Мой любимый мужчина детства

Мое детство закончилось, когда ушли из жизни сначала бабушка, а потом дед. Это  два человека, которые были рядом всегда, с моего рождения. Говорить о них отдельно о каждом невозможно. Они всегда были вместе.
         Но я все-таки про деда, Алексея Гавриловича. Дедушкой я его никогда не называла, потому что он был ДЕД- основа, опора, гранит, вожак своего маленького женского стада. Бабушка не работала, она очень стеснялась своей болезни (бронхиальная астма), поэтому занималась домашним хозяйством, мама, его младшая дочь и я. Меня он ласково звал Елька.
         Елька родилась, когда ему было 55. Он был красив. Орел. Военная выправка с годами не исчезла.На работу он ходил в форме. Хромовые сапоги (обязательно с набойками и со скрипом), начищенные до блеска, голифе, отглаженная зеленая рубашка и галстук. Он был очень требователен к своему внешнему виду. Сапоги ему шил сапожник - еврей. Знали они друг друга, видимо, давно и совместное общение досталяло им удовольствие.
          Они могли часами обсуждать политику партии и правительтства, в чем-то не сойтись и разругаться в пух и прах. А потом опять помириться, но вставлять в разговоре каждый свою шпильку. Еще сапожник шил ему бурки. Помните, те бурки из белого войлока с коричневой окантовкой. Зимой дед признавал только их. Хотел нам всем заказать, но это уже было не актуально, дочери ласково отказались, а мне и в валенках было хорошо.
          Каждое время года для меня было чудесным. Зима. Снежная, с заносами, а потом мороз 30 градусов и сугробы. Дед выходил с лопатой, расчищал дорогу и в сугробах делал избушки, детскому восторгу не было предела. Каток. Он первый поставил меня на коньки - полозья, примотанные к валенкам, потом были пузатики,это уже было более серьезно. Порой от усталости ступни в них складывались то внутрь, то наружу, а еще и замерзали. Эти коричневые коньки приматывались длинным шнурками к ногам намертво, а еще и обледеневшие шнурки не развязывались. Дед тащил меня с катка на себе.
         Потом началось повальное увлечение фигурным катанием. Папа каким-то неимоверным способом достал мне фигурные коньки. На катке это была большая редкость. И дед учил меня, как надо кататься, чтобы было, как в телевизоре. Он очень любил Горшкова,  потому что у него своя фамилия была такая же. Всем говорил - это мой родственник. Меня отдали в секцию фигурного катания (в тот период эти секции росли как грибы). Через месяц дед устроил мне экзамен.
К его глубокому разочарованию, за это время из меня не сделали ни Роднину, ни Пахомову. И еще, его не пустили на тренировку. Он обиделся на тренера и потерял к такому фигурному катанию всякий интерес. Надо сказать, что к этому времени я уже занималась художественной гимнастикой и делала успехи. Дед приходил на эти тренировки с ревизией. Алита Владимировна - мой тренер, уважая его возраст, всегда ставила стул у входа в зал и он на нем восседал.
         Она была хорошим психологом, потому что присутствие в зале постороннего человека нас обязывало. Мы тянулись, гнулись, делали упражнения с удвоенной силой. Не рассла***лись. Ну а меня-то так прям и перло. Я знала, что дед придет домой и все будет рассказывать бабушке. В грязь лицом я ударить не могла. Он присутствовал на всех моих соревнованиях. Честное слово, я просто не могла позволить себе плохо выступать. Он должен был мной гордиться.
         А еще длинными зимними вечерами мы с ним делали бирочки. Это его ноу-хау. Для садоводов рассказываю: берется толстый полиэтилен, на нем выжигается надпись - "Для дедушки", "Для бабушки", "Для мамы", "Для папы" и т.д., к полиэтилену пришиваются резиночки - бирочка готова. Когда в саду начинают созревать яблоки, то на них привязываются эти бирочки и яблоки, достигая своей спелости, получаются подписанными.
         Потом началось повальное увлечение Спортлото. Дед каждый вечер сидел на кухне с тетрадками и разрабатывал свою систему выигрыша. Не выигрывал он ничего, но количество тетрадей постоянно увеличивалось. Мы все над ним подсмеивались, но он упорствовал. Отвлечь его от этого занятия могла только Весна - начало дачного сезона. Тюки, баулы, старье, тряпье - все в сад.
