Дух времени: в квартире как в зеркале

Новый век ворвался в наши квартиры, разом обесценив собираемый десятилетиями хрусталь и ковры, которые в советскую эпоху служили важными показателями финансового благополучия - всего того, что в народе называется «не хуже, чем у людей». Теперь обещание подарить на свадьбу ковер вызвало бы у молодых бурю негодования. А когда бьется хрустальная посуда, слова «на счастье» звучат куда более искренне и радостно, чем это было каких-то 20 лет назад. Глядя на стену, больше никто не задается вопросом «что бы еще сюда повесить». И все чаще во время капитальной уборки мы возмущаемся тому, что все захламлено никому не нужными вещами, время от времени предпринимая самые решительные меры в отношении этих самых вещей.  Современные индикаторы состоятельности жилища - это полная укомплектованность бытовой техникой. Сама же квартира больше не напоминает декорацию, украшая которую можно ежедневно тренировать свою фантазию. В моде - минимализм, на поверхности которого - простота и элегантность, а в основании - функциональность. Это значит, что современный дизайн квартиры напрочь лишен того, что называется «красота ради красоты». В квартире много простора и мало вещей. При этом каждая вещь имеет конкретное функциональное предназначение. Мы уже привыкли мыслить новыми категориями, не допуская, что кто-то может жить иначе, - ценностями ушедшей эпохи.
 
Когда я очутилась в прихожей Зинаиды Михайловны, мне показалось, что я переместилась во времени минимум лет на 70. Стены были расписаны масляными красками. Над порогом висела картина с изображением вождя пролетариата, душевно беседующего со стариком - выходцем из народа - на фоне зимнего деревенского пейзажа. Зеркало, висевшее напротив входной двери, было украшено «елочкой», сплетенной из старых открыток.
 
Лишь войдя в зал, на меня жарко дохнуло тем, что сегодня принято называть «стариной». Просторный зал показался мне маленькой комнаткой из-за обилия вещей, которыми была заставлена комната. Стены были завешены домоткаными коврами, на которых красками были оживлены лесные пейзажи. На небольшом расстоянии друг от друга стояли два огромных ламповых телевизора, закрытых домоткаными салфетками с вышивкой. Телевизор украшала склеенная из спичек церковь. В противоположном углу возвышался огромный радиоприемник, который по своему размеру не дал бы фору современному домашнему кинотеатру, прикрытый связанной крючком салфеткой.
 
Старая секция стала вместилищем «бессметных сокровищ» ушедшей эпохи: многочисленных глиняных сервизов, наборов хрусталя, расписных тарелок. Среди плотно расставленных предметов посуды хозяйка «царства старины» расставила множество фарфоровых статуэток: раскрашенный петух, танцующая балерина, пляшущие на палубе судна моряки, карета с парой молодоженов, русская красавица, диковинные птицы. Секция и телевизор уставлены вазами с искусственными цветами. На диване в окружении подушек с вышитыми наволочками сидели огромные плюшевые медведи и собаки весьма «почетного» для мягких игрушек возраста - порядка 30 лет. Новый мягкий уголок, который мог бы внести атмосферу современности в это жилище, безнадежно скрыт под желтыми бархатными накидками с бахромой. По всей комнате расставлены желтые светильники, среди которых модный в те времена - светильник-кувшинка. А еще там висел огромный портрет красавицы с толстой косой, которая словно корона обрамляло строгое лицо неприступной чернявой красавицы, серьезно смотрящей прямо на меня - хранительницы Царства Старины в далекой молодости.
 
Несмотря на широкий спектр цветов, представленных в интерьере, квартира показалась мне желтой, как дух того безвозвратно ушедшего время. И почему-то я предчувствовала, какова будет реакция Зинаида Михайловна на мою просьбу подробнее рассказать о судьбе Вещей ее Царства и сфотографировать некоторые из них. Женщина с горечью ответила мне: «Сегодня это никому не интересно. Это мой тихий уголок. И мне никого не хотелось в него пускать». И ее реакция вполне объяснима: стряхивая своими расспросами пыль и «желтизну» с Вещей, я неизменно потревожила бы спокойствие Духа того времени, которому здесь, несомненно, поклоняются как единственному воспоминанию о безвозвратно ушедшей эпохи.