Понаехали! ... москвичи в провинцию...

Всю прошлую неделю коллектив с непонятной мне злой радостью (как будто имеет место личная обида) обсуждал отставку Лужка. Со стороны можно было подумать, что он им всем ноги в трамвае давил. В один из дней, когда разговор происходил максимально близко от моего угла, я посчитала себя вправе заметить, что Лужков для столицы все же сделал немало… в отличие от мэра большинства уездных и областных городов России. За этот комментарий на меня посмотрели так, что я вспомнила пост Нарнии.

Говорят, столица изменилась круто. Видимо, мне, лимите, только и пристало рассуждать об этом, начиная с осторожных «видимо», «наверное», «кажется», а жестко высказать свою позицию по этому поводу права у меня нет. По большому счету, у моих коллег-сверстников тоже не особо много морального права об этом рассуждать, так как на момент его назначения всем нам всем было 11-13 лет. Уж не знаю, быть может, москвичи сильно страдали от отсутствия ТТК, или от его строительства. Не понять мне, короче, простоте неместной, чего натерпелась Москва от Юрия Михайловича, нечего мне, значит, было и рот раскрывать.

Мы, лимита, вообще, нос свой суем всюду, Вы не заметили? Нам все надо, нас везде звали, как будто остальным не надо и как будто их не звали. Рот мы вот стали раскрывать все чаще, понимаешь, подавай нам кредиты на жилье и вменяемые условия пользования местной медициной. Очередь в садик из-за нас вовремя занять нереально: лезем вот все вперед со своими взятками. На дорогах московских от нас не проехать, а в метро – не продыхнуть. О Лужкове вот тоже высказываться – наглость, товарищи, наглость. Наглая она, лимита. И, опять же, вспоминая пост Нарнии, склоняюсь к выводу, что москвичам вести себя спесиво и вызывающе среди провинциальных жителей, и давать оценки качеству и течению их жизни – пристало и очень правильно.

Мне вспоминается семейная пара из столицы, которую привезла на выходные моя подруга, что называется, глотнуть колориту и отдохнуть. Мария с мужем впали в благожелательность с первых шагов по провинциальной земле, на лбу у обоих было написано «хорошо-то как!», их провели по улицам, где многим купеческим домикам по 200 лет, по рынку с натурпродуктом, показали местный парк отдыха с наивными немного устаревшими аттракционами, а вечером повели « в люди». Выпив и немного размякнув, супруги повосторгались дешевизной блюд и алкоголя, а, еще выпив, стали громко жалеть (!) нас, которые, собственно их пригласили и принимали. Мол, бедные мы, такие люди хорошие, а так погано живем. А почему, интересно, погано, раз им сегодня все так понравилось? Когда, закономерным для муходранска образом, бар в полночь закрылся, и пришлось топать домой, москвичи громко возмущались, что так рано приходится расходиться. Первые несколько дней после их визита было как-то стыдно, что, наверное, мы их плохо приняли.

Также не могу без слез прифигения вспомнить москвича Гошу, сокурсника нашего замосквачившигося друга-студента, который привез его на день рождения к другому другу. Гоша мгновенно выбрал из компании самую красивую девушку и стал настойчиво добиваться ее внимания, ничтоже сумняшеся по поводу наличия у нее крепкого и верного бойфренда. За что и получил по мордасам. Очаровывая провинциалку, Гоша намекал, что он – самый настоящий мужчина среди присутствующих, используя при этом истории из своей богатой событиями жизни, насмешки над внешним видом гостеприимно принявших его людей, и новейшие анекдоты про блондинок. Надо сказать, и избранница, и ее жених вели себя более, чем достойно: девушка мило общалась с ним все выходные, мягко отклоняя попытки тактильного контакта, а парень не стал портить имениннику вечер и дотерпел до момента проводов Гоши в Нерезиновую, надавав ему чего положено непосредственно перед поездом.

Первое место по примерам поведения москвичей в провинции заслуженно достается девушке Алине, отдыхающей в муходранске исправно каждое лето. Девушка из восточной семьи, выросшая в столице, она приезжала к каким-то своим родственникам, от которых сильно отличалась, и с наслаждением смаковала каждое отличие. Ее родственницы женского полу в городке всегда появлялись в сопровождении кузенов-джигитов, Алина же любила хаживать одна. Ее родственницы носили юбки не выше колена и собранные волосы, Алина же была столичной девушкой, она одевалась по моде и, надо сказать, часто вызывающе. Ее сестры даже купались на пляже в одежде, у Алины же был очень маленький купальник. Это вам внешний портрет. Поведение этой столичной гостьи было соответствующим ее внешнему виду. При всем своем лоске и заграничном look-е, досуга она искала в местах и компаниях, которые мы, приличные провинциальные девочки, не посещаем. Она появлялась, расфуфыренная, на дискотеке в клубе локомотиво-ремонтного завода, или в так называемой «клетке» в горсаду, и каждое лето ее били. Били, естественно, девчонки. Не спасала ее ни стайка кузин в длинных юбках, которые были способны разве только вовремя увести за руки плюющуюся ядом будущую страстную восточную женщину, ни поддержка кузенов-джигитов, которые до драки с девушками не опускались. Одно лето она ходила к нам в воинскую часть на танцы, и, надо сказать, там ее ни разу не побили, правда, она несколько раз на моих глазах пыталась докопаться до кого-то сама. Толкнули ее, сумочку на соседний стул переложили, посмотрели не так…

Вот почему, увидев однажды, что Алина направляется к нам, наша компания застыла. Мы стояли в очереди в туалет, а так как очередь предполагает какой-то порядок, вполне вероятно было, что у этой борзой девочки имеется свой взгляд на этот порядок. Алина подошла, и, не глядя на всех остальных, заговорила с Катей, нашей подругой, попавшей из местной балетной школы в «Тодес», а в тот день гостившей у нас в городке.

- Привет! Мне сказали, ты из Москвы! А как тебя зовут? А где ты там живешь? А давай ТАМ созвонимся и сходим куда-нибудь!

Короче, Катя ее отшила. Алина пригрозила ей чем-то страшным по возвращении из туалета в зал, но больше к нам почему-то не подходила. И слава Богу, я бы не знала, что делать, если б поняла, что мне придется ее бить. То есть, русский язык восточная красавица все же понимала. Но ей больше нравилось, когда ее сразу начинали лупить, другого вывода у меня не напрашивается.

Кому-то может показаться в связи с последней историей, что описанная молодежь недавно слезла с дерева. Я бы даже сказала, что с двух: одно из этих деревьев росло в столице, а другое – в маленьком городке, вот и вся разница.