Осень, сигарета, он, она...

Осень. Она пришла моросящим дождем и грустью. От одной мысли об осени у нее опускались руки и холодел кончик носа. Да она была страшная мерзлячка, но он умел согревать ее, и не только дыша на ее вечно холодные ладошки, но и изнутри.
 
Как то так вышло и получилось, что вот ета глыба спокойствия, посапывающая рядом, и ныла им. Ее вдруг захлестнуло страшное желание запрыгнуть ему на спину и прижавшись всем телом просто слиться с ним, стать частью его жизни, поверить в то что он пустит ее в свои мысли.
 
Сработал таймер на кухне и звонкий «бип-бип» позвал ее за чашкой ароматного кофе. Свесив ножки с кровати, она как в детсве стала рассматривать свои большие пальцы. Шлеп – шлеп на кухню. Его рубашка так смешно болталась на ней, и в то же время придавала уверенности и тепла. Ее любимая чашка с фиалками уже ждала и чуть ли не сама не запрыгнула в пальцы. Кофе...
 
Он женат. Но у них нету детей и врядли будут, она поймала себя на мысли, на этой предательски подлой мысли,что она не очень грустит по поводу проблем его жены. Но ведь это он, он ее и ничей больше. И пусть за осенью прийдет зима, и пусть вьюга будет приводить ее в панику, ведь стоит только подумать о нем как все будет хорошо.
 
Он женат. И он будет женат, ведь он очень щепитилен и до безумия честен, даже жена узнала о ней чуть ли не на следующую неделю. Ну как можно, разве так можно?! Эта мысль заставила ее встать на табурет и потянуться за спрятанной сигареткой на кухонном шкафчике. Она уже выкурила тртью сигарету, его рубашка не грела, попа замерзла на холодном подоконнике, остывший кофе не обжигал губы, за окном все так же нудно моросил дождь...
 
Он проснулся от звука сирены скорой помощи, пройдя на кухню он увидел свою рубашку и ее чашку у распахнутого окна...
 

 

           Скрипнула дверь в прихожей, она зашла деловым быстрым шагом в своих оранжевых ботах, вызывающих у всех встречных на улице девочек в возрасте до 12 лет приступы жгучей зависти, на босу ногу и в безразмерном папином плаще запахнутом наскоро. "Бабушке с третьего этажа очень плохо..."
 
             Он осел прямо на пол, возле холодильника. Дикий истерический хохот разорвал тишину этой немой сцены. Он смеялся и не мог остановиться, из глаз его текли слезы, в руках он с силой сжимал свою рубашку все еще хранившую ее умопомрачительный аромат.