая тусовка с театрализацией "Над пропастью во ржи" Селинджера раскрыла приоритеты общения Иванова, что заставило факультетских "звезд первой величины" несколько померкнуть. Вероятно, именно так себя чувствует посредственность при соприкосновении с талантом! Высиживающие "пятерки", как наседки, "отличницы", явно контрастировали с этой творческой стихией: «пришел, увидел, ошеломил». Не «кушать-с подано!» Главная роль отличалась глубокой характерной игрой не мальчика, но мужа!

С той поры толпа тайную вражду затаила, выжидая удобного момента для схватки. Зависть-вещь коварная! Михаил же не только талантливым актером оказался, но и музыкантом, и сценаристом, и декоратором. А певцом - от Бога! Очередная "Студенческая весна" прошла под эгидой сладкозвучного Орфея-Иванова! Бесспорно: новичок был подарком университету. Я, в свою очередь, не скрывала восхищения фонтанирующим креативом однокурсника - не привыкла завидовать, а вот то, что "талантам нужно помогать, бездарности прорвутся сами" - многократно испытала на своей шкуре еще в детстве. Авторитарная Россия всегда не терпела инакости!

Мы подружились, и я, верная идеям альтруизма, подкармливала Мишеля то пирожками, то тортиками, то комплиментами, на которые была большая мастерица. Девиц выворачивало от нашего корпоративного воркования и радостного "ржача". Мы не могли наговориться о наших общих знакомых, новинках кино и театра, жизненных проблемах, творческих планах. Параллельно подспудному росту взаимной симпатии, набирала обороты тайная вражда универовской "элиты".

Пока, наконец, "положительные наши" не обнаружили в "любимце Муз" реальную "ахиллесову пяту". Михаил, в силу известных лишь мне, семейных обстоятельств, часто пропускал лекции, да и более безразличного к результатам сессий человека в природе не существовало! Отмеченный Божьей искрой, он жил творчеством и попутно решал проблемы своих родных. Одаренный студент, оказывается, квартировал у тети, оставленной мужем и воспитывающей 5 детей, поэтому ему приходилось успевать на двух работах- музыканта в ресторане и сторожа на вахте. Если учесть его многочисленные интересы, увлечения, влюбленность в филологиню из "СТЭМа", то "тройки" и прогулы- вполне объяснимы. Нельзя объять необъятное.

Миша олицетворял взрослость, независимость, философию хиппи, что расценивалось мной, ребенком из "консервативно-идеальной" семьи, практически, бунтарским вызовом сытым филистерам, ранжиру и серости. Героический Михаил променял, по моим маргинальным понятиям, столичный образ жизни в кругу знаменитых москвичей на борьбу за существование в далеком провинциальном городе. Его мечтой был ГИТИС, куда брали без конкурса с дипломом университета. Влиятельные родители, соответственно, воспротивились легкомысленному решению сына стать актером. Вот уж воистину: судьба играет с человеком, но и человек играет с судьбой! Иванов сделал выбор и боролся за свою мечту!
Между тем, страсти накалялись...

"Судный день" состоялся перед Новым годом: разъяренная толпа однокурсниц накатала коллективное письмо на имя ректора с требованием не только лишить стипендии аморального прогульщика, но и оставить нерадивого студента на 2 год. Естественно, петиция была скреплена подписями всех правдоискателей, за исключением массовика, что, безусловно, вызвало массу ехидных реплик. Нас разместили в аудитории, а Михаила поставили "перед лицом своих (сидящих) товарищей". Староста и иже с нею начали праведное судилище, их поддержала возмущенная общественность. Короче, все по сценарию. По мере накала обличительных речей и отрицательных оценок, лицо несчастного то бледнело, то краснело, то шло багровыми пятнами, то снова бледнело. Глаза были беспомощно опущены, вероятно, такую роль он играл впервые. Наконец, негодование массы достигло кульминации: "Не посещает, не хочет учиться, позор группы, выгнать!"Декан попросила собравшихся проголосовать за предложение о лишении комсомольца Иванова стипендии. Лес рук: „Единогласно!”

„Неужели нет ни одного против? Он же талант, иногородний. Нуждается...”, - робко лепетала профессор, подавленная яростным единодушием.

У меня потемнело в глазах, закружилась голова, кровь застучала в висках, пересохло в горле, и я почти выдохнула: „Я, я – против”. Никогда не забуду взгляд Михаила. Он поднял свои небесные глаза: смесь удивления, благодарности, растерянности, недоумения, радости! Соломинка! „Я живу с родителями,” - продолжала я, - „у меня все есть. Отказываюсь от своей стипендии в пользу Иванова. Он очень бедствует, вынужден помогать тете в воспитании племянников, подрабатывает. Каждая копейка дорога. Осуждать легко: сытый голодного не разумеет”. После моих слов последовала немая сцена.

Такой борзости от покладистого и бесконфликтного массовика-затейника не ожидал никто. А я думаю, что нам повезло с университетскими преподавателями. Увы, такой интеллигентной, в полном смысле слова - демократической ауры - более никогда в жизни (кроме как за границей) мне ощутить не довелось!

Декан облегченно вздохнула и в документах разбора привела мои аргументы, которые были признаны Ученым Советом вескими и объективными. Михаила не лишили стипендии. Наша дружба не померкла до 5 курса. А мне подруги объявили бойкот, подбросив записку:"Если весь коллектив "за", а ты "против", значит,- ты не права!" (Иными словами, сакраментальное: "не должно сметь свое суждение иметь").Правда, проигнорированные мной, они очень скоро сменили гнев на милость - надо было готовить вечер, а как же без массовика-затейника? Однако, я навечно получила "ярлык" эксцентричной особы.