Когда под одеялом нет любви

Мы не сидим вместе в людных кафе, где я не кормлю тебя пирожным с вилочки. У нас нет общего абонемента в театр, а по выходным мы не ходим вместе в бассейн. Мы вообще не вместе. Наш первый и единственный совместный выход “в свет” состоялся в день моего с тобой знакомства. Как же я была одинока! По капле исчерпав свои силы, я безнадежно скребла самое дно своей души, но там осталась лишь горечь.

Докатилась... до полупрозрачной шифоновой блузки, до самого модного и самого скандального в городе бара, до виски безо льда и без содовой. А потом наши глаза встретились... Какого они были цвета, твои глаза? Зеленые? Или черные? Какая к черту разница, если воздух, заполнивший пространство между нами, начал потрескивать от электрических зарядов, пока ты приближался ко мне с противоположного конца зала.
Я сидела за барной стойкой, напряженная, как натянутая на виолончели струна. А ты подошел, наклонился и прошептал мне в самое ухо: “Непристало одинокой девушке пить неразбавленный виски.” И крикнул бармену: "Лед и содовой!" Cтруна оборвалась...

В тот вечер ты разбавил... мой виски и моё одиночество. Прильнув ко мне в такси, ты не выпускал меня из объятий всю ночь. Стена в прихожей. Холодный пол столовой. И наконец, постель. Еще пару часов назад я сходила с ума от одиночества, теперь, рядом с тобой, я сходила с ума от страсти.

А потом наступило утро. По-мартовски холодное. Ты разомкнул объятия, и отрезвляющий поток кислорода хлынул в мой мозг. В весенних лучах мы снова стали собой – двумя незнакомцами под одним одеялом. Я не могла дождаться твоего ухода.

Выйдя из душа, я подошла к холодильнику, чтобы достать молоко, и увидела ЭТО. Среди магнитов и полезных советов, в самом центре, между рецептом мохито и телефоном водопроводчика была прицеплена записка: “Было здорово. Звони, если что”. Имя. Номер.
Что ж, символично – мужчина, как средство забыться... или как способ устранить поломку (души). Пусть и на одну ночь. Чувствовала я себя препаршиво, но телефон так и не выбросила.

А через месяц, когда хотелось выть, позвонила. Вновь жар. Опять ночная горячка. И утренние лучи, рассеивающие последние пары алкоголя и надежды... что в этот раз все будет иначе. А потом еще вереница встреч. И вереница иллюзий.
Страсть пьянила, окутывала нас как только ночь простирала над городом свое одеяло. Но стоило одеялу чуть-чуть сползти, оголяя при этом то локоть, то лодыжку, и каждый тянул его на себя. Под нашим одеялом не было любви. Что объединяло нас кроме страсти? Мы понятия не имели о том, что любит, и презирает другой: какие книги читает, какие фильмы смотрит, как проводит досуг, и кем видит себя через десять лет жизни.

Мы были друг для друга лишь средством, лекарством, содовой, разбавляющей виски нашего одиночества. И оба знали, что это временно. Так врач прописывает пилюли от ангины. Но ведь ангина не может быть вечной...

А потом, выскальзывая по утрам из-под одеяла, под которым нет любви, мы одевались, чтобы пойти по разным сторонам улицы, по тем дорогам, что никогда не пересекутся. Чтобы в какой-то момент просто свернуть за угол, навсегда потеряв другого из вида. С легким сердцем и без сожаления. Потому что, лучше идти одному по улице, чем спать под одеялом, под которым нет любви.