         Клич - "Девки, все за лопаты" и мы копали, копали и сажали. Красили лавки, деревья, емкости. И все подписывали. Скамейка - треугольничек "Для бабушки", треугольничек "Для Аленушки" (для меня), треугольничек "Для дедушки", качели "Для Аленушки", емкость "Для Аленушки", и еще много чего для меня.
А летом, когда все поспевало, дед приглашал  в сад на свой день рожденья всю родню. К встрече все готовилось заранее: мы чистили емкости для купания, заливали чистую воду, выметали все дорожки, собирали опавшие яблоки, дед вешал на яблоню огромный прожектор, готовил ружье для салюта (ружье было закопано в тайник, эту тайну он доверил только мне)-салют в то время- это три разноцветных ракетницы, зато сколько восторга.
         Гости съезжались на трамваях постепенно, проходили по дорожке (ни дать, ни взять "красная") и все к столу, а там окрошка саморощенная, целое ведро. Потом все разбредались - кто в малинник, кто на вишни, кто в гамак, а дети в емкость, над емкостью яблоня "Мальт Багаевский" с подписанными яблоками.
         А потом Осень с закрытием дачного сезона. Мы опять все копаем, копаем и давим сок. Я эту соковыжималку запомнила на всю жизнь. Емкость, в ней емкость с дырками, выбитыми дедом, туда загружается холщовый мешок с порезанными яблоками и винтовой пресс, который закручивался ломом. И мы, крутящие попеременно этот лом, как ослы. Тогда это была каторга, сейчас пишу и смеюсь.
         Дед всю жизнь жил заботой о семье. Он вставал ни свет ни заря, чтобы ворваться в рынок и быть первым в мясном ряду, он стоял в бешеных очередях за колбасой, он заготавливал картошку,чтобы хватило на всю зиму, он выписывал мне кучу детских журналов, он играл на саратовской гармошке, причем знал только один перебор, но знал его досконально.
         Однажды, когда была жива моя прабабушка, собрались родственники и мы (дети) устроили концерт, дед со своей тещей исполняли номер - он на грамошке, она ножом по перевернутому ведру. Вы даже не представите, а я до сих пор помню эту музыку.
         Он создал мне счастливое детство. А школа. Если бы была жива моя школа, там наверное до сих пор в подвалах хранились бы стенные доски,сделанные моим дедом. Каждый год он таскал их  для нашего класса. Каждый год он был приглашенным на классные собрания к 23 февраля, к 9 Мая. Он приходил, как всегда, в хромовых сапогах со скрипом и в голифэ, и  в орденах.
Однажды, я совершила подлость по отношению к нему. Я до сих пор себе противна. В 9 классе нам задали сочинение на тему "Герой рядом со мной", герой труда, войны не важно - герой. Я не знала,что написать и передернула статью из газеты о каком-то герое соцтруда, совершенно мне неизвестном, да лишь бы отписаться. Нина Ивановна поставила мне жирную двойку с тремя восклицательными знаками и стыдила перед всем классом, как ты могла такое написать, когда герой с тобой рядом. Мой ДЕД. Служить он начал в кавалерии еще до войны, потом пересел на "железного" коня, всю войну с самого ее начала прошел, горел в танке, был контужен, лежал в госпитале, сбежал, проехал пол Европы, освобождал Вену.
Контузия с возрастом давала себя знать, у него были жуткие головные боли, не раз падал по дороге с работы, потом инсульт,потом его не стало. Сейчас ему было бы 103 года. Он всю жизнь мечтал дожить до коммунизма. Он мне завидовал - "Ты доживешь до 2000 года, до коммунизма". В 2000 году им всем обещали светлое настоящее.
         Дед! Мир праху твоему. Слава богу, ты упокоился в 1982.
Каждый год мы собираемся вместе на его День рожденья и вспоминаем, вспоминаем, вспоминаем, то плачем, то смеемся.
         Внуки. Обратите внимание на своих бабушек, дедушек. Поговорите, позвоните, поболтайте, так, ни о чем. Потому что, когда их не станет, вы осиротеете.